Реферат: Общее языкознание - учебник

Отсутствие единой выработанной терминологии наблюдается не только в разных национальных научных традициях, но и в пределах лингвистической науки одной страны. Частично оно объясняется природой самого объекта — его многовариантно­стью и исторической изменчивостью. Французский термин langue commune «общий язык», немецкие Einheitssprache, Gemeinspra­che применимы по преимуществу к языковым отношениям доволь­но позднего исторического периода, связанного с процессом фор­мирования и развития наций: в России такой единый, общий язык оформляется лишь в XVIII — первой половине XIX в. [10, 114], в Англии и Франции, где процесс выработки национального един­ства завершается несколько раньше, этот термин применяется на­чиная с XVI — XVII вв.; в Италии же и Германии выработка единого литературного языка затянулась вплоть до второй по­ловины XIX в., причем универсальность этого стандарта была долгое время ограничена (см. стр. 505, 537). Очевидно, что к более ранним периодам истории названных языков эти термины непри­менимы.

В свою очередь, термины «стандартный язык», «языковой стан­дарт» предполагают существование единой нормы на всех ярусах языковой системы, т. е. приемлемы к определенному типу лите­ратурных языков. Д. Брозович справедливо отмечает, что исто­рию стандартного языка следует начинать с того момента, когда он распространяется по всей территории и когда стабилизуются его субстанция и структура [5, 23].<503>

Наконец и термины «Schriftsprache», «spisovny język», как это явствует из их внутренней формы, соответствуют природе объек­та лишь в тех случаях, когда обработанная форма языка высту­пает только в письменности, что характерно, например, для пись­менного литературного сингалезского языка на Цейлоне [51]; однако вряд ли этот термин удобен при анализе устной реализа­ции литературного языка там, где она имеется, особенно в приме­нении к орфоэпической норме литературного языка. Употреби­тельность этих терминов в чешской и немецкой традиции отча­сти обусловлена ролью, которую письменная фиксация сыграла в образовании нормы этих литературных языков.

Что касается термина «литературный язык», то некоторым его недостатком является известная двусмысленность — возможность употреблять его в двух значениях: как обозначение языка худо­жественной литературы и как обозначение обработанной формы языка. Между тем эти два понятия отнюдь не совпадают. Литературный язык, с одной стороны, шире, чем понятие «язык художественной литературы», так как литературный язык вклю­чает не только язык художественной литературы, но также язык публицистики, науки и государственного управления, деловой язык и язык устного выступления, разговорную речь и т. д.; с другой стороны, язык художественной литературы — более ши­рокое понятие, чем литературный язык, так как в художественное произведение могут быть включены элементы диалекта, городских полудиалектов, жаргонизмы. Несмотря на отмеченную двусмыс­ленность, термин «литературный язык» все же является наиболее нейтральным и объемным, если учитывается его несовпадение с с термином «язык художественной литературы». Именно вслед­ствие своей нейтральности он вполне соответствует тому инвариан­ту понятия «обработанная форма существования языка», который может быть выявлен в качестве общей типологической характери­стики литературного языка путем снятия вариантного многооб­разия, обусловленного конкретными историческими и местными условиями.

Необходимо отметить, что языковеды, употребляющие термин «литературный язык», не едины в определении его содержания. Расхождения проходят в нескольких направлениях, причем вы­двигаются разные критерии ограничения понятия «литературный язык». Так, например, Б. В. Томашевский и А. В. Исаченко пола­гали, что литературный язык, в современном его понимании, оформляется только в эпоху существования сложившихся наций. Б. В. Томашевский писал в этой связи: «Литературный язык в современном его смысле предполагает наличие национального язы­ка, т. е. исторической его предпосылкой является наличие нации, во всяком случае термин этот имеет особый и достаточно опре­деленный смысл в пределах национального языка» [33, 177—179]. Более подробно ту же мысль развивал А. В. Исаченко [20, 149—<504> 158; 21, 24—28]. Полагая, что обязательными признаками вся­кого литературного языка являются: 1) поливалентность, под ко­торой понимается обслуживание всех сфер национальной жизни, 2) нормированность, 3) общеобязательность для всех членов кол­лектива и в связи с этим недопустимость диалектных вариантов, 4) стилистическая дифференцированность, Исаченко считает, что, поскольку эти признаки присущи лишь национальным языкам, литературный язык не может существовать в донациональный пе­риод. Поэтому все «типы графически запечатленной речи» донационального периода называются им письменными языками. Под эту рубрику фактически попадает язык крупнейших писателей и поэтов эпохи Возрождения в Италии (Данте, Петрарка, Боккачио), эпохи Реформации в Германии (М. Лютер, Т. Мурнер, Ульрих фон Хуттен, Ганс Сакс), язык классической литературы в Риме и Греции, Китае и Японии, в Персии и арабских странах (см. ниже). Вместе с тем остается неясным, к какой форме суще­ствования языка следует, согласно изложенной концепции, от­нести язык величайших творений устного эпоса — язык Гомера, Эдды, Беовульфа, песни о Роланде, язык среднеазиатской эпи­ческой поэзии и сванских песен и т. д.

Дифференциальные признаки, перечисленные А. В. Исачен­ко, действительно наиболее четко проявляются в литературных языках национального периода, однако отнюдь не в любом на­циональном литературном языке представлена вся совокупность этих признаков, поскольку отдельные различительные черты лишь постепенно вырабатываются в истории конкретных языков и к тому же не в одни и те же периоды. Кроме того, и это особенно су­щественно для понимания развития литературных языков, ста­новление их отдельных дифференциальных признаков протекает крайне неравномерно. Так, например, немецкий язык становится поливалентным уже в конце XVII — начале XVIII в., област­ная же вариативность и отсутствие общеобязательной нормы, особенно в произношении, продолжает устойчиво сохраняться: в частности, локальные особенности в произношении отражаются даже в рифмах Гёте и Шиллера, что отнюдь не воспринималось современниками как нарушение нормы [14, 175]. Более того, по­ливалентность и общеобязательность далеко не повсеместно ха­рактеризуют современные национальные языки: в арабских стра­нах сфера употребления литературного языка, представляющего собой современный этап в развитии классического арабского, ограничена тем, что в повседневном общении не только дома, но и на работе, как правило, литературный язык не используется, его заменяют местные обиходно-разговорные койнэ. Вместе с тем ре­гиональные формы врываются в сферы общения, закрепленные за литературным языком — они проникают в радио, телевидение, театр и кино [4; 36]. В Чехословакии в устном общении не только в быту, но и в сфере общественной практики широко использует<505>ся так называемый обиходно-разговорный язык, несмотря на то, что чешский литературный язык реализуется не только в письмен­ной, но и в устной форме1. Можно в этой связи сослаться и на языковую ситуацию в Италии, где весьма сложно соотношение литературной нормы и областных вариантов: в устной разновид­ности литературного языка стойко сохраняется связь с местными диалектами, письменный же стандарт воспринимается нередко как нечто искусственное [6, 80]. Еще в конце XIX в. И. Асколи [41] отмечал, что итальянцы лишены единства литературной нор­мы. Показательно, что и в последние десятилетия региональные формы широко распространены в художественной литературе не только в качестве средства речевой характеристики действую­щих лиц (ср. использование неаполитанского диалекта в пьесах известного драматурга Эдуардo де Филиппo), но и в языке разных поэтических жанров2.

Ограничение поливалентности национального литературного языка происходит и в результате его исключения из таких сфер общения, как государственное управление, наука, деловая пере­писка: ср. статус чешского литературного языка в Австро-Венгрии  или украинского и грузинского языка в дореволюционной России.

Таким образом, система дифференциальных признаков разных литературных языков даже в эпоху существования нации не яв­ляется абсолютно тождественной, ни тем более стабильной. Мно­гообразие литературных языков обусловлено конкретными исто­рическими условиями, в которых развивался каждый язык: темпами становления экономического, политического и культур­ного единства народа и связанным с этим соотношением разных форм существования языка — распределением и закреплением этих форм за отдельными сферами человеческой деятельности (см. стр. 510—516).

Неизменным и постоянным качеством литературного языка, всегда выделяющим его среди других форм существования язы­ка и наиболее полно выражающим его специфику, является обработанность языка и связанные с ней отбор и относительная рег­ламентация. Но эти признаки присущи литературному языку не только в национальный период его существования (см. ниже, стр. 520 и след). Нет поэтому основания столь резко противопоста<506>влять обработанную форму языка в разные периоды его развития, хотя бесспорно в процессе развития литературный язык пре­терпевает качественные изменения, обусловленные прежде всего расширением его функций и изменением его социальной базы (см. стр. 531—533).

К точке зрения Б. В. Томашевского и А. В. Исаченко до изве­стной степени примыкают и те лингвисты, которые отождествляют литературный язык и языковый стандарт, что ведет к сужению понятия «литературный язык» и закрепляет этот термин лишь за одним из исторических типов литературного языка3.

Существует также тенденция известного отождествления лите­ратурного языка и письменного языка. Так, например, А. И. Ефи­мов в своих работах по истории русского литературного языка относил к образцам литературного языка любую письменную фик­сацию, включая частные письма XII в., не представлявшие собой обработанной формы языка (ср. критику этой точки зрения в [8]).

Понятие «обработанная форма языка» отнюдь не тождественно, как уже отмечалось выше, понятию «язык художественной ли­тературы». Различительный признак «обработанная форма языка» предполагает наличие определенного отбора и известной регла­ментации, осуществляемых, однако, на основе разных крите­риев; к их числу относятся жанрово-стилистические критерии, со­циально-стилистический отбор, а также отказ от узко-диалектных явлений и общая тенденция к наддиалектному языковому типу. По­добная характеристика применима к языку художественной лите­ратуры (как к индивидуальному творчеству мастеров слова, так и к древней эпической поэзии), к деловой и религиозной прозе, к публицистике и языку науки, к разнотипным устным выступле­ниям. Вряд ли можно согласиться с В. В. Виноградовым, возра­жавшим против рассмотрения языка устной поэзии как устной разновидности литературного языка [8, 39]. Язык, получивший фиксацию в древней эпической поэзии разных народов, был вы­соким образцом обработанного языка [23, 39] со строгим лексиче­ским отбором и своеобразной регламентацией (ср. поэмы Гомера, песни Эдды, среднеазиатский эпос и т. д.). Устной поэзией было и творчество минестрелей, шпильманов и минезингеров, являв­шихся носителями литературных языков и оказавших значитель­ное влияние на их развитие.

Устная реализация литературных языков может проявляться в двух формах: в устном творчестве, особенно в донациональный период, и в устных выступлениях разного стиля, начиная от об­разцов ораторской речи, научных выступлений до разговорно-<507>литературной речи; наиболее многообразным этот второй тип ста­новится в период развития национальных языков. За первым ти­пом в данной работе закрепляется термин «устная разновидность литературного языка», за вторым — термин «устная форма лите­ратурного языка»; устная форма литературного языка выступает как в книжных стилях (научное выступление, публицистическое выступление и т. д.), так и в литературно-разговорном стиле.

МЕСТО ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА СРЕДИ ДРУГИХ ФОРМ
СУЩЕСТВОВАНИЯ ЯЗЫКА

Литературный язык и диалект

Специфика литературного языка, как уже отмечалось выше, наиболее ясно проявляется в противопоставлении другим формам существования языка. Если представить себе эти формы как мно­гочленный ряд сосуществующих компонентов, то крайние пози­ции, несмотря на многообразие конкретных ситуаций, занимают литературный язык и территориальный диалект. Противопоставленность  этих двух форм обусловлена всей системой их разли­чительных признаков, из которых одни являются ведущими и безусловными, другие могут в определенных условиях, как это будет отмечено ниже, нейтрализоваться.

I. Диалект — территориально ограничен­ная форма существования языка.

В феодальную эпоху его границы соотнесены с границами фео­дальных территорий. Но и в других исторических условиях тер­риториальная ограниченность и связанность диалекта сохраняет силу, причем она выявляется наиболее полно в оппозиции лите­ратурному языку. Бесспорно, современные арабские диалекты являются прежде всего разговорным языком населения каждой арабской страны, но на них в последние десятилетия начинает создаваться значительная литература. Таким образом, они пред­ставляют собой иные и значительно более сложные языковые образования, чем диалекты средневековой Европы, однако терри­ториальная ограниченность и связанность современных арабских диалектов выступает, наряду с другими их особенностями, в противопоставленности арабскому литературному языку, единому и общему во всех арабских странах. Эта специфика диалекта со­храняется повсеместно также в эпоху формирования и развития национальных языков, хотя система строевых признаков диалек­та может размываться под влиянием литературного языка, осо­бенно там, где литературный язык обладает достаточным един­ством и регламентацией.

Литературный язык в противоположность диалекту не харак­теризуется столь интенсивной территориальной ограниченностью<508> и связанностью. Любой литературный язык имеет более или менее определенный наддиалектный ха­рактер. Это относится даже к эпохе столь интенсивного дро­бления, как эпоха феодализма. Так, во Франции XI—XII вв. в западных англо-нормано-анжуйских владениях формируется письменно-литературный язык в таких литературных образцах, как Песнь о Роланде, Паломничество Карла Великого, произве­дения Марии Французской. Хотя некоторая областная окраска отражается в фонетике и морфологии этих памятников, ни один из них нельзя признать принадлежащим какому-либо отдельному диалекту западной группы: нормандскому, франсийскому или какому-либо диалекту северо-западной или юго-западной подгруп­пы [23, 39]. Поэтому оказывается возможным лишь в самой общей форме приурочить локальные особенности в языке этих памятни­ков к разным диалектным группам того времени [23, 34].

Аналогичное явление наблюдается в большей или меньшей степени и в других литературных языках донационального пе­риода, точнее — до периода выработки единой литературной нормы или общенационального языкового стандарта. Так, в Германии, где феодальная раздробленность была особенно значительной и устойчивой и литературный язык выступал в нескольких област­ных вариантах, обладавших различиями не только в фонетико-графической системе, но и в лексическом составе, а отчасти и в морфологии, уже в памятниках литературного языка XII—XIII вв., как поэтических, так и прозаических, нет непосредственного отражения диалектной системы той области, к которой относится тот или иной памятник: прослеживается сознательный отбор, исключение узко-диалектных особенностей. В условиях сущест­вования письменной фиксации и (хотя ограниченных) торговых и культурных связей между отдельными территориями в Герма­нии начиная с XIII — XIV вв. происходило интенсивное взаи­модействие между сложившимися областными вариантами лите­ратурного языка. Даже Север страны, наиболее обособленный в языковом отношении, не оставался изолированным. Показатель­ным в этой связи является проникновение южных форм и южной лексики, нередко вытеснявших местные формы из литературного языка Средней Германии как на Западе в районе Кельна (ср. вытеснение локального -ng- под влиянием более общего -nd- в словах типа fingen ~ finden), Майнца (ср. также вытеснение средненемецких местоименных форм her 'он', цm 'ему' южными er, im), Франкфурта-на-Майне, так и на Востоке, в Тюрингии и Саксонии (ср. ту же систему местоимений). Любопытным следствием этих процессов являлись многочисленные региональные дублеты в языке одного и того же памятника; в средненемецких памятни­ках XIV в. местные biben 'дрожать', erdbibunge 'землетрясение', otmфotikeit 'смирение', burnen 'гореть', heubt 'голова', ужива­лись рядом с более южными pidmen, ertpidmen, dernuotikeit,<509> brennen. Сознательное подражание определенному варианту ли­тературного языка прослеживается уже в XIII в., когда большин­ство авторов стремились писать на языке, близком к закономер­ностям юго-западного варианта, поскольку юго-запад был тогда центром политической и культурной жизни Германии [15, 255—259].

Наддиалектный характер литературного языка эпохи феода­лизма связан и с особенностями системы стилей литературного языка, постепенно складывающейся уже в ту эпоху. Становление стилей философско-религиозной, научной, публицистической ли­тературы способствовало развитию пластов лексики, не сущест­вовавших в диалектах и обнаруживающих по преимуществу ин­тердиалектный характер. В ряде стран (западноевропейские стра­ны, славянские страны, многие страны Востока) становление этих специфичных для литературного языка стилей осуществляется под влиянием чужого литературного языка — в славянских Стра­нах под влиянием старославянского литературного языка, в За­падной Европе под влиянием латыни, на ближнем Востоке под влиянием арабского языка, в Японии под влиянием китайского языка и т. д. Это иноязычное влияние, в свою очередь, способст­вует обособлению литературных языков от территориальной свя­занности и ведет к формированию в их системе наддиалектных черт. Поэтому язык древнерусских памятников, хотя и отражал опре­деленные особенности диалектных областей, характеризовался многообразным смешением русских и старославянских элементов и тем самым не обладал той территориальной ограниченностью, которая характеризует диалект.

Наиболее полно эта черта литературного языка и тем самым наиболее полная его противопоставленность диалекту проявляют­ся в эпоху существования национального единства, когда офор­мляется единый общеобязательный стандарт. Но возможны и другие случаи, когда еще в донациональную эпоху древний пись­менный литературный язык настолько отдаляется от процесса развития живых диалектов, что оказывается изолированным от их территориального многообразия, как это было в арабских странах, в Китае и Японии [24], причем опора на архаичную традицию может происходить в разных исторических условиях и в разные периоды истории конкретных литературных языков. Так, средневековый китайский литературный язык VIII — ХII вв. в значительной степени опирался на книжные источники VII — II вв. до нашей эры, что способствовало его обособлению от разго­ворного языкового стиля [24, 43—44]; в совершенно иных усло­виях аналогичные закономерности характеризовали развитие чеш­ского языка XVIII в. (см. ниже).

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85, 86