Реферат: Общее языкознание - учебник
Живому
организму свойственна врожденная генерализация раздражителей (примитивные формы
обобщений). При первых же попытках выработки условных рефлексов в павловских
лабораториях было отмечено, что рефлекторный эффект получается вначале не
только на основной подкрепляемый раздражитель, но и на любой сходный с ним.
Если, например, тон 300 герц подкрепляется пищей, то вначале тон любой другой
частоты и даже другие звуковые раздражители вызывают пищевой рефлекс, хотя они
никогда ранее не были связаны с пищевой деятельностью. Лишь постепенно
неподкрепляемые раздражители дифференцируются от подкрепляемого [32, 10]. В
начальном периоде выработки условного рефлекса раздражитель оказывается
слабым. Поскольку слабые процессы не концентрируются, а широко иррадиируют по
нервной ткани, то действие многих сходных раздражителей в раннем периоде
условной связи оказывается генерализованным [32, 11].
Помимо
примитивной генерализации существуют так называемые вырабатываемые формы обобщения,
в основе которых лежит распределение возбуждения по определенным, ранее
отдифференцированным нервным путям. Все формы условнорефлекторной деятельности
И. П. Павлов рассматривал как выражение вырабатываемых форм обобщения. По
мнению И. П. Павлова, в коре головного мозга может иметься группированное
представительство явлений внешнего мира. Этой форме обобщенного отражения
явлений Павлов придавал очень большое значение и рассматривал ее Как прообраз
понятий, возникающий без слова [32, 12—13].
Познанию
предмета в его целостности в немалой степени способствует сама объективная
действительность. Предметы материального мира существуют дискретно и имеют
вполне определенные и четкие границы. «Контур вещи является первым и важнейшим
качеством внешних предметов, которое отражается в восприятии и служит
отправной точкой развития восприятия» [42, 168].
По-видимому,
форма предметов, замечает М. М. Кольцова, является более надежным и
совершенным критерием, т. е. более существенным свойством, для обобщения этих
предметов и отличения их один от другого [32, 154]. Анализ и синтез пронизывают
все формы познания действительности.
Способность
к синтезированию, к выявлению общего, имеет огромное значение в познании окружающего
мира. Мы были бы не в состоянии обнаружить ни одного нового факта, предмета или
явления в нашей жизненной практике, если бы мы не опирались в процессе
познания на некоторые общие черты и особенности предметов материального мира,
познанных нами ранее. Таким образом, знание общего используется как средство
познания нового.<20>
Возникновение инвариантного обобщения образа
предмета
Предпосылки
возникновения в мозгу человека инвариантного обобщенного образа предмета были
заложены уже в первой стадии познания объективного мира, т. е. в ощущении.
Как
говорилось выше, уже в процессе ощущения наряду с восприятием различными
органами чувств отдельных свойств воздействующего на них предмета происходит
синтез, способствующий его целостному восприятию. В философии обычно принято
делить процесс познания на идущие по восходящей линии ступени, именуемые
формами познания. Такими формами являются ощущение, восприятие, представление и
понятие. В развитом мышлении современного человека все эти ступени познания
могут быть представлены одновременно, и по этой причине познание им
объективного мира очень специфично, поскольку предмет может действовать на
органы чувств при наличии в голове человека вполне сложившегося о данном
предмете понятия.
Принято
считать, что отличительным свойством такой ступени чувственного отражения
действительности, как восприятие, является целостность отображения предмета.
Благодаря целостности в восприятии, замечает В. В. Орлов, в сферу
непосредственного знания входят такие существенные стороны предмета, которые
были скрыты в ощущении. В ощущении не дано непосредственного знания геометрии
тел — линий, плоскостей, форм вообще. Считается поэтому, что в ощущениях
непосредственно не осознаются пространственность и длительность, хотя они
заранее заключены в содержании ощущений [42, 171]. С подобным утверждением
согласиться довольно трудно, так как четко очерченные контуры предмета,
по-видимому, схватываются ощущением.
Другим
отличительным признаком восприятия является то обстоятельство, что оно
является результатом практической деятельности человека и содержит известные
элементы обобщения. «Замечая какой-либо предмет, ребенок пытается его
схватить, не осознавая действительного расстояния до него. Впоследствии, в процессе
действия с предметами, путем проб и ошибок он получает знание о
пространственных свойствах действительности» [42, 171].
В восприятии
происходит определенное раздвоение единого психического акта на противоположные
стороны — объективную и субъективную, благодаря чему на первый план, в сферу
непосредственного осознания, выдвигаются существенные внешние признаки вещей.
Восприятие включает в себя также момент, который не вытекает непосредственно из
лежащих в его основе ощущений, а зависит от общего состояния психической
деятельности человека (апперцепции) [42, 176]. Восприятие зависит от имеющихся
у человека знаний, потребностей, интересов, навыков. Апперцепция выражает
зависимость восприятия от прошлого опыта человека,<21> является
аккумуляцией ранее воспринятых человеком ощущений. Однако восприятие может дать
сведения только о том, что непосредственно воздействует на животное или человека,
т. е. знание конкретной ситуации. Здесь еще не происходит отрыва от конкретной
ситуации.
Следующей,
более высокой ступенью познания объективного мира является представление. В восприятии
имеется некоторая инертность — впечатление может длиться некоторое время после
того, как внешний агент уже перестал действовать. Развитие психической
деятельности в связи с усложнением условий существования живых организмов шло
по линии закрепления и усиления этой инерции, в результате чего образ стал
сохраняться и, что еще более важно, воспроизводиться в отсутствие предмета.
Произошел таким образом отрыв образа от конкретной ситуации во времени, образ
стал существовать и воспроизводиться независимо от наличия или отсутствия в
каждый данный момент предмета, вызвавшего этот образ [42, 181]. «Простейшее
представление, представление единичного предмета, как правило, не есть
результат разового воздействия на чувства. Оно образуется в результате
многократного воздействия на чувства и многократного образования ощущений и
восприятий от данного предмета. Уже одно это обстоятельство приводит к тому,
что при образовании представления единичного предмета производится простейшее,
элементарное абстрагирование; так как один и тот же предмет каждый раз
воспринимается в различной обстановке, в окружении различных других предметов,
то в представлении, в первую очередь, не закрепляются условия, обстоятельства
его воздействия на чувства. В чувственно-наглядном образе не закрепляются
также те свойства и стороны данного предмета, которые не присутствуют в каждом
его восприятии. В представлении, как правило, закрепляются те свойства и
стороны Предмета, те его отношения с другими предметами, которые в нем ярко
выделяются, «бросаются в глаза» и играют определенную роль в жизнедеятельности
использующего предмет индивида» [15, 14].
Представления
имеются, по-видимому, и у высших животных. «Без наличия... образа и без его пространственной
проекции во внешней среде было бы немыслимо приспособление животного на
расстоянии, т. е. когда жизненно-важный объект не находится в непосредственном
контакте с ним, будь этот объект пищевое вещество или грозящий жизни животного
враг».[3, 143].
Любопытна
зависимость образования представлений от условий окружающей среды. Так,
например, в первобытном лесу поле зрения резко сужается, а обоняние вследствие
специфических условий леса дает ограниченную возможность ориентировки в среде.
В связи с этими обстоятельствами увеличивается роль слуха, который в условиях
леса имеет сравнительно неограниченные возможности развития. Слух содержит в
себе зачаток возможности отрыва от конкретной ситуации, он развивает установку
на невидимое,<22> которое играет большую роль в преодолении ситуативности
отражения действительности [15, 182].
Обычно
принято считать, что абстрагирование и обобщение совершаются в пределах
чувственной наглядности отображаемого внешнего мира. Это означает, что образ,
имеющийся в представлении, можно мысленно воспроизвести, например, «видеть
перед собой так же, как мы видим отдельные предметы объективного мира» [15,
15]. Приходится, однако, признать, что в утверждениях подобного рода все же нет
достаточной ясности. Ведь человек в своей жизненной практике чаще всего
сталкивается с хотя и однородными, но разными предметами. Возникает проблема,
как он их мысленно воспроизводит на ступени чувственного познания, иными
словами, могут ли существовать представления более абстрактные, чем
представление о единичных предметах.
В этом
вопросе в советской философской науке существуют два противоположных взгляда.
Одни считают, что представление может быть отображением в чувственно-наглядном
образе только единичного предмета; возможности большего обобщения представление
не содержит. Типичным в этом отношении является рассуждение логика Н. И.
Кондакова: допустим, мы предложим группе лиц представить образ дома. Затем,
когда мы попросим передать словами этот образ, то обнаружим, что эти образы
никак не совпадут друг с другом. Для одного дом представится в виде коттеджа,
для другого — в виде 400-квартирного гиганта на улице Горького в Москве, для
третьего в виде стандартного дома пригородного поселка, для четвертого в виде
обыкновенной сельской избы и т. д. Все это будут самые различные
чувственно-наглядные образы дома [33, 280]. По мнению В. 3. Панфилова, мы не
можем себе представить дом или собаку вообще и т. п. И это понятно, так как мы
могли бы это сделать только в том случае, если бы были возможны обобщенные
ощущения, являющиеся элементами представления [43, 130—131].
Сторонники
другой точки зрения считают, что возможны более обобщенные, более абстрактные
представления, чем представления единичных предметов. Такая точка зрения по
традиции связана с научным наследием И. М. Сеченова, который обосновал возможность
большого, хотя и ограниченного определенными пределами, обобщения и
абстрагирования в чувствах. «Все повторяющиеся, близко сходные впечатления,—
писал Сеченов,— зарегистрирываются в памяти не отдельными экземплярами, а
слитно, хотя и с сохранением некоторых особенностей частных впечатлений. Благодаря
этому в памяти человека десятки тысяч сходных образований сливаются в
единицы...» [56, 439—440].
Чтобы
доказать, что такие обобщающие образы действительно имеются, Г. А. Геворкян
приводит один любопытный пример. Нам встречаются различные начертания одной и
той же буквы в письме, в различных печатаниях. Немыслимо думать, что
мы<23> узнаем эту букву потому, что у нас есть представление, наглядный
образ для каждого единичного случая, для каждого начертания данной буквы, даже
для тех начертаний, которые нам еще не встречались, но могут встретиться [15,
16]. «Как бы ни различались отдельные березовые деревья, все же во всех них
повторяются те свойства и стороны, которые делают их березами, и эта общность
выражается также в их внешнем виде. В обобщенном образе березы удерживаются
именно эти, общие всем березам свойства и стороны. Сеченов указывает, что
возможно также образование представления дерева вообще; в нем будут удержаны
все те стороны и свойства, все те внешние признаки, которые присущи березе и
сосне, клену и акации и т. д. Таковы — общий контур и взаимное расположение
частей; возвышающийся над землей ствол, ветви, зеленая крона, и их соотношение»
[15, 17].
Такой же
точки зрения придерживался и С. Л. Рубинштейн. «Представление может быть обобщенным
образом не единичного предмета или лица, а целого класса или категории
аналогичных предметов» [55, 288].
«Возможен
также и другой путь создания обобщающего образа сходных предметов.
Образовавшийся у индивида чувственно-наглядный образ единичного предмета может
стать представителем целого ряда одинаковых предметов. Встречаясь с
многочисленными предметами того же рода и обнаруживая в них подобные, сходные
свойства, стороны, индивид различает и узнает их путем сопоставления с
имеющимся у него образом впервые встретившегося ему или же наиболее ярко
повлиявшего на него единичного предмета. Так, у человека, родившегося и
выросшего на берегу реки, представление реки всегда связано с его родной
рекой, вернее с тем участком, в котором он купался, ловил рыбу, которым он
долго любовался. И сколько бы рек он ни встречал на своем веку, или сколько бы
при нем ни говорили о реке, в его памяти всегда всплывает образ родной реки с
характерными для нее особенностями. Этот чувственно-наглядный образ выступает
как представитель целого ряда предметов, как обобщающий образ для обозначения
многочисленных рек.
Со временем
благодаря накоплению опыта этот образ может меняться, некоторые черты его будут
тускнеть, а другие, наоборот, выделяться больше, в зависимости от того,
насколько ярко они выражены в других встреченных данным индивидом реках» [15,
17—18]. Сторонники первой точки зрения правы, когда они утверждают, что в
нашем сознании не может быть обобщенного образа дома, дерева и т. д. Всякий чувственный
образ тесно связан с какой-нибудь ситуацией.
Восприятие
предмета оставляет в мозгу человека следы, и благодаря памяти он может
воспроизвести некогда им виденный предмет, но всякий раз это будет крайне
редуцированный и довольно неясный образ предмета в определенной ситуации.
Механизм па<24>мяти в данном случае не позволяет выйти за рамки ситуации.
Все это свидетельствует о том, что непосредственное чувственное восприятие не
может быть перекодировано в нечто среднее, поскольку всякая ситуация конкретна.
Утверждение
И. М. Сеченова о представлении дерева вообще никоим образом не может быть квалифицировано
как представление чувственного образа дерева. Это уже нечто похожее на понятие.
Не опровергает этого тезиса и замечание Г. А. Геворкяна о возможности выбора
конкретного образа реки в качестве обобщенного представления о реке. Такого
рода заменитель все равно останется чувственным образом, который невозможно
оторвать от конкретной ситуации.
Между тем
большой интерес представляет и другой факт. В своей жизненной практике человек
имеет дело с разными предметами в разных ситуациях. Он легко их опознает и
умеет извлекать из них определенную пользу для удовлетворения своих жизненных
потребностей. Возникает вопрос, являются ли решающими в процессе узнавания
только те следы, которые сохраняются в памяти, или здесь действует какой-то
дополнительный фактор. Можно предполагать, что, помимо следов памяти, человек
имеет еще знание о данном предмете, которое он приобрел как часть жизненного
опыта в результате многократного воздействия на его органы чувств однородных
предметов и использования их для своих жизненных потребностей. В комплекс этих
знаний входят такие данные, как основные свойства предмета: цвет, вкус, запах,
характер поверхности и т. д. Эти знания сохраняются в памяти. Несомненно сохраняется
в памяти и общее представление о форме предмета, его общие схематические
контуры, расположение составных частей и т. д. Подобное знание предмета давало
человеку возможность хорошо ориентироваться в окружающей обстановке и извлечь в
случае необходимости пользу из этого предмета. Эту особенность очень хорошо
выразил в свое время Маркс. «Люди,— говорил Маркс,—...начинают с того, чтобы
есть, пить и т. д., т. е. не «стоять» в каком-нибудь отношении, а активно
действовать, овладевать при помощи действия известными предметами внешнего
мира и таким образом удовлетворять свои потребности (они, стало быть, начинают
с производства). Благодаря повторению этого процесса способность этих предметов
«удовлетворять потребности» людей запечатлевается в их мозгу, люди и звери
научаются и «теоретически» отличать внешние предметы, служащие удовлетворению
их потребностей, от всех других предметов» [39, 377].
Наш далекий
предок не умел говорить, но он безусловно знал окружающие его предметы и умел
их распознавать в любой конкретной ситуации. Диктуемая практическими нуждами
необходимость отвлечения и обобщения, выходящего за рамки возможного в
наглядных представлениях, явилась, согласно предположению Л. О. Резникова,
источником образования понятий [50, 8]. Заро<25>дышем понятия Резников
называет сознание общего [49, 158]. Начинаясь с наглядного образа, сознание
общего становится затем основой для будущего понятия. По мнению Е. К.
Войшвилло, подобные образования, однако, еще не относятся, очевидно, к формам
мышления. Это абстракции предметов, возникающие на чувственной ступени
познания [10, 109]. Во всяком случае остается фактом, что знание предмета,
представление о его характерных свойствах уже в то время было оторвано от конкретной
ситуации. Следует заметить, что знанием предметов обладают и животные.
«Узнавание предметов,— указывал И. М. Сеченов,— очевидно, служит животному
руководителем целесообразных действий — без него оно не отличило бы щепки от
съедобного, смешивало бы дерево с врагом и вообще не могло бы ориентироваться
между окружающими предметами ни одной минуты» [56, 467].
Поскольку
человек в своей жизненной практике сталкивался с целыми классами однородных предметов,
то комплекс сведений об одном предмете стал распространяться на весь класс
однородных предметов в целом. Таким образом этот комплекс превратился в аналог
понятия, который мог возникнуть в голове человека задолго до возникновения
звуковой речи. Однако самая замечательная особенность этого комплекса знаний
состояла в том, что его наличие, в противовес чувственному образу, не зависело
от конкретной чувственной ситуации. Оно было прообразом понятия.
Знание о
предмете было редуцированным по той простой причине, что человеческая память
не в состоянии сохранить все мельчайшие подробности. Оно содержало только
общее. В этом смысле подобное знание можно было бы назвать инвариантным обобщенным образом предмета.
Если бы человек не имел инвариантных представлений о предметах, он вообще не
мог бы существовать. Первобытный человек мог в своей памяти воспроизводить
образы предметов в конкретных ситуациях, но подобное воспроизведение не было
связано с коммуникацией. Отсутствие у животных и человекообразных обезьян
звуковой речи объясняется между прочим тем, что в конкретных ситуациях она им
не нужна, а возможные у них реминисценции этих ситуаций в памяти также не
связаны с необходимостью коммуникации.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85, 86
|
|