Реферат: Общее языкознание - учебник

Мышление отражает объективную действительность на основе и через посредство практики. Практика общества неразрывно свя­зана с деятельностью личности, индивидуальной практикой.<224>

Практика опосредствует связь мышления с индивидуальной прак­тикой. Различные виды мышления находятся в зависимости от различных видов практики — индивидуальной (индивидуальное мышление), общественной (общечеловеческое мышление), практи­ки какой-то группы (групповое мышление). Индивидуальное, групповое и общечеловеческое мышление соотносятся как еди­ничное, особенно и всеобщее [23, 126]. Однако, будучи неразрывно связанными, индивидуальная и общественная практика относи­тельно самостоятельны6.

Было бы, конечно, наивно предполагать, что система материаль­ных средств языка представляет зеркальное отображение всего того, что находится в общественном сознании. Понятийная сфера всегда более мобильна, чем сфера средств материального выраже­ния. В разных языках можно найти немало приемов, конструкций и т. п., которые в настоящее время уже не имеют никакого логи­ческого обоснования, но тем не менее существуют в языке. Широко известным примером может служить факт сохранения в русском языке, как и во многих других языках, категории грамматическо­го рода у неодушевленных предметов. В настоящее время никто не в состоянии объяснить, почему река относится к женскому роду, а остров или берег — к мужскому. Можно допустить, что когда-то эти категории имели определенное логическое обоснование, но в настоящее время смысл его уже утратился.

Первое прош. вр. в марийском языке имеет две разновидно­сти — разновидность, не имеющую показателя љ, и разновидность с показателем љ, например лудым 'я читал' и ончи-ш-ым 'я смот­рел'. Когда-то показатель љ, по-видимому, имел какое-то специфи­ческое значение, которое со временем утратилось. Тем не менее показатель s сохраняется до настоящего времени.

«Язык... — справедливо замечает Г. О. Винокур, — обладает способностью сохранять свою раз возникшую материальную ор<425>ганизацию в качестве пережитка очень долгое время после того, как закончился породивший его этап культурного развития... Унасле­дованные от прошлого структуры очень легко приспособляются к новым условиям» [1, 246].

В связи с проблемой взаимоотношения языка и общественного сознания следовало бы указать на некоторые методологические извращения в решении данной проблемы.

Одно из таких извращений состоит в гипостазировании роли языка. Язык изображается как творец действительности, форми­рующий человеческое сознание. Типичным представителем этой теории является известный немецкий языковед первой трети XIX в. Вильгельм Гумбольдт7.

Язык, по Гумбольдту, заложен в природе самих людей и необ­ходим для развития их духовных сил и образования мировоззре­ния. Язык есть как бы внешнее проявление духа народа, язык народа есть его дух. Строение языков у разных народов различ­но, потому что различными являются и духовные особенности на­родов; язык, какую бы форму он ни принимал, всегда есть духов­ное воплощение индивидуально-народной жизни. Как предметы внешнего мира, так и возбуждаемая внутренними причинами дея­тельность одновременно воздействуют на человека множеством своих признаков. Но разум стремится к выявлению в предметах общего, он расчленяет и соединяет и свою высшую цель видит в об­разовании все более и более объемлющих единств. Посредством субъективной деятельности в мышлении образуется объект. Весь язык в целом находится между человеком и воздействующей на него внутренним и внешним образом природой. Так как восприятие и де­ятельность человека зависят от его представлений, то его отноше­ние к предметам целиком обусловлено языком [5].

Идеи Гумбольдта в значительной мере развивают современные неогумбольдтианцы, из которых наиболее видным представителем является Лео Вейсгербер [6; 43]. Так же, как и Гумбольдт, Вейсгербер объявляет язык мысленным «промежуточным миром» (Zwischenwelt), который есть результат взаимодействия мира вещей и мира сознания. По Вейсгерберу, язык является тем, что охваты­вает все явления, связывая их в единое целое. Никакая общность жизни не чужда языку. Язык сам создает окружающий мир. Язык есть образ, картина мира, мировоззрение народа (Weitbild). Раз­личие языков есть различие самих взглядов на мир, и, естествен­но, для людей различных национальностей мир выглядит различ­но. Слова не предполагают отдельные предметы как таковые, а упо­рядочивают многообразие предметов под определенным углом зрения. Все зависит от мировоззрения, от точки зрения на мир. Наиболее удачное определение языка, пишет Вейсгербер, гласит, что язык (немецкий, английский) — это процесс вербали<426>зации мира, осуществляемый языковым коллективом (немецким, английским). Язык классифицирует и упорядочивает материал, добытый в результате воздействия внешнего мира на наши орга­ны чувств, которые дают лишь искаженное, неадекватное пред­ставление о мире. Языковые приемы образуют языковый образ мира, понятийную сторону языка [6, 133].

В самой тесной связи со взглядами Вильгельма Гумбольдта и его последователей находится также так называемая гипотеза Сепира — Уорфа.

Язык, по мнению Э. Сепира, служит руководством к восприя­тию «социальной действительности». Факты свидетельствуют о том, что реальный мир в значительной мере бессознательно строится на языковых нормах данного общества. «Мы видим, слышим или иным образом воспринимаем действительность так, а не иначе потому, что языковые нормы нашего общества предрасполагают к определенному отбору интерпретаций...» «Мы никогда не в со­стоянии выйти за пределы форм отражения и способа передачи от­ношений, предопределенных формами нашей речи» [25, 177 и 186].

Эти же взгляды позднее развивались в работах Б. Уорфа. «Наш лингвистический детерминированный мыслительный мир не только соотносится с нашими культурными идеалами и установками, но захватывает даже наши, собственно, подсознательные действия в сферу своего влияния и придает им некоторые типические черты» [29, 219]. Ставя вопрос, что было первичным — нормы языка или нормы культуры, Уорф отвечает на него следующим образом: «В основном они развивались вместе, постоянно влияя друг на дру­га. Но в этом взаимовлиянии природа языка является тем факто­ром, который ограничивает свободу и гибкость этого взаимовлия­ния и направляет его развитие строго определенными путями» [29, 227].

Гносеологические корни теории В. Гумбольдта следует искать в философии Гегеля. Народный дух в теории Гумбольдта напоми­нает абсолютную идею Гегеля, которая обладает такой же актив­ной ролью. Весь мир, по Гегелю, представляет перевоплощение абсолютной идеи. Подобным же образом все в языке, по теории Гумбольдта, является перевоплощением и отражением народного Духа.

В теории Гумбольдта и его последователей, конечно, не все порочно. Континуум объективного мира в каждом языке действи­тельно членится по-разному. Можно даже допустить, что языко­вые формы действительно в известной мере оказывают какое-то регулирующее или иное влияние на процесс мышления, хотя эта проблема требует глубокого и всестороннего изучения. В целом, однако, взгляды Гумбольдта, Вейсгербера, Сепира и Уорфа не мо­гут быть приняты, так как они совершенно не учитывают многих важных положений, которые сводятся к следующему: 1) Источни­ком понятий являются предметы и явления окружающего мира.<427> Любой язык в своем генезисе является результатом отражения человеком окружающего мира, а не представляет самодовлеющей силы, творящей мир. 2) Язык приспособлен в значительной мере к особенностям физиологической организации человека, но эти особенности возникли в результате длительного приспособления живого организма к окружающему миру. 3) Неодинаковое члене­ние континуума окружающего мира возникает в период первич­ной номинации. Оно объясняется неодинаковостью ассоциаций и различиями языкового материала, сохранившегося от прежних эпох. Кроме того, оно может зависеть от влияния других языков и т.п. 4) В. Гумбольдт и его последователи не учитывают в язы­ках наличия такого явления, как комбинаторика различных языковых средств, что позволяет выразить любое понятие, не име­ющее выражения в том или ином языке. Вывод о том, что строй языка выражает специфическое мышление данного народа, сам по себе неправилен. 5) В настоящее время доказано, что формы и категории мышления являются одинаковыми у всех на­родов.

Сторонники психологического направления в языкознании, гипостазируя роль индивидуума, отказываются от понятия обще­народного языка. «Реальное бытие имеет язык каждого индиви­дуума, — утверждает акад. А. А. Шахматов. — Язык села, города, области, народа оказывается известною научною фикцией, средним выводом из известного количества индивидуальных языков» [32, 7]. Общая социальная основа языка, вытекающая из природы об­щественного сознания, в этом утверждении фактически отри­цается.

Существует значительное количество теорий психологического направления, крайне односторонне рассматривающих сущность человеческого языка. По мнению Г. Штейнталя, например, инди­видуальная психика является источником языка, а законы язы­кового развития — психологическими законами. Подобно Штейнталю, В. Вундт считал язык фактом психологии народов, или «этнической психологии». Основным двигателем языкового творче­ства, по К. Фосслеру, является языковый вкус — особая разно­видность художественного вкуса. Идеи Бенедетто Кроче во многих отношениях близки к фосслеровским. И для него язык является эстетическим феноменом. Основной, ключевой термин его концеп­ции — «выражение» (экспрессия). Всякое выражение в основе своей художественно. Отсюда лингвистика, как наука о выраже­нии, совпадает с эстетикой.

В другую крайность впадал Фердинанд де Соссюр [27]. Сос­сюр исходит из различения трех аспектов языка: языка-речи (lan­guage), языка как системы форм (langue) и индивидуального рече­вого акта — высказывания (parole). Язык (langue) есть система нормативно тождественных форм. Язык не является деятельностью говорящей личности, он — продукт, который личность пассивно<428> регистрирует. Высказывание (parole), наоборот, индивидуально. Система языка является внешним для всякого сознания фактом, от этого сознание не зависящим.

Критикуя Соссюра, В. В. Волошинов справедливо замечает, что сознание говорящего работает с языком вовсе не как с системой нормативно тождественных форм. Такая система является лишь абстракцией, полученной с громадным трудом, с определенной познавательной и практической установкой [2, 81]. Язык тесно переплетен с речью, инновация, вводимая индивидом, может глубоко затронуть систему языка.

В связи с вышеизложенным было бы уместно остановиться на некоторых методологических извращениях, допущенных в свое время Н. Я. Марром и его последователями. Речь идет о теории классовости языка и его надстроечном характере. Положение о классовом характере языка впервые было выдвинуто Н. Я. Мар­ром и в дальнейшем развивалось некоторыми его последователя­ми. Н. Я. Марр писал: «Нет языка, который не был бы классо­вым и, следовательно, нет мышления, которое не было бы классо­вым» [19, 91].

Сторонники теории классовости языка не учитывают, что язык не идеологический продукт, а способ выражения мыслей любого содержания. Категории, лежащие в основе системы материальных средств выражения связей между словами, абсолютно нейтральны по отношению к какой бы то ни было классовости. Значение аб­солютно преобладающего числа слов, входящих в словарный состав любого языка, идеологически нейтрально. Именно по этой причине язык оказывается в одинаковой степени пригодным как для выражения суждений сугубо идеологического характера, так и выражения суждений, лишенных идеологического характера. Это свойство целиком и полностью вытекает из особенности ком­муникативной функции языка — быть всеобщим средством об­щения. Язык по своей природе не является классовым и не может быть классовым. Известны случаи, когда отдельные диалекты как бы закрепляются за классами. Так, например, в царской России крестьянство выступало как носитель территориальных диалектов, тогда как высшая прослойка буржуазии пользовалась литературным языком. Аналогичное явление наблюдается и в на­стоящее время в ряде стран мира. Однако эти факты сами по себе ни в малейшей мере не опровергают тезиса о неклассовой природе языка, так как закрепление территориальных диалектов за клас­сом крестьянства было вызвано неимманентной классовой сущ­ностью языка. Оно совершилось в силу определенных историче­ских обстоятельств.

Так же несостоятельно утверждение Н. Я. Марра и некоторых его последователей о надстроечном характере языка. Н. Я. Марр вообще отождествлял развитие языка с развитием экономических формаций. «Смены мышления, — замечает в одной из своих работ<428> Н. Я. Марр, — это три системы построения звуковой речи, по совокупности вытекающие из различных систем хозяйства и им отвечающих социальных структур: 1) первобытного коммуниз­ма, со строем речи синтетическим с полисемантизмом слов, без различения основного и функционального значения; 2) обществен­ной структуры, основанной на выделении различных видов хо­зяйства с общественным разделением труда, т. е. с разделением общества по профессиям, расслоения единого общества на про­изводственно-технические группы, представляющие первобытную форму цехов, когда им сопутствовал строй речи, выделяющий ча­сти речи, а во фразе — различные предложения, в предложе­ниях — различные его части и т. п., и другие с различными функ­циональными словами, впоследствии обращающиеся в морфоло­гические элементы, с различением в словах основных значений и с нарастанием в них рядом с основным функционального смысла; 3) сословного или классового общества с техническим разделением труда, с морфологией флективного порядка» [18, 71].

Вышеприведенное мнение знаменует собой полное непони­мание особенностей исторического развития языков, незнание того, что возникновение грамматических форм или различие их языкового оформления причинно не связаны с особенностями экономической структуры общества. Марр также не понимал истинной природы общественного сознания, сводя все его состав­ные элементы к элементам классовым и надстроечным.

Диалектический материализм учит, что законы отражения но­сят объективный характер, т. е. действуют независимо от созна­тельных побуждений людей, независимо от того, знают или не знают люди эти законы8.

Этот тезис находится в полном соответствии с указанием К. Маркса,  который рассматривал процесс мышления как «естественный процесс». «Так как процесс мышления сам вырастает из извест­ных условий, сам является естественным процессом, то действи­тельно постигающее мышление может быть лишь одним и тем же, отличаясь только по степени, в зависимости от зрелости разви­тия и, в частности, развития органа мышления. Все остальное вздор» [15, 209].<430>

ЗАВИСИМОСТЬ РАЗВИТИЯ ЯЗЫКА ОТ СОСТОЯНИЯ ОБЩЕСТВА

При характеристике языка как общественного явления сле­дует также учитывать его зависимость от изменения состояния человеческого общества. Правда, этим свойством обладают и дру­гие явления, обслуживающие общество. Например, машины также отражают изменения, происходящие в обществе. Претерпевает некоторые изменения в связи с изменением состояния человече­ского общества и надстройка. Однако все эти явления отражают изменения состояния общества только в определенном отношении. Язык способен отражать изменение в жизни общества в более ши­роком плане, во всех его сферах, что существенным образом отли­чает его от всех других общественных явлений.

Различные конкретные случаи влияния на развитие языка со стороны окружающей язык внешней среды были охарактеризо­ваны в главе «Язык как исторически развивающееся явление». В данной главе целесообразнее сосредоточить внимание на тех причинах изменения языка, которые непосредственно связаны с из­менением состояния общества, поскольку изменение именно это­го типа лучше характеризует сущность языка как общественного явления.

Отражение в языке особенностей социальной организации общества

Давно была подмечена зависимость языкового состояния от характера экономических формаций и формы государства. Так, например, для эпохи феодализма был характерен распад стран на множество мелких ячеек. Каждый феод и монастырь с прилега­ющими к нему деревнями представлял государство в миниатюре. Совершенно естественно, что такая структура общества необы­чайно способствовала появлению мелких территориальных гово­ров. Местные территориальные говоры были основной формой существования языка в феодальном обществе.

Любопытно отметить, что различие социальной организации общества в прошлом может отражаться на состоянии диалектов, существующих в настоящее время. П. С. Кузнецов отмечает, что на территории наших старых южных губерний (т. е. губерний Центральной Черноземной полосы), где особенно было развито помещичье землевладение, и в настоящее время сохранилось большое количество мелких местных говоров. Напротив, на севе­ре, где во многих местах совсем не было помещичьего землевла­дения, а там, где оно было, большинство крестьян находилось на оброке, причем они часто уходили на заработки в города или дру­гие губернии, один говор охватывает обширную территорию9.<431>

Территориальная раздробленность нивелируется в период раз­вития капитализма, поскольку в это время капитализму необхо­дим единый рынок и хорошо организованное единое государство, защищающее его интересы. В период становления капитализма возникает нация и ее характерный атрибут — национальный язык, который, воплощаясь в литературном языке, указывает нивели­рующее влияние на территориальные диалекты.

Вместе с тем в буржуазном обществе возникает и другая тен­денция. Капитализм влечет за собой усиление социальной дифферен­циации общества, что вызывает к жизни довольно большое коли­чество так называемых социальных диалектов и жаргонов, арго и т. п.

Консолидация наций в условиях классового общества может иметь своим результатом появление национализма, способного влиять на языковую политику. Конкретным следствием этого являются различные пуристические тенденции, создавшие свое­образие лексического состава некоторых национальных язы­ков, создание монополий одного языка в стране, ограничение роли языков национальных меньшинств и даже возрождение фактиче­ски исчезнувших языков, ср., например, возрождение древне­еврейского языка в современном государстве Израиль, где он фи­гурирует под названием иврита, примером появления архаизованных  стилей, в целях хотя бы частичного возрождения ныне уже исчезнувшего языка, может служить существование в со­временной Греции особого архаизованного языкового стиля, из­вестного под названием кафаревусы, представляющего своеобраз­ный компромисс между древнегреческим и новогреческим язы­ками.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85, 86