Реферат: Кризис родового строя и возникновение холопства на Руси конца Х- начала XI века

По наблюдениям В.В.Колесова, изгой изначально_ “отщепенец, лишенный рода насильно”. Буквальный смысл слова “изгой”, согласно В. В. Колесову, “лишенный жизненной силы рода, традиции, а значит и права на жизнь”. Не имеющий рода, родства, изгой стоял вне закона. Он известен издавна, появившись еще в родовом обществе. Надо полагать, что первоначально, в условиях господства родовых отношений, изгойство не имело широкого распространения, изгоями становились лица, изгнанные из родственных коллективов за особо тяжкие преступления (например, убийство родственника родственником, воровство у родичей, нарушение половых запретов), выброшенные из общежития на произвол судьбы, т. е. лишенные мира. Перед нами “полное отлучение от крова и пищи, aquae et ignis intcrdictio. В таком виде этот институт действует не только в праве античных народов, но и в праве китайцев, перуанцев, индусов и разных других народов”.-" Изгой, лишенный мира, не имел мстителей, готовых вступиться за него “Он может быть убит, и никто за его убийство ничем не воздаст убийце. Об этом даже не будет поднято вопроса”.

Со временем слово “изгои” наполняется иным содержанием знаменуя появление нового изгойства, характеризуемого утратой связей с родственным коллективом обусловленного не преступной деятельностью того, кто оказался в положении изгоя, а переменами в общественной жизни, вызванными падением родоплеменного строя. Б.Д.Греков был прав, отмечая, что это новое изгойство стало особенно развиваться в ходе распада родовых союзов. Он ошибался только в датировке названного распада, относя его к VI-VIII вв. Исторически более точные хронологические ориентиры нащупал С. В. Юшков. согласно которому Древнейшая Правда отразила общественные отношения X, возможно, даже и IX в. Именно тогда шло разложение родовых связей, в результате чего и появились изгои. Еще ближе к историческим реалиям был Б. А. Рыбаков, когда применительно к концу X в. говорил о продолжении “процесса деструкции замкнутых родовых ячеек”, высвобождавшего изгоев,  “потерпевших поражение в борьбе с сородичами”.    Вернее,  на наш взгляд было  бы  сказать не о продолжении, а завершении в это время данного процесса и о высвобождении из “замкнутых родовых ячеек” изгоев не в результате их поражения в борьбе с сородичами, а вследствие разложения самих этих ячеек. Итак, на исходе Х-начале XI в.  в древнерусском обществе формируется новый довольно многочисленный разряд изгоев — свободных людей, не имеющих связей с родственными союзами и лишенных,  следовательно, их защиты и покровительства.    Факт появления такого  рода людей — свидетельство деградации этих  родственных союзов, т. е.   глубокого и системного кризиса родового строя, время которого зафиксировала Древнейшая Правда, составленная вскоре после вокняжения в 1016 г.   Ярослава в Киеве и отразившая социальные сдвиги, происходившие в Киеве и Новгороде на рубеже X и XI столетий."

Древнейшая Правда позволяет не только установить время возникновения новой категории изгоев на Руси, но и выявить степень распространения изгойства в общественной жизни. Упоминание изгоя в статье 1 Правды— верный признак определенной массовости изгойства. Здесь изгой отделен от семейной организации, оберегающей своих сородичей, и поставлен в ряд с теми, кто выступал в одиночку и не мог быть защищен кровной местью, узаконенной обычным правом. Место родственного коллектива заступал князь, бравший под свою защиту,  помимо прочих,   и изгоя,  делая его субъектом княжого права.

Б.Д.Греков, отмечая равноправие изгоя, поставленного рядом с дружинником и купцом, писал: “Нет ничего невероятного также и в том, что это равноправие такого же происхождения и так же относительно, как и право закупа жаловаться на своего господина, если этот последний бьет его не "про дело", т.е. это есть компромиссная мера в целях успокоения общественного движения, в данном случае имевшего место в Новгороде в 1015 г., после чего и, может быть, в значительной мере вследствие чего и приписано настоящее прибавление к первой статье древнейшего "Закона русского". Если это так, что весьма вероятно, то равноправие изгоев в начале XI века было уже для них потеряно, но не совсем забыто и, может быть, служило неписаным лозунгом общественных низов, по преимуществу городских, в событиях 1015 г.”.

Вряд ли равноправие изгоя, утверждаемое статьей 1 Древнейшей Правды, есть “компромиссная мера”, призванная успокоить общественное движение в Новгороде, а “прибавление” к этой статье, упоминающее изгоя,— следствие бурных событий 1015 г. в Новгороде.

Отвергая довольно распространенное в исторической литературе мнение о том, что якобы Правда Ярослава регулировала отношения между княжеской дружиной и простым людом Новгорода, и соглашаясь с теми учеными, которые усматривали в ней законодательный кодекс, непосредственно обращенный к народной массе и касающийся отношений внутри этой массы, мы полагаем, что Правда Ярослава предназначалась не только для Новгородской земли, но и для Южной Руси, запечатлев социальные перемены, происходившие в этих крупнейших регионах Древней Руси. Отсюда вытекает и наше отрицательное восприятие весьма популярной в современной историографии идеи о “прибавлениях” к “основному” тексту статьи 1 Древнейшей Правды, идеи, навязчиво преследующей многих современных историков. Обратимся, однако, к самой статье. Она гласит: “Убьеть мужь мужа, то мьстить брату брата, или сы-нови отца, любо отцю сына, или братучаду, любо сестрину сынови; аще не будеть кто мьстя, то 40 гривен за голову; аще будеть русин, любо гридин, любо купчина, любо ябетник, любо мечник, аще изъгои будеть, любо словенин, то 40 гривен положити за нь”.

По Б. Д. Грекову, та часть статьи, которая начинается словами “аще будеть русин”, по-видимому, “вставлена позднее, в момент вручения Правды новгородцам, оказавшим помощь Ярославу при овладении им Киевом, т. е. в 1016 г. Смысл этой приписки делается ясен при сопоставлении ее с записью событий 1015-1016 гг. в Новгороде”. В другой своей работе Б. Д. Греков говорит несколько по-иному, полагая, что в перечень лиц, защищаемых 40-гривенной платой, были вписаны изгой и Словении, и “очень похоже на то, что они специально сюда вставлены: после перечня пяти категорий названных здесь общественных групп, поставленных рядом без всяких оговорок, идет новое "аще", за которым следует "изгой будет либо словенин"”. Аналогичным образом рассуждал и Б. А. Романов, согласно которому к существуюшей уже основе статьи в 1015-1016 гг.   было сделано "новое добавление о новгородцах - изгое и словенине"

М.Н.Тихомиров, возражая Б. Д. Грекову по поводу приписки, начинающейся будто бы словами “аще будет русин” замечал, что “смысл этой приписки совсем не так ясен, как может показаться при первом взгляде”. Тем не менее саму идею о дополнении раннего текста статьи 1 Древнейшей Правды он не отвергал, находя приписку в другом ее месте. “Начало Правды, — писал он —уже устанавливает 40 гривен за убитого мужа при отсутствии мстителя. Приписка является совершенно бесполезной, так как под категорию "мужей" или свободных людей подходили и все люди, перечисляемые в предполагаемой приписке. Поэтому мне представляется, что первоначальный текст был разделен совершенно по-иному. После общего установления о мстителях шла статья о том случае, когда мститель отсутствовал, которая читалась таким образом: "аще не боудеть кто мьстя, то 40 гривенъ за голову, аще боудеть роусинъ, любо гридинъ, любо коупчина, любо ябетникъ. любо мечникъ". Иными словами, статья устанавливала ответственность за убийство людей, находившихся под защитой князя, даже при отсутствии мстителя. Таким образом, отпадает всякая необходимость в предположении позднейшей вставки. Наоборот, слова "аще изъгои боудеть, любо словенинъ, то 40 гривенъ положити за нь'' представляются явным позднейшим дополнением. Вставной характер этих слов доказывается повторением слова "аще", которое обычно начинает новую статью или мысль составителя Правды, тогда как рядом разделение княжеских людей произведено словом "любо". Слова об изгое и словенине представляются дополнением, сделанным редакторами Краткой Правды”, т.е. в начале XII в., когда она была составлена в Новгороде. Появление вставки об изгоях в Краткой Правде М.Н.Тихомиров объясняет их близостью к новгородскому архиепископу. Вот почему “лицо, сделавшее вставку в Древнейшую Правду об изгое и словенине, по-видимому, принадлежало к новгородским церковным кругам. Цель вставки заключалась в том, чтобы русину, под которым редактор Краткой Правды, несомненно, понимал жителя южной или Киевской Руси, противопоставить "словенина" —новгородца”.

Статья 1 Краткой Правды, открывающая Правду Ярослава, показалась А. А. Зимину “одной из самых трудных для понимания” и наряду с этим “одной из важнейших статей”. Трудность ее состоит в том, что она “сохранила в себе постановления, уходящие корнями в седую старину, но вместе с тем дополненные в начале XI в. Ярославом Мудрым. Первая часть статьи — (“Убьеть мужь мужа... 40 гривен за голову”) говорит о праве кровной мести, которое существовало у восточных славян уже в период разложения первобытнообщинного строя. Это — самая архаическая часть статьи. Но и эта часть подверглась ко времени княжения Ярослава Мудрого сильным изменениям, вызванным развитием раннефеодального государства. Во-первых, сокращается круг мстителей ближайшими родственниками (отец, сын, племянник и двоюродный брат). Мстить они могли и за родичей по женской линии. В целом этот круг приближался к кругу славянской большой семейной общины...”. По мнению А.А.Зимина, “вторая часть статьи (“аще будеть русин... то 40 гривен поло-жити за нь”) устанавливает уплату в княжескую казну виры за убийство русина..., кто бы он ни был: воин (гридин). купец (купчина), хозяйственный или судебный агент (ябедник и мечник)”.

К данной части статьи и была сделана приписка: “Вторая часть ст.1 Краткой Правды содержит в себе, очевидно, вставку, начинающуюся союзом "аще", который обычно свидетельствует о новой мысли составителя закона (“аще изъгой будеть любо Словении”). Согласно этой вставке, сделанной, вероятно, при составлении Правды Ярослава, платеж виры (в  случае отсутствия мстителей) происходил при убийстве новгородских общинников (словенин), а также людей, вышедших из общины (изгой). Если считать, что Правда Ярослава была составлена в 1016г., то появление отмеченной вставки нельзя не связать с напряженной классовой борьбой в Новгороде и одновременно борьбой между русскими князьями за Киевский стол. В ходе борьбы за Киев Ярослав, стремясь обеспечить себе поддержку Новгорода, издал специальный закон, которым создает видимость гарантии новгородским мужам от своеволий княжеской дружины, вызвавших движение в Новгороде в 1015 г. Эту же тенденцию можно усмотреть в ст.1 и в ряде других статей Древнейшей Правды”

Исследователь старался найти новые подтверждения своим предположениям, когда снова обращался к статье 1 Краткой Правды. Так, он привлек внимание к известной речи Ярослава, произнесенной им на вече после избиения новгородцев “на Рокоме”. Князь, по словам А.А.Зимина, якобы говорил, что “даже золотом он не может заменить убитых новгородцев ("не топервоми их златом окупите"). Речь в данном случае идет о том, что за совершенные им убийства Ярослав откупился золотом, но, с горечью замечает он, никакое золото не заменит людей, необходимых для походов. Этот летописный текст помогает разобраться во вставке к ст.1 Кр. Пр., которую уже многие исследователи относили к эпохе Ярослава: "аще изъгои будеть, либо словенин, то 40 гривен положити за нь' Согласно этому постановлению, пеней каралось убийство не только дружинников, но и любого изгоя (не члена общины) и словенина (новгородца-общинника). Идя навстречу требованиям новгородцев оградить их жизнь от произвола дружины, Ярослав провозглашает, что теперь (конечно, при отсутствии мстителей) сорокагривенным штрафом каралось убийство не только русин-дружинников, но и славян и изгоев. Ранее         дружина злоупотребляла своей почти полной безответственностью...  Новгородцы требовали ответственности убийц не только перед семьей, но и перед князем. Это требование и было удовлетворено Ярославом”. По-старому для А. А. Зимина существенным доказательством служило употребление во вставке союза “аще”: “Вставочный характер слов "аще будет изгой любо Словении" как бы подчеркивается неожиданным союзом "аще", прерывающим перечисление "любо. ..любо"”.

Довольно сложную работу по части вставок в статью 1  Древнейшей  Правды воспроизводит Л. В. Черепнин. Конец ее текста историк вмещает в слова “аще не бу-деть кто мьстя, то 40 гривен за голову; аще будеть русин, любо гридин, любо купчина, любо ябетник, любо мечник, аще изъгои будеть, любо Словении, то 40 гривен положити за нь”. По мнению Л. В. Черепнина, “вторичное указание на 40 гривен, лишь подкрепляющее то, что было сказано по этому поводу в первый раз, дает основание считать фразу со слов "аще будеть русин..." до слов "...любо Словении" вставочным текстом.    При этом можно предположить, что вставка была сделана в два приема. Первоначально было сказано, что постановление ст.1 распространяется как на выходцев из Киевской Руси, так и на новгородцев: "аще будеть русин... любо Словении".    Затем указание на территориально-этническую  принадлежность  убитых   было  дополнено перечнем тех социальных разрядов, к которым они могли быть причислены. Так в тексте появились термины, обозначающие различных княжеских (киевских), а может быть, и местных новгородских дружинников ("гридин", "ябетник", "мечник"), купцов ("купчина")”. Что касается упоминания изгоя, то “оно,  очевидно,  отсутствовало и во второй вставке и появилось в тексте не в 1016 г., а позже.   Такой вывод можно сделать прежде всего на основе наблюдений за построением статьи в ее первоначальном виде и за конструкцией вставок в нее.

Первая вставка построена по принципу "аще" — " любо" "аще...русин...любо словенин").  Вторая- рядом союзов "любо" дифференцирует понятия "русин"  и "сло-венин". Возвращение к союзу "аще" перед словом   'из-гой" позволяет думать, что перед нами новое напластование  легшее на текст после обеих вставок, сделанных в 1016 г."

Последнее соображение Л. В. Черепнина насчет изгоя как “новом напластовании” на текст 1 статьи Древнейшей Правды, по убеждению М. Б. Свердлова, “не подтверждается ввиду одинаковой структуры дополнительного текста”. И все же, по М. Б. Свердлову, “отчетливо выделяемые группы лиц, вероятно, были приписаны к первоначальному тексту статьи”.497 Осторожность, с какой выражается автор, выдает его неуверенность в приписке “отчетливо выделенных групп лиц”. И для такой неуверенности есть серьезные основания. В самом деле, на чем построены предположения о вставках в статью 1 Правды Ярослава?

Упомянутые нами исследователи в своих догадках опираются в основном на употребление в тексте статьи союзов “аще” и “любо”, играя ими, как заблагорассудится. Вторичное упоминание 40 гривен—еще один аргумент в их руках. Наконец, в качестве доказательства привлекается фрагмент известной речи князя Ярослава на новгородском вече по записи в Новгородской Первой летописи младшего извода. Вот, собственно, и все, чем "богаты" открыватели “прибавлений” к 1 статье Древнейшей Правды. Скажем прямо: запас фактов весьма и весьма скромный, если не убогий. К тому же эти факты не столь однозначны, как может показаться при первом взгляде.

Сам по себе союз “аще”, неоднократно фигурирующий в статье 1 Правды Ярослава, не является бесспорным свидетельством дополнений к ней. Этот союз мог быть употреблен в одно время одним и тем же лицом, из под пера которого вышла данная статья. В плане речевой практики той поры здесь нет ничего необычного и невозможного.

Вторичное указание на 40 гривен в самом конце статьи нельзя считать небрежным или неуклюжим повтором того, что “было сказано по этому поводу в первый раз”, как полагали Л. В. Черепнин и М.Н.Тихомиров. “В первый раз” 40 гривен фигурируют в связи с местью и в альтернативном варианте.   Во второй раз 40 гривен устанавливаются не в качестве замены мести, а как единственное наказание за убийство определенных лиц, находившихся под защитой княжеской власти, в отличие от тех. чью жизнь оберегал родственный союз. Следовательно, перед нами разные казусы, хотя и с одинаковой денежной компенсацией.  Повтор-ошибка, повтор-описка тут не просматриваются. Значит, и нет причин во вторичном указании на 40 гривен видеть внешний признак вставки.

Не оправдывают надежд сторонников идеи “прибавлений” к статье 1 Древнейшей Правды и слова Ярослава Мудрого: “Любимая моя и честная дружина, юже вы исекох вчера в безумии моем, не топерво ми их златом окупите”. Эти слова А.А.Зимин, как мы знаем, понял так, что за совершенные убийства “Ярослав откупился золотом”, хотя, по признанию князя, “никакое золото не заменит людей, необходимых для походов”. По мнению А. А. Зимина, как уже отмечалось, приведенный отрывок из речи Ярослава помогает разобраться во вставке, гласящей: “аще изъгои будсть, либо Словении, то 40 гривен положити за нь”.50- Однако предлагаемое А.А.Зиминым понимание летописного текста отнюдь не обязательно. В исторической литературе есть другие примеры его прочтения. По Н. М. Карамзину, Ярослав говорил на вече: “Вчера умертвил я безрассудный верных слуг своих; теперь хотел бы купить их всем золотом казны моей". С.М.Соловьев предлагает несколько иной перевод: "Ах, любимая моя дружина, что вчера избил, а нынче была бы надобна, золотом бы купил". Историк далее пишет: "Ярослав жалеет не о том, что перебил новгородцев, но о том только, что этим убийством отнял у себя воинов, которые в настоящих обстоятельствах были ему очень нужны...". Ни у Н.М.Карамзина, ни у С.М.Соловьева, князь Ярослав, как видим, золотом не откупается. Золото у них фигурирует как средство купли (найма) дружины. Не дает оснований говорить об откупе и сам летописный текст. Присмотримся к нему внимательнее и постараемся уяснить, что означало в устах Ярослава слово “окупите”. В древнерусском языке “окупити” означало не только выкупить, но и собрать. Похоже, Ярослав выразился во втором значении. На это указывает Новгородская IV летопись, где находим слово “оукупати”: “О, люби-маа моа дружина, юже вчера избих в безумьи моем, то топерво ми их златом оукупати, а ныне надобни”. В древности “укупити” имело смысл совокупить, собрать, составить, Весьма существенно и то. что в Новгородской Первой летописи, которой пользовался А. А. Зимин, интересующая нас фраза, произнесенная Ярославом, начинается с отрицательной частицы “не”, которая относится не только к ближайшему “топерво”, но и к последнему “окупите”, придавая обозначаемому им действию отрицательный смысл. Учитывая эту языковую особенность, А. А.Зимин должен был бы отрицать факт откупа золотом со стороны Ярослава, что сделало бы его перевод вообще несуразным. Вот почему слова князя надо понимать по-другому: “Любимая моя и честная дружина, что избил вчера в безумии моем, не собрать их(ее) теперь золотом”. Перед нами своеобразное восхваление дружины, смешанное с горечью ее утраты, восхваление, весьма созвучное понятиям времени. Вспомним отца Ярослава, князя Владимира, проникновенно говорившего о дружине: “Сребром и златом налести не имам дружине, а дружиною налезу злато и сребро, якоже дед мои и отець мои доискашеся злата и сребра дружиною”. Вспомним сына Ярослава, князя Святослава который однажды похвалялся богатством своим передпослами “из немець”. Послы, “видевше бещисле-ное множьство, злато, и сребро, и поволоки”, сказали: “Се ни въ что же есть, се бо лежить мертво. Сего суть кметье луче. Мужи бося доищють и болши сего”. В словах немецких послов скрыта позиция самого летописца, что с полной очевидностью явствует из его библейской ремарки к ним: “Сице ся похвали Иезекий, цесарь июдейск, к послам цесаря асурийска, его же взята быша в Вавилон: тако и по сего смерти все именье расыпася разно”. Та же позиция отразилась и в проникнутом иронией рассказе летописца о том, как другой Ярославич, князь Изяслав, изгнанный из Киева братьями Святославом и Всеволодом, “иде в ляхы с именьем многым, глаголя, яко "Сим налезу вой". Его же взяша ляхове у него, показавше путь от себе”. Все это убеждает в необходимости воспринимать фрагмент из вечевой речи Ярослава о дружине и золоте в аналогичном смысловом русле.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8