Реферат: Общее языкознание - учебник
Отсутствие
единой выработанной терминологии наблюдается не только в разных национальных
научных традициях, но и в пределах лингвистической науки одной страны. Частично
оно объясняется природой самого объекта — его многовариантностью и
исторической изменчивостью. Французский термин langue
commune «общий язык», немецкие Einheitssprache,
Gemeinsprache применимы по преимуществу к языковым отношениям
довольно позднего исторического периода, связанного с процессом формирования
и развития наций: в России такой единый, общий язык оформляется лишь в XVIII
— первой половине XIX в. [10, 114], в Англии и Франции, где процесс
выработки национального единства завершается несколько раньше, этот термин
применяется начиная с XVI — XVII вв.; в Италии же и Германии выработка единого
литературного языка затянулась вплоть до второй половины XIX
в., причем универсальность этого стандарта была долгое время ограничена (см.
стр. 505, 537). Очевидно, что к более ранним периодам истории названных языков
эти термины неприменимы.
В свою
очередь, термины «стандартный язык», «языковой стандарт» предполагают
существование единой нормы на всех ярусах языковой системы, т. е. приемлемы к
определенному типу литературных языков. Д. Брозович справедливо отмечает, что
историю стандартного языка следует начинать с того момента, когда он
распространяется по всей территории и когда стабилизуются его субстанция и
структура [5, 23].<503>
Наконец и
термины «Schriftsprache», «spisovny język», как это
явствует из их внутренней формы, соответствуют природе объекта лишь в тех
случаях, когда обработанная форма языка выступает только в письменности, что
характерно, например, для письменного литературного сингалезского языка на
Цейлоне [51]; однако вряд ли этот термин удобен при анализе устной реализации
литературного языка там, где она имеется, особенно в применении к
орфоэпической норме литературного языка. Употребительность этих терминов в
чешской и немецкой традиции отчасти обусловлена ролью, которую письменная
фиксация сыграла в образовании нормы этих литературных языков.
Что касается
термина «литературный язык», то некоторым его недостатком является известная двусмысленность
— возможность употреблять его в двух значениях: как обозначение языка художественной
литературы и как обозначение обработанной формы языка. Между тем эти два
понятия отнюдь не совпадают. Литературный язык, с одной стороны, шире, чем
понятие «язык художественной литературы», так как литературный язык включает
не только язык художественной литературы, но также язык публицистики, науки и
государственного управления, деловой язык и язык устного выступления,
разговорную речь и т. д.; с другой стороны, язык художественной литературы —
более широкое понятие, чем литературный язык, так как в художественное
произведение могут быть включены элементы диалекта, городских полудиалектов,
жаргонизмы. Несмотря на отмеченную двусмысленность, термин «литературный язык»
все же является наиболее нейтральным и объемным, если учитывается его
несовпадение с с термином «язык художественной литературы». Именно вследствие
своей нейтральности он вполне соответствует тому инварианту понятия
«обработанная форма существования языка», который может быть выявлен в качестве
общей типологической характеристики литературного языка путем снятия
вариантного многообразия, обусловленного конкретными историческими и местными
условиями.
Необходимо
отметить, что языковеды, употребляющие термин «литературный язык», не едины в
определении его содержания. Расхождения проходят в нескольких направлениях,
причем выдвигаются разные критерии ограничения понятия «литературный язык».
Так, например, Б. В. Томашевский и А. В. Исаченко полагали, что литературный
язык, в современном его понимании, оформляется только в эпоху существования
сложившихся наций. Б. В. Томашевский писал в этой связи: «Литературный язык в
современном его смысле предполагает наличие национального языка, т. е.
исторической его предпосылкой является наличие нации, во всяком случае термин
этот имеет особый и достаточно определенный смысл в пределах национального
языка» [33, 177—179]. Более подробно ту же мысль развивал А. В. Исаченко [20,
149—<504> 158; 21, 24—28]. Полагая, что обязательными признаками всякого
литературного языка являются: 1) поливалентность, под которой понимается
обслуживание всех сфер национальной жизни, 2) нормированность, 3)
общеобязательность для всех членов коллектива и в связи с этим недопустимость
диалектных вариантов, 4) стилистическая дифференцированность, Исаченко считает,
что, поскольку эти признаки присущи лишь национальным языкам, литературный язык
не может существовать в донациональный период. Поэтому все «типы графически
запечатленной речи» донационального периода называются им письменными языками.
Под эту рубрику фактически попадает язык крупнейших писателей и поэтов эпохи
Возрождения в Италии (Данте, Петрарка, Боккачио), эпохи Реформации в Германии
(М. Лютер, Т. Мурнер, Ульрих фон Хуттен, Ганс Сакс), язык классической
литературы в Риме и Греции, Китае и Японии, в Персии и арабских странах (см.
ниже). Вместе с тем остается неясным, к какой форме существования языка
следует, согласно изложенной концепции, отнести язык величайших творений
устного эпоса — язык Гомера, Эдды, Беовульфа, песни о Роланде, язык
среднеазиатской эпической поэзии и сванских песен и т. д.
Дифференциальные
признаки, перечисленные А. В. Исаченко, действительно наиболее четко проявляются
в литературных языках национального периода, однако отнюдь не в любом национальном
литературном языке представлена вся совокупность этих признаков, поскольку
отдельные различительные черты лишь постепенно вырабатываются в истории
конкретных языков и к тому же не в одни и те же периоды. Кроме того, и это
особенно существенно для понимания развития литературных языков, становление
их отдельных дифференциальных признаков протекает крайне неравномерно. Так,
например, немецкий язык становится поливалентным уже в конце XVII
— начале XVIII в., областная же вариативность и отсутствие
общеобязательной нормы, особенно в произношении, продолжает устойчиво
сохраняться: в частности, локальные особенности в произношении отражаются даже
в рифмах Гёте и Шиллера, что отнюдь не воспринималось современниками как
нарушение нормы [14, 175]. Более того, поливалентность и общеобязательность
далеко не повсеместно характеризуют современные национальные языки: в арабских
странах сфера употребления литературного языка, представляющего собой
современный этап в развитии классического арабского, ограничена тем, что в
повседневном общении не только дома, но и на работе, как правило, литературный
язык не используется, его заменяют местные обиходно-разговорные койнэ. Вместе с
тем региональные формы врываются в сферы общения, закрепленные за литературным
языком — они проникают в радио, телевидение, театр и кино [4; 36]. В
Чехословакии в устном общении не только в быту, но и в сфере общественной
практики широко использует<505>ся так называемый обиходно-разговорный
язык, несмотря на то, что чешский литературный язык реализуется не только в
письменной, но и в устной форме1. Можно в этой связи сослаться и на
языковую ситуацию в Италии, где весьма сложно соотношение литературной нормы и
областных вариантов: в устной разновидности литературного языка стойко сохраняется
связь с местными диалектами, письменный же стандарт воспринимается нередко как
нечто искусственное [6, 80]. Еще в конце XIX в. И. Асколи
[41] отмечал, что итальянцы лишены единства литературной нормы. Показательно,
что и в последние десятилетия региональные формы широко распространены в
художественной литературе не только в качестве средства речевой характеристики
действующих лиц (ср. использование неаполитанского диалекта в пьесах
известного драматурга Эдуардo де Филиппo), но и в языке разных поэтических
жанров2.
Ограничение
поливалентности национального литературного языка происходит и в результате его
исключения из таких сфер общения, как государственное управление, наука,
деловая переписка: ср. статус чешского литературного языка в Австро-Венгрии
или украинского и грузинского языка в дореволюционной России.
Таким
образом, система дифференциальных признаков разных литературных языков даже в
эпоху существования нации не является абсолютно тождественной, ни тем более
стабильной. Многообразие литературных языков обусловлено конкретными историческими
условиями, в которых развивался каждый язык: темпами становления
экономического, политического и культурного единства народа и связанным с этим
соотношением разных форм существования языка — распределением и закреплением
этих форм за отдельными сферами человеческой деятельности (см. стр. 510—516).
Неизменным и
постоянным качеством литературного языка, всегда выделяющим его среди других
форм существования языка и наиболее полно выражающим его специфику, является
обработанность языка и связанные с ней отбор и относительная регламентация. Но
эти признаки присущи литературному языку не только в национальный период его
существования (см. ниже, стр. 520 и след). Нет поэтому основания столь резко
противопоста<506>влять обработанную форму языка в разные периоды его
развития, хотя бесспорно в процессе развития литературный язык претерпевает
качественные изменения, обусловленные прежде всего расширением его функций и
изменением его социальной базы (см. стр. 531—533).
К точке
зрения Б. В. Томашевского и А. В. Исаченко до известной степени примыкают и те
лингвисты, которые отождествляют литературный язык и языковый стандарт, что
ведет к сужению понятия «литературный язык» и закрепляет этот термин лишь за
одним из исторических типов литературного языка3.
Существует
также тенденция известного отождествления литературного языка и письменного
языка. Так, например, А. И. Ефимов в своих работах по истории русского
литературного языка относил к образцам литературного языка любую письменную фиксацию,
включая частные письма XII в., не представлявшие собой обработанной формы языка
(ср. критику этой точки зрения в [8]).
Понятие
«обработанная форма языка» отнюдь не тождественно, как уже отмечалось выше,
понятию «язык художественной литературы». Различительный признак «обработанная
форма языка» предполагает наличие определенного отбора и известной регламентации,
осуществляемых, однако, на основе разных критериев; к их числу относятся
жанрово-стилистические критерии, социально-стилистический отбор, а также отказ
от узко-диалектных явлений и общая тенденция к наддиалектному языковому типу.
Подобная характеристика применима к языку художественной литературы (как к
индивидуальному творчеству мастеров слова, так и к древней эпической поэзии), к
деловой и религиозной прозе, к публицистике и языку науки, к разнотипным устным
выступлениям. Вряд ли можно согласиться с В. В. Виноградовым, возражавшим
против рассмотрения языка устной поэзии как устной разновидности литературного
языка [8, 39]. Язык, получивший фиксацию в древней эпической поэзии разных
народов, был высоким образцом обработанного языка [23, 39] со строгим лексическим
отбором и своеобразной регламентацией (ср. поэмы Гомера, песни Эдды,
среднеазиатский эпос и т. д.). Устной поэзией было и творчество минестрелей,
шпильманов и минезингеров, являвшихся носителями литературных языков и
оказавших значительное влияние на их развитие.
Устная
реализация литературных языков может проявляться в двух формах: в устном
творчестве, особенно в донациональный период, и в устных выступлениях разного
стиля, начиная от образцов ораторской речи, научных выступлений до
разговорно-<507>литературной речи; наиболее многообразным этот второй тип
становится в период развития национальных языков. За первым типом в данной
работе закрепляется термин «устная разновидность литературного языка», за
вторым — термин «устная форма литературного языка»; устная форма литературного
языка выступает как в книжных стилях (научное выступление, публицистическое
выступление и т. д.), так и в литературно-разговорном стиле.
МЕСТО ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА СРЕДИ ДРУГИХ ФОРМ
СУЩЕСТВОВАНИЯ ЯЗЫКА
Литературный язык и диалект
Специфика
литературного языка, как уже отмечалось выше, наиболее ясно проявляется в
противопоставлении другим формам существования языка. Если представить себе эти
формы как многочленный ряд сосуществующих компонентов, то крайние позиции,
несмотря на многообразие конкретных ситуаций, занимают литературный язык и
территориальный диалект. Противопоставленность этих двух форм обусловлена всей
системой их различительных признаков, из которых одни являются ведущими и
безусловными, другие могут в определенных условиях, как это будет отмечено
ниже, нейтрализоваться.
I. Диалект —
территориально ограниченная форма существования языка.
В феодальную
эпоху его границы соотнесены с границами феодальных территорий. Но и в других
исторических условиях территориальная ограниченность и связанность диалекта
сохраняет силу, причем она выявляется наиболее полно в оппозиции литературному
языку. Бесспорно, современные арабские диалекты являются прежде всего
разговорным языком населения каждой арабской страны, но на них в последние
десятилетия начинает создаваться значительная литература. Таким образом, они
представляют собой иные и значительно более сложные языковые образования, чем
диалекты средневековой Европы, однако территориальная ограниченность и
связанность современных арабских диалектов выступает, наряду с другими их
особенностями, в противопоставленности арабскому литературному языку, единому и
общему во всех арабских странах. Эта специфика диалекта сохраняется повсеместно
также в эпоху формирования и развития национальных языков, хотя система
строевых признаков диалекта может размываться под влиянием литературного
языка, особенно там, где литературный язык обладает достаточным единством и регламентацией.
Литературный
язык в противоположность диалекту не характеризуется столь интенсивной территориальной
ограниченностью<508> и связанностью. Любой литературный язык имеет более или менее определенный наддиалектный характер. Это относится даже
к эпохе столь интенсивного дробления, как эпоха феодализма. Так, во Франции XI—XII
вв. в западных англо-нормано-анжуйских владениях формируется
письменно-литературный язык в таких литературных образцах, как Песнь о Роланде,
Паломничество Карла Великого, произведения Марии Французской. Хотя некоторая
областная окраска отражается в фонетике и морфологии этих памятников, ни один
из них нельзя признать принадлежащим какому-либо отдельному диалекту западной
группы: нормандскому, франсийскому или какому-либо диалекту северо-западной или
юго-западной подгруппы [23, 39]. Поэтому оказывается возможным лишь в самой
общей форме приурочить локальные особенности в языке этих памятников к разным
диалектным группам того времени [23, 34].
Аналогичное
явление наблюдается в большей или меньшей степени и в других литературных
языках донационального периода, точнее — до периода выработки единой
литературной нормы или общенационального языкового стандарта. Так, в Германии,
где феодальная раздробленность была особенно значительной и устойчивой и
литературный язык выступал в нескольких областных вариантах, обладавших
различиями не только в фонетико-графической системе, но и в лексическом
составе, а отчасти и в морфологии, уже в памятниках литературного языка XII—XIII
вв., как поэтических, так и прозаических, нет непосредственного отражения
диалектной системы той области, к которой относится тот или иной памятник:
прослеживается сознательный отбор, исключение узко-диалектных особенностей. В
условиях существования письменной фиксации и (хотя ограниченных) торговых и
культурных связей между отдельными территориями в Германии начиная с XIII
— XIV вв. происходило интенсивное взаимодействие между
сложившимися областными вариантами литературного языка. Даже Север страны,
наиболее обособленный в языковом отношении, не оставался изолированным.
Показательным в этой связи является проникновение южных форм и южной лексики,
нередко вытеснявших местные формы из литературного языка Средней Германии как
на Западе в районе Кельна (ср. вытеснение локального -ng- под влиянием
более общего -nd- в словах типа fingen ~ finden),
Майнца (ср. также вытеснение средненемецких местоименных форм her
'он', цm 'ему' южными er, im),
Франкфурта-на-Майне, так и на Востоке, в Тюрингии и Саксонии (ср. ту же систему
местоимений). Любопытным следствием этих процессов являлись многочисленные
региональные дублеты в языке одного и того же памятника; в средненемецких
памятниках XIV в. местные biben 'дрожать', erdbibunge 'землетрясение', otmфotikeit 'смирение', burnen 'гореть', heubt
'голова', уживались рядом с более южными pidmen, ertpidmen, dernuotikeit,<509> brennen. Сознательное подражание
определенному варианту литературного языка прослеживается уже в XIII
в., когда большинство авторов стремились писать на языке, близком к закономерностям
юго-западного варианта, поскольку юго-запад был тогда центром политической и
культурной жизни Германии [15, 255—259].
Наддиалектный
характер литературного языка эпохи феодализма связан и с особенностями системы
стилей литературного языка, постепенно складывающейся уже в ту эпоху.
Становление стилей философско-религиозной, научной, публицистической литературы
способствовало развитию пластов лексики, не существовавших в диалектах и
обнаруживающих по преимуществу интердиалектный характер. В ряде стран (западноевропейские
страны, славянские страны, многие страны Востока) становление этих специфичных
для литературного языка стилей осуществляется под влиянием чужого литературного
языка — в славянских Странах под влиянием старославянского литературного языка,
в Западной Европе под влиянием латыни, на ближнем Востоке под влиянием
арабского языка, в Японии под влиянием китайского языка и т. д. Это иноязычное
влияние, в свою очередь, способствует обособлению литературных языков от территориальной
связанности и ведет к формированию в их системе наддиалектных черт. Поэтому
язык древнерусских памятников, хотя и отражал определенные особенности
диалектных областей, характеризовался многообразным смешением русских и
старославянских элементов и тем самым не обладал той территориальной
ограниченностью, которая характеризует диалект.
Наиболее
полно эта черта литературного языка и тем самым наиболее полная его
противопоставленность диалекту проявляются в эпоху существования национального
единства, когда оформляется единый общеобязательный стандарт. Но возможны и
другие случаи, когда еще в донациональную эпоху древний письменный
литературный язык настолько отдаляется от процесса развития живых диалектов,
что оказывается изолированным от их территориального многообразия, как это было
в арабских странах, в Китае и Японии [24], причем опора на архаичную традицию
может происходить в разных исторических условиях и в разные периоды истории
конкретных литературных языков. Так, средневековый китайский литературный язык VIII
— ХII вв. в значительной степени опирался на книжные источники VII —
II вв. до нашей эры, что способствовало его обособлению
от разговорного языкового стиля [24, 43—44]; в совершенно иных условиях
аналогичные закономерности характеризовали развитие чешского языка XVIII
в. (см. ниже).
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85, 86
|
|