Реферат: Т. Шанин. Россия как "развивающееся общество". Революция 1905 года: момент истины. (Главы из книг)

В процессе революции 1905 - 1907 гг. эти сходства и различия обозначились четче. Отношение рабочих к городским средним классам стало более враждебным, вера крестьян в царское правительство была подорвана. Прячась в свои "раковины" под натиском наступаюшей реакции, крестьяне и рабочие встречали там в основном друг друга. "Психологическая дистанция", которая отделяла рабочих Петербурга от образованного привилегированного общества, касалась также и крестьян. С другой стороны, вековое крестьянское недоверие ко всем чужакам вполне разделялось и рабочими в 1906 - 1907 гг. и после. В 1914 г., прямо перед войной, крупная столичная газета Петербурга писала о том, что армейские и полицейские отряды с примкнутыми штыками патрулировали пустынные городские улицы с покосившимися фонарями, вырванными телеграфными столбами, бастующими фабриками промышленного Петербурга, где кипел "страшный гнев", и в то же время в центре города текла культурная, сытая, роскошная жизнь. Рабочие знали об этом так же хорошо. Очевидно, что в российских деревнях и городах не только земля, зарплата и нищета были насущными вопросами, но и резкое деление общества на "мы" и "они". "Они" - это были государство и дворянство, помещичьи усадьбы и богатые кварталы городов, мундиры, шубы, очки в золотой оправе и даже правильная литературная речь.

Англичане говорят: чтобы узнать вкус пудинга, его надо съесть. Особый "пудинг" сокровенных чувств плебейской России был подан и сервирован в революцию и гражданскую войну 1917 - 1921 гг. Много споров велось по поводу того, почему же "белое дело" потерпело поражение от красных, у которых, по крайней мере в самом начале, не было ни опыта управления, ни регулярной армии, ни иностранной поддержки, ни нужного вооружения, ни международного признания. Вожди старой России, социалистические конкуренты большевиков, а также иностранные специалисты были уверены, что красные не продержатся дольше нескольких недель. Их победу объясняют самыми разными причинами - начиная от глупости их врагов и фантастической организации ленинской партии до географии (центральное положение Москвы и размеры страны) и неправильной военной тактики белых генералов. Все эти, пусть верные, соображения не учитывают того факта, что гражданская война велась не между членами партии большевиков и офицерами-монархистами, а между армиями, в которых обе эти группы составляли меньшинство. В условиях гражданской войны лояльность этих армий не могла приниматься как сама собой разумеющаяся, и как раз она становилась одним из решающих факторов, определяющих исход борьбы. Также важна была способность мобилизовывать ресурсы, необходимые для военных действий: еду и фураж, лошадей и упряжки, боеприпасы, обмундирование и даже лапти, которые приходилось носить частям красной пехоты во время гражданской войны. В основном мобилизация людских и материальных ресурсов проводилась на насильственной основе, однако вопрос всегда состоял в том, сколько может быть получено без прямого насилия, как много усилий потребуется затратить, чтобы получить остальное, и сколько в результате окажется в распоряжении командования армии.

Несмотря на жесткие методы и суровые наказания, белые не сумели мобилизовать достаточное количество солдат. Несмотря на частые мятежи и массовое дезертирство, красным все же удавалось набирать достаточное количество рекрутов, чтобы обеспечить победу. В решающие дни это соотношение оказалось 1:5 , т.е. один "белый" солдат против пяти "красных". По многочисленным свидетельствам, белогвардейские полки действовали в основном как завоеватели в контролируемых ими районах. По мере их продвижения по Украине, югу России и Сибири у них в тылу вспыхивали и разрастались восстания. Военный историк Белой армии назвал их "волной восставших низов". Анархисты, "зеленые" банды взбунтовавшихся крестьян и т.д. воевали в основном с белыми, а не с красными в решающий период 1918 - 1919 гг. Причину этого хорошо раскрыл в своих мемуарах генерал А.Деникин, описавший также свой собственный опыт проезда инкогнито по революционной России: "Теперь я был просто "буржуй", которого толкали и ругали - иногда злобно, иногда так - походя, но на которого, по счастью, не обращали никакого внимания. Теперь я увидел яснее подлинную жизнь и ужаснулся.

Прежде всего разлитая повсюду безбрежная ненависть - и к людям, и к идеям. Ко всему, что было социально и умственно выше толпы, что носило малейший след достатка, даже неодушевленным предметам - признакам некоторой культуры, чужой или недоступной толпе".

Он упустил заметить, что в гражданской войне эта ненависть и чувство отчуждения были взаимными. Пленники исторической логики этой войны, Деникин и его коллеги не могли, несмотря на все это, поменять социальную стратегию своей армии, что определило исход их борьбы. Почти так же не способны были они вычленить важное звено исторической причинности, которое было менее общим, чем "вековая ненависть", но и менее конкретным, чем "горечь войны", т.е. увидеть уроки классовой борьбы, данные революцией 1905 - 1907 гг., и последовавшие за ней политические перегруппировки. Кроме того, в свете гражданской войны ответ на вопрос о реальном существовании этого межклассового единства "низов" представляется ясным. Именно недоверие и ненависть большинства низов к буржуям и эполетам заставила их в 1918 - 1919 гг. принять советский режим, хотя и без энтузиазма. В конечном счете именно это определило исход гражданской войны.

Можно документально подтвердить эту сторону российской политической истории, перечислив самые "твердокаменные" части красных. Решительные, беззаветно преданные и безжалостные отряды, даже когда они малочисленны, играют решающую роль в дни революции. Их состав в России 1917 г. как бы воскрешает список групп, социальных и этнических, которые особенно пострадали от карательных экспедиций, ссылок и казней революции 1905 - 1907 гг. Кронштадтские моряки и рабочие Невской Заставы сыграли решающую роль в битвах в Санкт-Петербурге (и в 1917 и в 1919 г.). Прославилась суровая верность латышских стрелков, которые охраняли Совнарком в Москве в 1918 г. и подавили там левоэсеровский мятеж. Их командир, Вацетис, сын латышского крестьянина, благодаря силе воли и природным способностям поднявшийся до Академии Генерального штаба, стал первым верховным главнокомандующим Красной Армии. Поляки, евреи, латыши были широко представлены в ЧК - достаточно посмотреть на фамилии руководства: Дзержинский, Менжинский, Урицкий, Уншлихт, Петерс и Лацис. В самые острые моменты гражданской войны на стороне Красной Армии воевали русские железнодорожники Иркутска и Ташкента, еврейские парни из Минска и Одессы, финны из Выборга, промышленные рабочие Ростова, Харькова, Луганска и Иваново-Вознесенска. Единственную значительную поправку к перечню 1905 - 1907 гг. дали только что созданные национальные государства: в Польше, Грузии и части Украины национальное сознание часто оказывалось сильнее воспоминаний о революционном прошлом 1905 - 1907 гг.

Что касается преобладающего крестьянского населения России, то в ряды революции оно влилось в основном через службу в Красной Армии. Весь процесс мобилизации был окрашен постоянными шатаниями и изменениями предпочтений и настроения в деревнях. Когда в 1918 - 1919 гг. крестьяне юга и центра России, которых "усмиряли" в 1905 - 1907 гг., должны были выбрать, к какой стороне им примкнуть, они обычно предпочитали местные отряды "зеленых", которые формировались из их собственной среды. Когда нельзя было уйти туда или когда страх перед будущим заставлял заново оценивать государственную власть и организацию, они скорее склонялись на сторону красных, чем белых офицеров или казаков. То же самое касается особо важных крестьянских формирований "третьего пути" типа войск Махно. В 1918 и 1919 гг. и для красных, и для белых самым важным было осуществить мобилизацию, исключить дезертирство и заставить новобранцев воевать, а не разбегаться при первом же бое. К 1920 г. социально-военная карта гражданской войны поменялась. Красная Армия к этому времени стала массовой и профессиональной. В ней сформировалась прослойка новых, преданных советской власти командиров и комиссаров, в основном из крестьян и некоторых других угнетенных социальных и этнических категорий, для которых новый режим открывал головокружительные возможности подъема на самый верх. Эти новые офицерские кадры и их ученики, командиры и курсанты гражданской войны, стали вытеснять старых революционеров, так же как и кадровых офицеров царской армии, служивших советской власти. Символично, что теперь не "железные латыши" охраняли Кремль, а курсанты (они же подавляли и антоновский мятеж в Тамбове, и восстание кронштадтских моряков, которых Троцкий в свое время назвал "гордостью и славой революции" и которые восстали, требуя "свободных, независимых, внепартийных советов рабочих и крестьян, без ЧК и комиссаров"). Однако к тому времени борьба белых и красных в основном закончилась, и проявились контуры новой России, которые будут определять ее развитие в течение ближайшего десятилетия.


Читателям, которые не имеют возможности обратиться к полному тексту книги "Революция как момент истины", необходимо иметь в виду следующее. В книге выделено восемь стратегий анализа, которыми участники и "ученики" революции в политических элитах Российской империи отреагировали на нее. За каждой из этих стратегий стоял определенный образ России, взгляд на революцию 1905 -1907 гг. и понимание интересов того политического лагеря, которому данные образы принадлежали. Главы 5 и 6 нашей книги разделили создателей моделей революционной России на "тугодумов", которые так и не смогли ответить на уровне формул понимания и новой политической стратегии на неожиданности революции 1905 - 1907 гг., и на тех "отличников учебы", которые осознали новое, хотя бы частично, и отреагировали на это новыми идеями, которым суждено было сыграть важную роль на последующем историческом этапе конца империи Романовых, революции 1917 г. и начала гражданской войны. Среди "тугодумов" были рассмотрены конституционные демократы, а также меньшевики и их "отступление в теорию прогресса". Их главным заключением было, что, если не удалось добиться изменений политических основ России в период 1905 - 1907 гг., причина тому в величине отставания страны от Западной Европы, которого они не смогли заранее в полной мере распознать. Революционный натиск пришел слишком рано: с точки зрения политического образования россиян - для либералов, в смысле создания мощного пролетариата - для меньшевиков. Никаких изменений в понимании характера российского общества и его будущего не ожидалось, нужно было продолжать партийную работу и ждать - до той поры, когда неминуемый прогресс разрешит вопрос правильного этапа, т.е. европеизации России.

Руководство социалистов-революционеров сочло, что революция проходила в соответствии с их сценарием и предписаниями и потому нет надобности в переосмыслении характера их страны, их партии и революции, - глубина этой ошибки стала ясной в 1917 -1920 гг. Неготовность постичь новый образ России, открывшийся в период революции, совпала с личностным кризисом руководства ПСР и развала ее центральной организации: смерть Гершуни ("Ленина эсеров") и Михаила Гоца - с одной стороны, предательство Азефа - с другой.

Объединенное дворянство - главное лобби помещиков России - так же не сочло нужным продумать заново свои взгляды на существо процессов, происходящих в России. Их ответом было просто усиление полицейского контроля и антиреформы в духе Александра III как единственно правильная реакция на крамолу.

На стороне "отличников" - другого раздела политических элит - выделились четыре небольшие группы, продемонстрировавшие способность к новому анализу, пониманию и выработке стратегии как реакции на события 1905 - 1907 гг. Каждая из этих групп ассоциируется с именем лидера, которому суждено было сыграть важную роль в истории своей страны. Эти имена: Столыпин, Троцкий, Жордания и Ленин.

Идея перманентной революции Троцкого (и Парвуса), т.е. прямого перехода от предкапиталистического общества к "диктатуре пролетариата" в особых условиях России, была крайне неортодоксальна для марксистов, развивалась в споре как с меньшевиками, так и с большевиками и только в апреле 1917 г. стала составной частью взглядов и стратегии Ленина. Взгляд на большевиков (и западных наблюдателей, и большинства россиян периода гражданской войны) как на партию Ленина и Троцкого имел реальные основы не только на личностном уровне, но определял также ту идейную комбинацию, которая и стала большевизмом Октябрьской революции и гражданской войны.

И наконец, Жордания - наименее известный в плеяде "отлич-ников учебы" - был вождем грузинского меньшевизма в период первой четверти ХХ в. Считая себя меньшевиком в том, как он понимал действительность и какую политическую стратегию избрал, он вместе с тем представил новый для всех марксистов взгляд. Его партия стала единственным подразделением меньшевиков, которое приняло крестьянское восстание как часть их революции и возглавило крестьянские движения в Гурии, а также в других районах страны. Но в меру неортодоксальное расширение классовой базы социал-демократии этим не закончилось. Жордания создал модель, в немалой мере осуществившуюся политически, - единый национальный фронт грузинского дворянства, буржуазии, крестьянства и рабочих под руководством ортодоксальных марксистов в борьбе против внешнего врага, т.е. царизма. Эти взгляды, которые стали двумя поколениями позже базой политики Мао и Хо Ши Мина времен гражданской войны и принимались все шире марксистами "недоразвитых" стран, были для Грузии и для Российской империи потрясением умов и вызвали бурную критику коллег Жордании по партии. Но он держался своего. Результатом этой особой марксистской неортодоксальности стало решающее влияние меньшевиков в Грузии и особенно массовая поддержка меньшевистской политики грузинским крестьянством - на выборах в Учредительное собрание 1917 г. меньшевики России получили менее двух процентов голосов, а меньшевики Грузии - 70% (и 80% в сельских районах).

Но для более полного рассмотрения взглядов и стратегий Троцкого/Парвуса и Жордания нам придется отослать читателя к полному тексту книги.


Столыпин и революция сверху

Очевидно, что оригинальность, приписываемая нами стратегиям тех политических вождей России, которых мы будем обсуждать ниже, не характеризовалась некой абстрактной "новизной", последовательной и законченной. Эти стратегии представляли собой меланж уже высказывавшихся и заимствованных идей и совершенно новых взглядов, переплетавшихся с прагматическими проектами и тактическими компромиссами. В результате часто выходило нечто противоречивое и постоянно меняющееся. Но этих деятелей объединило, выделило из всех прочих и обеспечивало их политическое влияние одно особое свойство - их аналитическая жизненная сила, т.е. способность отбросить господствующие представления прошлого и пойти нехожеными тропами, пытаясь взаимодействовать с той неожиданной Россией, которая вдруг открылась в процессе революции. На личностном уровне это свойство базировалось на способности быть достаточно безжалостным по отношению к собственным социальным или интеллектуальным истокам, дистанцироваться от них и мыслить "крупномасштабно", т.е. уметь оставить неспешное копание в интеллектуальных завалах ради создания грандиозных проектов социальных преобразований. Результат зависел прежде всего от общей социальной ситуации, но также и от способности лидеров выбирать правильную тактику, а в особенности от их умения блокироваться с союзниками и вести свои "кадры" через жестокие политические столкновения, которые неизбежно возникали, когда священным коровам и их верным пастухам бросался вызов.

С 1906 г. в правительственном лагере такой фигурой был Петр Столыпин. Многое было сказано его бывшими помощниками, врагами и биографами о том, что его проекты были вовсе не оригинальны, заимствованы из концепций других людей и тех многочисленных программ, которые пылились в архивах Министерства внутренних дел России. Во многом это действительно так. Вовсе не Столыпину принадлежит авторство ключевых элементов реформ, которые связаны с его именем. Роль Столыпина заключается в том, что он собрал эти элементы воедино и придал им особую легитимность в контексте революции, подкрепил их авторитетом человека, который в своем качестве рыцаря контрреволюции на какое-то время стал любимцем правителей России и поставил им на службу совокупность административных ресурсов, находившихся в распоряжении премьер-министра и Министерства внутренних дел. Кроме того, речь здесь идет о сильной личности, которая упивалась своей центральной ролью в разворачивавшейся общественно-исторической драме. Энергичный, молодой (в свои сорок три года Столыпин стал самым молодым министром России), работоспособный, честолюбивый и гордый, красноречивейший защитник монархии в парламенте, - он не мог не остаться в памяти и друзей и врагов как "последний великий защитник самодержавия".

Столыпинский генеральный план по переводу Российской империи в новую эру (и уготованная им для себя роль "второго Бисмарка", выражаясь языком того времени) был в основных его звеньях разрушен российским консервативным лобби. Из оставшихся обломков лишь один закон был принят и введен в действие - закон о землевладении и землеустройстве. Эти законодательные акты и получили название "столыпинской реформы" в анналах последующих поколений. Фактически речь шла о куда более широком "пакете реформ", связанных внутренней логикой в новый политический курс. Этот пакет реформ содержал видение новой России - "великой России", противопоставленной Столыпиным в его знаменитой речи "великим потрясениям", которых, по его мнению, желали радикалы и революционеры. Главными элементами реформы были как преобразование российской деревни - речь идет о более чем 80% населения страны, - так и перестройка государственной машины. Также предполагалось сделать более мирной внешнюю политику России, шире вовлекать в политические и экономические процессы те этнорелигиозные меньшинства России, которые могли способствовать оживлению коммерческой деятельности, усовершенствовать систему образования и создать всеобщую систему социального обеспечения для городских наемных рабочих. Когда система управления будет усовершенствована и сельское общество преобразовано (и таким образом будет выбита почва из-под ног эсеровского движения, чье воздействие на общинное крестьянство Столыпин считал главной непосредственной угрозой самодержавию), Россия начнет движение к тому, что впоследствии будет названо саморазвивающимся ростом благосостояния, производительности и культуры, а следовательно, и политической мощи. Предполагалось, что тогда, как и раньше, общественная самодеятельность должна будет сочетаться с энергичным правительственным вмешательством. На выполнение этой программы был отведен короткий и четко определенный период времени - "двадцать лет покоя, внутреннего и внешнего", после чего, обещал Столыпин, "вы не узнаете нынешней России!". Столыпин впервые обнародовал эти планы в своей речи на открытии Второй Думы в 1907 г. (8). Среди самых неотложных мер он назвал тогда не только подавление революционного движения, но и разрушение общинного землевладения, а также административные реформы, которые охватили бы (помимо аппарата Министерства внутренних дел) выборные городские власти, суды и полицию. За этими мерами должны были последовать реформы в армии и на флоте, уравнение в правах старообрядцев и расширение прав еврейского населения, совершенствование железнодорожной сети, создание системы социального страхования и пенсионного обеспечения, введение (в долгосрочной перспективе) обязательного бесплатного образования, узаконение новых гражданских прав и реформа налогообложения. Очевиден был несгибаемый монархизм Столыпина и его страсть к "закону и порядку". ("Не запугаете", - рявкнул он в ответ на яростные нападки оппозиции в Думе, последовавшие за его обещанием "восстановить порядок и спокойствие" мерами правительства "стойкого и чисто русского".) Он продемонстрировал серьезность этих намерений и созданием военно-полевых судов, и широким применением смертной казни, и разгоном Второй Думы в ходе государственного переворота, в результате которого был изменен избирательный закон. Однако этот подлинный контрреволюционер понимал с самого начала, что "реформы во время революции необходимы, так как революцию породили в большей мере недостатки внутреннего уклада. Если заняться исключительно борьбою с революцией, то в лучшем случае устраним последствие, а не причину... Там, где правительство побеждало революцию (Пруссия, Австрия), оно успевало не исключительно физическою силою, а тем, что, опираясь на силу, само становилось во главе реформ" (9).

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10