Реферат: Кризис родового строя и возникновение холопства на Руси конца Х- начала XI века

Таким образом, рушится последний аргумент тех, кто склонен подозревать в 1 статье Правды Ярослава наличие “прибавлений”, которые легли дополнительным слоем на первоначальный ее текст.

На наш взгляд, эта статья была составлена одновременно в том виде, в каком она читается сейчас, будучи откликом князя как законодателя на глубокие социальные изменения произошедшие в конце X-начале XI столетия в Древней Руси, связанные   с   распадом   родоплеменного строя и образованием новой общественной организации, возводимой на общинно-территориальных началах.     В условиях кризиса кровных  союзов появились лица, лишенные защиты родичей.   Среди них оказались и изгои. Князь, выступающий в роли правителя, обязанного заботиться о безопасности и благополучии подчиненного ему люда, о внутреннем мире и “наряде” в обществе, должен был взять на себя попечение о них.

Он выполнил возложенные на него как местного властителя обязанности и ввел изгоев под кров своего княжого права.   При этом он исходил из интересов общества, а не из вожделений землевладельца и собственника, как пытаются представить некоторые весьма почтенные исследователи.

Так, согласно А. Е. Преснякову, изгой, поставленный неблагоприятными для него обстоятельствами вне закона, благодаря опеке князя входил “снова в правовой союз. Рядом с этой стороной дела стояла другая, экономическая необходимость искать обеспечения и приложения своему труду”. Княжеское землевладение давало выход “элементам населения, выбитым судьбою из обычного строя и уклада народной жизни. Это выход в состав особого социального союза "княжих людей, стоящего вне народной общины и тесно сплоченного связями покровительства и зависимости, труда и обеспечения в чужом крупном хозяйстве”. А. Е. Пресняков рассматривает этот союз как выпадающий из “общегосударственного союза членов племени и построенный на совершенно иной основе”.

Еще более прямолинейно высказывался С. В. Юшков: “И вот все эти-то изгои —недавно полноправные члены общин — и стали пользоваться специальной княжеской защитой потому, что каждый из них представлял рабочую силу для княжеских сел”.

Мы совершенно иначе оцениваем попечение князя, в частности Ярослава, относительно изгоев. Защищая изгоев, он выполнял одну из общественно-полезных функций, возложенных на него в качестве властителя. Делая изгоя субъектом княжого права, дополняющего и развивающего обычное право, он возвращал потерявшего связь с обществом индивида в “общегосударственный союз членов племени”, восстанавливая его полноправие как свободного. Вот почему изгой в статье 1 Древнейшей Правды — свободный человек, жизнь которого защищена 40 гривенкой платой, как и жизнь других свободных людей.

Итак, появление изгоев в Правде Ярослава нельзя, по нашему убеждению рассматривать иначе, как проявление кризиса родового строя на Руси в исходе Х-начале XI в.

Разложение родоплеменных структур влекло за собой ослабление общественного организма. Терялась способность эффективного контроля за поведением не только свободных, но и рабов. И они побежали от своих господ. Об этом, вероятно, сообщает Титмар Мерзе-бургский, рассказывая о Киеве начала XI в., куда спасающиеся бегством рабы стекались “со всех сторон”.

Судя по описаниям Титмара,  то  было  массовое  бегство, поскольку сбегавшиеся в Киев рабы составили одну из главных сил борьбы с внешним врагом, благодаря которой удавалось "противостоять весьма разорительным набегам печенегов, а также побеждать другие народы".

Массовое бегство рабов - факт примечательный, свидетельствующий по крайней мере, о трех важных вещах. Он указывает, во-первых, на необычность социальных условий, порождавших подобное бегство: в нормальной обстановке более или менее спокойно текущей жизни не осложняемой социальными сдвигами и потрясениями массовые побеги невольников вряд ли бы состоялись. Значит, Русь переживала в это время общественные неустройства. Их связь с распадом родоплеменного строя для нас очевидна. Во-вторых, столь значительное количество рабов, ударившихся “в бега”,— явный знак, говорящий об отсутствии каких-либо прочных связей беглецов с местным, туземным обществом. Отсюда наш вывод: рабы, стекавшиеся, по Титмару, “со всех сторон” в Киев — это челядь, или рабы-пленники.

Данный вывод подтверждается еще и тем, что на Руги в рассматриваемое время подавляющее число рабов, как мы уже показали, формировалось за счет полонов и состояло из пленных, обращенных в рабство. Рабов местного происхождения было ничтожно мало. Поэтому они и бежать не могли массами. В-третьих, наконец само бегство рабов-иноплеменников весьма симптоматично. Раб-иноземец, являясь представителем внешнего, как правило, враждебного мира, противостоял не только своему господину, но и всему обществу, куда его забросила судьба, будучи потенциально опасным для него. Держать рабов-пленников в строгом повиновении составляло тогда одну из важнейших общественных задач. Неспособность социума справиться с этой задачей указывает на истощение общественных сил. подорванных неустройствами приходящего в упадок родоплеменного строя. Отсюда и бегство рабов. Спрашивается, почему они бежали в Киев?

По мнению Н. Ф. Котляра, “в бегстве холопов в город нет ничего удивительного, поскольку в крупнейших не только на Руси, но и в Европе городских центрах вроде Киева, Новгорода или Смоленска холоп легко мог затеряться в массе торгово-ремесленного населения — и влиться в него”. Мы думаем иначе. Киев — крупный центр международной торговли, стягивающий большое количество иностранных купцов и другого заезжего иноземного люда. Прежде всего поэтому рабы-пленники стекались туда, надеясь найти у них помощь и поддержку, Своеобразной иллюстрацией здесь может служить привлекавшая уже наше внимание статья 11 Древнейшей Правды, имеющая в виду случаи бегства челядина к варягу или колбягу и укрывательства ими беглеца. Кроме того, бегство рабов (челяди) в Киев было обусловлено стремлением укрыться за городскими валами и укреплениями от печенежской неволи, весьма реальной в условиях многочисленных нападений печенегов на Русскую землю, особенно участившихся в конце X -начале XI в.

Однако повальное    рабов, повторяем, стало возможным вследствие деградации родовой строя.

Ярким признаком разложения родовых отношении надо считать возникновение и утверждение большой семьи пришедшей на смену роду, что засвидетельствовано в 1 статье Древнейшей Правды: “Убьеть мужь мужа, то мьстити брату брата, или сынови отца, любо отцу сына, или братучаду, любо сестрину сынови...”.”” Еще К С. Аксаков рассматривал ее как обозначение семьи. Современный исследователь А. А. Зимин считает что здесь “основой общества является уже не род, а большая семья”. И в этом он прав. Следует только подчеркнуть, что эта большая семья — не архаический институт, уходящий корнями в седую старину, а новое образование, возникшее взамен исчерпавшего свой исторический ресурс рода. Именно поэтому она попала в Правду Ярослава — законодательный сборник, появившийся на грани двух эпох: первобытно-родовой и общинно-территориальной. Ее присутствие в этом памятнике права нами также воспринимается как показатель распада родовых отношений на Руси второй половины Х-начала XI в., уже выявленного нами по некоторым другим признакам.

Не менее показательны перемены, происходившие в древнерусских городах. К ним надо отнести возникновение посадов — городских средоточий ремесла и торговли. О многом говорит нам их начальная история.

М. Н. Тихомиров, автор специального монографического исследования о городах в Древней Руси, определяя время появления посадов, писал: “Городские посады начинают появляться примерно с конца Х-начала XI в., в Киеве раньше, чем в других пунктах, в большинстве же русских городов — с XI в.”. Так читаем в первом издании книги 1946 г. Во втором издании, осуществленном десять лет спустя, находим нечто иное: “Городские посады начинают появляться примерно с IX в., в Киеве раньше, чем в других пунктах, в большинстве же русских городов — с XI в.”. Следовательно, в первом издании М. Н. Тихомиров возникновение посадов датировал концом Х-началом XI в., а во втором издании — IX в. Вместе с тем образование посадов в большинстве древнерусских городов он в обоих изданиях приурочил к XI столетию. Едва ли мы ошибемся, предположив, что за передатировкой начальной истории посадов на Руси скрывались не исторические факты, а стремление историка привести в соответствие время зарождения посадской жизни с общепринятыми представлениями Б. Д. Грекова и его школы о развитии феодализма в Киевской Руси, согласно которым древнерусское общество уже в IX в. вступило в феодальную формацию. Ради грековской схемы М. Н. Тихомиров пожертвовал ясностью и последовательностью своих суждений. “Появление городских посадов — новое и важное явление в истории русских городов, с которым мы встречаемся не ранее конца X в.”, — пишет он в одном месте своей книги. А через несколько страниц возникновение предградий, или посадов, датирует IX-Х вв.

В результате переломный момент истории дрсвнерусских городов, связанный с появлением посадов, получился чересчур растянутым: IX-XI вв., т.о. почти весь период Киевской Руси. Полагаем, что в первом издании "Древнерусских городов” М.Н.Тихомиров высказал верную мысль, когда возникновение городских посадов на Руси отнес к концу X и XI столетию. Правильно он рассуждал и тогда, когда в своей другой работе замечал: "В XI-XIII вв происходит не только быстрый рост качества городов на Руси, но и большие качественные изменения в самой их структуре. Города не были только замками, а в большинстве случаев имели обширные неукрепленные "посады'', или предградия ”. Не только М. Н. Тихомиров связывал с XI в. начальный период формирования древнерусских посадов.

“Вопрос о времени появления городов на Руси,— писал Л. В. Алексеев, — будет решен окончательно лишь после длительного археологического исследования. Сейчас, в предварительном порядке, можно высказать следующее: если определяющим для возникновения города признать существование при детинце торгово-ремесленного посада, то, судя по имеющимся далеко не полным данным, образование древнерусских городов следует отнести не к IX-Х вв., а к XI в. — времени, которым датируется возникновение в раннесредневековых городах Руси посадов”.

Мало что изменилось и “после длительного археологического исследования проблемы”. В недавно вышедшей книге Б. А.Тимощука “Восточные славяне: От общины к городам” обобщен огромный археологический материал по истории возникновения и развития древнерусских городов, добытый учеными-археологами на протяжении последних десятилетий. Древнерусские города он воспринимает как “символы сословно-классовой эпохи”. Б.А.Тимощук полагает (и тут он выступает с традиционных в советской исторической науке позиций), что “наличие в структуре поселения торгово-ремесленного посада-общины является главным признаком города, позволяющим отличить его от поселений - княжеских крепостей и феодальных замков-усадеб”. “Настоящий город” есть “поселение сложной структуры, совмещающее в себе центр феодального властвования (крепость-детинец) и самоуправляющийся торгово-ремесленный посад, основная масса населения которого представляла собой союз (общину) мелких свободных производителей и торговцев”. Все эти положения Б. А. Тимощука не соответствуют новейшим достижениям в области исторических и этнографических знаний, поднимающих завесу над происхождением города, и поэтому не могут быть приняты. Но сейчас суть не в этом. Нас интересует время появления городских посадов на Руси, устанавливаемое автором. И что же? Б. А. Тимощук начальную стадию формирования посадских общин помечает X-XI столетиями.

Возникновение посадов явилось, на наш взгляд, следствием разложения родовых отношений, смены рода семьей. Если в предшествующие времена ремесленник, будучи членом родового союза, не мог покинуть его, то теперь, после распада рода, он получил свободу действий, и ремесленники устремились к городам, которые предоставляли им удобства и как пункты обмена, и как убежища на случай опасности. Стало быть, непосредственным условием возникновения городских посадов на Руси был именно разрыв родовых пут, мешавших подвижности населения. Начало их формирования нужно отнести приблизительно если не к концу, то ко второй половине X в. В XI в. происходит быстрый рост посадов, что приводит к резкому увеличению городского населения в Древней Руси. Приток населения в города некоторые исследователи объясняют бегством сюда крестьян и холопов. Не отрицая наличия среди городских жителей определенного количества рабов, особенно возросшего в процессе кризиса первобытных институтов и учреждений на рубеже X-XI вв., заметим все же: подавляющее большинство посадских людей составляли свободные ремесленники, покидавшие родовые поселки и оседавшие у городских стен.

Рост населения городов, обусловленный расстройством родовых связей, стимулировал развитие внутреннего обмена, апогей которого приходится на XI-XII вв., что опять-таки подтверждает наше предположение о второй половине Х-начале XI столетий как времени перехода от родового строя к “общинному без первобытности”.

Весьма примечателен так называемый “перенос” городов, наблюдаемый исследователями в конце Х-начале XI в. Известно, например, что Сарское городище “уступило место возникшему рядом Ростову, городище Медвежий угол - Ярославлю. Гнездово - Смоленску, Седнев (Сновск) — Чернигову и т. д.”. В. В. Мавродин рассматривает “перенос” городов на фоне “распада родовых связей”.  Но объясняет его рядом причин:  “Город переносили в том случае,  если изменялся этнический состав населения или когда подвергалась разгрому древняя  родоплеменная  знать,   или   когда перенос диктовался нуждами торговли и военных предприятий князей”.    Согласно И. В. Дубову,  “перенос” городов “имел место в тех случаях, когда новый нарождающийся класс феодалов не в состоянии был полностью оттеснить родоплеменную знать, отчаянно цеплявшуюся за свою власть, основанную на родовых устоях и порядках. Этот класс пока еще не имел возможности целиком подчинить себе все сферы жизни и деятельности старых сформировавшихся центров”.

Оба автора, как видим, связывают “перенос” городов с утверждением новых порядков, отрицающих прежние родовые устои общественной жизни. И это правильно. Нельзя только эти новые порядки относить к феодализму. Подобно другим явлениям, о которых шла речь выше, “перенос” городов конца Х-начала XI в. означал, на наш взгляд, разложение родоплеменного строя и устройство восточнославянского общества по территориально-общинному принципу. Менялся характер городов: из племенных центров они превращались в средоточия земель, волостей, приобретая статус городов-государств, городов-республик, развивающихся на общинной основе.

Складывание земель и волостей взамен племенных союзов— явление также достаточно примечательное, свидетельствующее о завершении родовой эпохи и о наступлении нового периода в истории Руси. Уходят в прошлое племенные названия полян, кривичей, словен и пр. Вместо них утверждаются наименования “кияне”, “смоляне”, “новгородцы” и т.д., распространявшиеся на городских и сельских жителей, составлявших население волости. Древнерусская волость-земля, принявшая форму города-государства, представляла собою объединение соподчиненных общин (городских и сельских) во главе с общиной старейшего города.

А  Е Пресняков, обращаясь к вопросу о переходе от племенного  быта к строю  “земель-княжений”,   писал: “Представления о так называемом   племенном быте   относятся ко временам "доисторическим   или, точнее, согласно с терминологией французских археологов, "протоисторическим", т.е.   таким, о которых имеются, при отсутствии местных "исторических источников", свидетельства иностранных писателей.  А как только восточное славянство выступает на свет истории, уже организованное в политической форме "Киевской Руси", перед нами картина такого строя народной жизни,  который ничего общего с племенным бытом не имеет.    Страна, занятая восточными славянами, разделяется на ряд "зе мель"; каждая из этих "земель" тянет к одному главному - своему городу, составляя его "волость", а все земли вместе объединены в один сложный политический организм под главенством Киева.  Вопрос о том, как представить себе процесс перехода от древнейшего племенного быта к историческому строю городовых земель-областей, труднейший в истории Руси.  Все попытки вывести второе явление из первого в виде органической эволюции не дают никакого результата и обречены на неизбежную неудачу. Городские волости-земли явились на развалинах племенного быта, не из него выросли, а его разрушали".

В отличие от А. Е. Преснякова мы полагаем, что “племенной быт” в форме племенных союзов и суперсоюзов существовал у восточных славян отнюдь не в “протоисторические” времена,  почти недоступные взору исследователя, а в эпоху, прослеживаемую по летописны: источникам,  когда сложилась та  “политическая  форма”,  которую историк именует  “Киевской  Русью”. Переход от племенных образовании, стянутых Киевом в огромный общевосточнославянский союз племен, к “землям-княжениям”, или волостям (городам-государствам), наблюдается примерно с конца X в. и продолжается до полного своего завершения в XII столетии. Его начало знаменовало крушение “племенного быта”.

Ослабление старых властных структур - еще одна верная примета упадка родоплеменного строя на Руси. Народное собрание (вече), совет старейшин (старцев градских), ведавших гражданскими делами, военный вождь (князь) — вот ветви древа власти у восточных славян. По-разному складывалась их судьба в период общественного переустройства, вызванного кризисом родового строя. Несколько снизилась, по-видимому, активность веча. Конечно, нет оснований считать, будто оно вовсе “не функционировало” или было “ликвидировано” в результате укрепления “аппарата княжеского административно-судебного управления”. Вечевая деятельность не прерывалась. Однако в сфере верховных прав князь отчасти потеснил вече, сосредоточив в своих руках более обширную власть, нежели раньше. Нельзя это рассматривать иначе, как перераспределение власти, вызванное ослаблением традиционных политических институтов, что с особой наглядностью демонстрируют “старцы градские”, или старейшины, занимавшиеся гражданскими вопросами, в отличие от князей, действующих прежде всего в области военной.

Старейшины еще теснятся вокруг Владимира, о чем извещают как отечественные, так и зарубежные источники. Впрочем, создается впечатление, что князь, который старался следовать заветам отцов и дедов, пытался оживить деятельность “старцев градских”. Но напрасно. Они безвозвратно уходили в прошлое. Возникнув в недрах родоплеменного строя, старцы покинули историческую сцену, как только распались основы подового общества. И уже Владимир вместе со своими дружинниками должен был взять на себя многое из того, что составляло предмет их занятии. Из Повести временных лет узнаем, что киевский князь с дружиною “думал” о “строи земленем” и об “уставе земленем”. В Новгородской Первой летописи взамен “строя земленого” и “устава земленого” говорится о “строении земьском”. А составитель Никоновской летописи так осмыслил слова древнего летописца: “И сице зело любяше Владимир дружину, и с ними думая о божественей дръжаве Русской, и о всем земском устроении”.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8