Путешествие в Судан 
В
Курру был похоронен фараон Пианхи вместе с двадцатью четырьмя лошадьми в
серебряной упряжи. Последний кушитский фараон, которому посчастливилось
напоследок поправить Египтом до того, как кушитов оттуда окончательно выбили
ассирийцы, был Танветамани, и он тоже погребен в Курру. Склепы Танветамани и
его матери Калхаты очень хорошо сохранились. Ключник-кафир с фонарем в руке
проводит посетителей внутрь склепов, в которых можно полюбоваться фресками на
стенах и сводах, хоть и не обладающими выдающимися художественными
достоинствами, но сохранившими свежесть красок. Я, к своему стыду, был в
настоящей египетской (в данном случае «египетской» нужно взять в кавычки)
гробнице в первый раз; из-за молодого возраста мне не удалось поучаствовать в
экспедиции Картера, открывшего гробницу Тутанхамона. Но зато у меня ещё всё
впереди.
Между
Курру и Каримой шоссе пересекает ну очень пересеченную местность, изрытую
глубокими ущельями и оврагами, причудливо извивающимися. В одной из ложбин
разбросаны разбитые и почти целые стволы окаменевших деревьев. На Мадагаскаре, к
примеру, эти стволы нарезают тонкими «ломтями», как колбасу, и делают
великолепные столешницы. Товар идёт на ура; в Судане, к счастью, до этого пока
не додумались, а то бы все каменные деревья из страны вывезли бы китайцы. А так
и нам что-то досталось; один кусочек каменного дерева у меня теперь в аквариуме
стоит в песке из озера Ньяса, а другой служит пресс-папье.
В
сорокаградусную жару не очень приятно ходить по развалинам, поэтому в полдень
мы размещаемся в «Нубийском гостевом доме» на окраине Каримы. Не надо путать
этот «гостевой дом» с «рест-хаузом», принадлежащим тем же вездесущим (в Судане)
итальянцам, который находится на самом краешке Каримы и смотрит прямо на
Джебель-Баркал. Наш «нубийский домик» намного скромнее: это небольшой уютный и
чистый частный дом с тремя комнатами, гостиной, кухней и двориком, горячей
водой и полоскальней для белья. В домике были мы одни, нас вообще никто не
беспокоил, так как сами хозяева живут в соседнем доме. После сиесты мы
отправились к храму Амона у самого подножия Священной горы.
Храм
Амона-Ра у Джебель-Баркала может считаться самой большой архитектурной
постройкой в Куше наряду с «Большим комплексом» в Мусавварат-эс-Софре. Прусская
экспедиция Лепсиуса в 1840-х годах составила первый план храмов и пирамид у
«Священной горы». Храмы получили условные номера 100, 200, 300 и так далее, хотя
их здесь, конечно, в сотни раз меньше. Самый большой храм Амона предваряют
каменные овны. Изначально они украшали храм Аменхотепа III в Солебе, но Тахарка
перевёз их сюда, когда затеял грандиозные работы по расширению храма в Напате. Слева
торчит каменная кобра; закатное солнце светит точно в расщелину, и Уреус
буквально залит светом, и сам источает свет.
Храм
Амона сильно разрушен, основания его колонн истерзаны ветром и песком. На
разбросанных временем обломках колонн и каменных блоков виднеются обрывки
иероглифических текстов и фрагменты рельефов. Пустынно и безлюдно, лишь ветер
гоняет целлофановые пакеты. Только они мешают ощутить себя первопроходцем - искателем
древних артефактов, у которого в руке кирка, а за спиной висит рюкзак с
динамитом, чтобы вскрывать гробницы и пирамиды, словно консервные банки… В
храме Амона хорошо сохранился черный гранитный алтарь, по периметру которого
также выгравированы иероглифические надписи. Руины двух «малых» храмов, незаметно
перетекающих один в другой, приводят к двум колоннам у самого подножия
Джебель-Баркала, капители которых украшены оптимистичными ликами богини Хатхор.
Рядом - некое подобие пещеры, вход в которую закрыт железной дверью. Какие
тайны скрывает она? Вот спешит уже, гремя ключами, хранитель древностей
Джебель-Баркала. Таинственный незнакомец снимает навесной замок, и мы проникаем
во внутренние помещения храма богини Мут, божественной супруги Амона, воплощающей
женское начало. Четыре комнаты украшены барельефами, на многих из которых видна
еще краска. Барельефы рассказывают, каким выдающимся человеком был фараон
Тахарка. Это не фрески, как в гробницах Курру, а именно барельефы, порою
трудноразличимые. Пахнет летучими мышами. Фараон Тахарка получает благословение
богов страны, которую он потерял…
Пока
служитель подробно рассказывал нам о сюжетах барельефов, в тесные помещения
храма набилось большое количество народу, в основном женщин и детей. Снаружи
толпа была еще большей. Очень символично было, что к «женскому» храму пришло
столько женщин. Они громко переговаривались между собой, мешая нам слушать
гафира. Весь храм наполнился их гвалтом.
-
Сегодня что, день бесплатного посещения? - спросил я гафира.
-
О нет, мой господин, - ответил гафир, и как-то хитро посмотрел на меня. - Просто
настал день, которого наш народ ждал тысячу лет. Тот мужчина, который выйдет
сегодня из этого храма последним перед заходом солнца, станет земным
воплощением фараона Тахарки, и его дух войдет в него!
Ох,
не люблю я эти эзотерические штучки, чтобы духи входили и выходили. Духи ведь
разные бывают, могут и заразу занести. Я бросил взгляд в дверной проём.
Сгущались сумерки. Шансов уйти от ответственности в чужой стране оставалось всё
меньше. И я решил использовать старый как мир приём.
-
Осторожно, барышни, ведро с краской! - крикнул я и прошмыгнул наружу. Последним
в храме остался гафир. Пусть он теперь за всех мужиков и отдувается.
Но
солнце еще не совсем зашло. Мы обогнули Джебель-Баркал с юго-запада и по
северному, более пологому склону, поднялись на гору. Внизу простиралась одетая
пальмовыми рощами долина Нила, и пустыня, уходившая в африканскую даль. На
границе этих двух миров стояла Священная гора Джебель-Баркал. Бледный солнечный
диск опускался на зубцы пирамид. В отличие от Нури и Курру, пирамиды Джебель-Баркала
немногочисленны, однако среди них попадаются хорошо сохранившиеся, практически
нетронутые жадными руками искателей сокровищ и чуткими руками реставраторов.
День заканчивался волшебно, не хватало только шампанского и хрустальных
бокалов… но мы ограничились йогуртами в пластиковых стаканчиках.
Утром
следующего дня, прежде чем отправиться в путешествие на север Судана, мы
ненадолго заглядываем в музей Джебель-Баркала прямо у подножия священной скалы.
Музей небольшой, всего два зала плюс одно небольшое помещение, в котором
хранится каменный гроб с мумифицированным телом древнего нубийца. В музее
собраны статуи из близлежащих храмов, в том числе очень любопытная, изображающая
четырех бабуинов. Каменные стелы с текстами позволяют проследить эволюцию египетского
письма от иероглифического до демотического, упрощенного, вариантов. Есть
надписи на греческом языке, дошедшие из нубийского Средневековья.
Мы
покидаем «столичную» область Напаты и направляемся к другой столице другой
эпохи - Старой Донголе. Асфальтовое шоссе бежит через пустыню; на полпути к
Донголе мы сворачиваем к невысокой горе, на которой видны хорошо сохранившиеся
стены и хуже сохранившиеся башни. Это крепость Абкур. В Средние века она
защищала живописный оазис, который выглядит в наши дни очень картинно, если
подняться к замку.
На
подъезде к Старой Донголе нас встречают два куполообразных мавзолея, возвышающиеся
над мусульманским кладбищем. В самой Старой Донголе сохранилось только одно
здание мечети, напоминающей скорее крепость, нежели мечеть. В Х веке это здание
было дворцом христианских царей Нубии, объединившей три враждовавших ранее
христианских государства - Алоа, Нобатию и Мукурру, столицей которой изначально
и была Донгола. Государство Алоа возникло на территории Мероэ после разгрома его
аксумитскими войсками царя Эзаны в IV веке. Остров Мероэ (как называли
плодородное междуречье Голубого Нила и Атбары) превратился в остров Алоа.
Алоаты стали христианами-монофизитами в 540-х годах. В 570-х годах стали
христианами и жители царства Мукурра, в основном представители народа ноба, завоеванного
Эзаной. На севере вплоть до Первого порога Нила процветало государство Нобатия,
созданное нобатами, переселенными сюда римлянами для защиты границ Египта.
Столицей Нобатии был Фарас. Фрески фарасских церквей были перенесены в
Национальный музей Хартума и в наши дни являются главными экспонатами его
второго этажа, единственными во всем музее, которые нельзя фотографировать.
Сначала, около 600 года, объединились Мукурра и Нобатия. Главная роль
принадлежала Мукурре, а Нобатия управлялась епархом, назначаемым царем
«объединенной Нубии», сидевшим в Донголе. Примерно в 800 году к этой федерации
присоединилось Алоа ввиду необходимости совместного противостояния арабам, кочевникам
кушитам и экзотическим племенам, образовавшимся в результате их смешения. В 651
году арабы осадили Донголу, но были отброшены нубийскими лучниками. Урок, который
преподали меткие стрелки был таков, что впервые в своей истории Арабский
Халифат был вынужден заключить «договор о ненападении». Нубийцы обязались
поставлять в арабский Египет рабов, а арабы в обмен посылали в Нубию зерно и
ткани. Нубийцы исполняли договор нерегулярно, и около 780 года он был
переделан: посылка рабов в Египет осуществлялась не ежегодно, а раз в три года,
и к рабам прилагалась еще и жирафа. В 852 году при нубийском царе Георгии
вспыхнула новая война в арабами, также неудачная для последних. Цари Нубии
водили дружбу с византийскими императорами и считали себя покровителями и
защитниками Александрийских патриархов; если бы арабы стали тех обижать, нубийские
лучники напомнили бы о себе с юга.
В
Донголе было 13 крупных церквей и монастырей. Одна церковь - Святой Троицы - относительно
хорошо сохранилась. Вот уже полвека изучением донгольских древностей занимается
Варшавский университет. Они отреставрировали фрески этой церкви, но большую
часть времени эта церковь закрыта для посещения. Поляки раскопали «Храм
гранитных колонн», а в 2005 году нашли замечательно сохранившийся унитаз, точнее,
переносную терракотовую «ночную вазу». Раскопки продолжаются, и хочется
надеяться, что никакие кризисы их не прервут, так как в Донголе много еще что
раскапывать и исследовать - территория этого города на берегу Нила ощетинилась
руинами и усеяна черепками битой посуды. Как сказал поэт и археолог В.Берестов:
Нет
ничего прочней,
Чем
битая посуда.
Что
происходит с ней?
С
ней происходит чудо.
Хрупка
и коротка,
И
стоит слишком мало
Жизнь
чашки, и горшка,
И
звонкого бокала.
Зато
у черепков,
Осколков
и обломков
В
запасе даль веков,
Признание
потомков…
После
того, как в 1172 году Саладдин послал в Нубию военную экспедицию, Нобатия, Мукурра
и Алоа стали ослабевать. В Нубийской пустыне появился свой «гегемон» - кочевые
арабо-суданские племена бени кануз. Они стали сильно влиять на экономическую
жизнь нубийцев, смешиваться с ними и вмешиваться в династические споры (царская
власть в Нубии переходила от дяди к племяннику). В конце концов, глава племени
бени кануз стал царем нубийским в 1323 году. История христианской Нубии подошла
к концу. Началась история Нубии мусульманской.
Для
того, чтобы из Старой и мертвой Донголы попасть в Донголу Новую и живую, нужно
переправится через Нил на пароме и проехать по шоссе еще порядка восьмидесяти
километров на север. В Новой Донголе родился Махди Суданский. На
противоположном берегу Нила напротив Новой Донголы находятся руины египетского
храма Амона в Каве, построенного не кем-нибудь, а всеми нами любимым
Тутанхамоном. К сожалению, от храмового комплекса остались в основном
фундаменты, большей частью уже занесенные песком. Каменный сфинкс из Кавы
находится в Британском музее.
Между
Донголой и Кермой простирается страна деревень, в которых живут нубийцы
народности донаглу. Наш водитель Махмуд, как оказался, тоже из этих, и он
предложил нас завести в гости к своим престарелым тёткам, в свою родную
деревню. Как оказалось, на свою, вернее, на нашу беду, он забыл дорогу к дому
настолько, что кружил по деревне не менее часа, спрашивая редких прохожих, где
его дом. Я высказал предположение, что он был изгнан в юности из деревни за
какой-то неблаговидный поступок, поэтому его дом, и сам он были преданы
всеобщему забвению. Наконец, когда он привез нас к его родственникам, у нас не
было уже ни аппетита, ни настроения. Нетрудно было заметить, что родня
встретила Махмуда не очень приветливо. То ли редко их посещает, то ли наоборот,
слишком часто, пытаясь накормить своих туристов на халяву. Как бы то ни было, всё
это осталось загадкой для нас. Отмечу только, что в домах и дворах нубийцев
довольно чисто, а сами дворы очень просторные.
Мы
едем в Керму (Карму), небольшой город на Ниле к северу от Новой Донголы.
Асфальтовая дорога кончается, и в машине устанавливается запах пыли. За час до
заката мы подкатываем к большому и красивому зданию - «Центр культуры Керма».
Здесь планируется сделать культурный центр и музей одновременно. Место это
имеет для суданцев особое значение. Дело всё в том, что городская культура
Керма считается древнейшей в «Африке южнее Сахары» (есть такой расхожий
географический и культурологический термин). Эта культура зарождается примерно
за 2500 лет до нашей эры и её расцвет приходится на период середины XVIII-го - конца
XVII-го века, во времена ослабления Египта Среднего Царства. Когда гиксосы были
изгнаны из «классического» Египта, династии Нового Царства подчиняют себе Нубию,
и культура Керма постепенно «рассасывается». Современный город Керма (точнее
сказать - большая деревня) сильно растянут вдоль Нила; на его окраинах
расположены два отдельный археологических комплекса. Первый из них и самый
большой - Западная Деффуфа («деффуфа» на нубийском обозначает «большое
здание»). Это достаточно высокое прямоугольное сооружение из кирпича с
относительно хорошо сохранившимся фасадом и лестницей, ведущей на верхний ярус.
Без всякого сомнения, это был храм. Вокруг этого сооружения располагался город,
возможно дворцы знати и храмы; хорошо видны их фундаменты. Многие здания были
круглые в плане, их крыши или своды поддерживались колоннами. Об этой культуре
известно мало. Можно сказать только, что возникла она здесь самостоятельно, независимо
от египетской. Единственным источником информации являются могильники вокруг
Восточной Деффуфы, в которых было похоронено более 30000 человек, причем многие
из них были принесены в жертву в ходе погребальных обрядов, когда дело касалось
знати. Иные богатые погребения содержали до 300 убиенных рабов или слуг. В
Керме было найдено большое количество керамики, разошедшейся по музеям.
На
ночлег мы приезжаем в большой гостевой дом, вернее даже в усадьбу, принадлежащую
некоему Абдаллаху. У него своя ферма и сад, в котором растет суданская роза
(каркаде). Так что именно здесь удалось увидеть, как растет в природе основа
знаменитого напитка. Поначалу я удивился, почему наш Махмуд, надев очки и взяв
газетку, расположился в кресле на веранде, вместо того, чтобы готовить ужин. Он
успокоил, сказав, что ужин приготовят без нашего участия. Более того, достал
поллитровую бутылочку из-под «Колы» и предложил попробовать содержимое - финиковую
водку «аракию». Помнится, еще будучи в Ливии я искал возможности
продегустировать этот напиток, который в тех краях называется лакби. Тогда это
сделать не удалось. В Судане я попробовал финиковое пойло, которое можно
употреблять только при наличии отсутствия другой альтернативы. В мусульманских
странах с сухим законом алкогольные напитки готовят из чего попадется под руку,
даже из гнилых фруктов, поэтому вкус они имеют зачастую просто отвратительный.
А
тем временем хозяин «фазенды» Абдаллах приготовил нам сюрприз: накрытый стол с
мельхиоровыми столовыми приборами, фужерами и салфетками. Он долгое время
проработал в Европе и знает ”comme il faut”. Не хватало только свечей и
шампанского. По идее, его тоже можно было бы получить кустарным способом, смешав
аракию со «Спрайтом». У нас был даже десерт - понятие, неизвестное нашему
Махмуду, привыкшему к бедуинскому минимализму.
Тепло
попрощавшись с гостеприимным хозяином, мы начинаем тяжелый переезд в сердце
Срединной Нубии. Дорога (вернее сказать, её подобие) проходит по Левобережью
Нила, которое в этом месте менее населено, чем Правобережье. Эта местность
лишена крупных населенных пунктов наподобие Донголы или Кермы, в основном здесь
- сонные нубийские деревни на кромке Ливийской пустыни. Вдоль дороги - скелеты
верблюдов. А вот и они: громадный караван, голов сто, не меньше, с четырьмя
погонщиками. Дромадеров перегоняют из Дарфура и Кордофана в Египет на продажу.
А там они возят туристов вокруг пирамид Гизы… Путь занимает как минимум два
месяца.
Мы
переправляемся через Нил на пароме недалеко от Третьего порога. В нескольких километрах
от него на прибрежных скалах красуются «иероглифы-петроглифы» - надписи
фараонов Нового Царства, которые «закрепляют” их права на эту территорию. Сам
Третий порог являет собою величественное зрелище. Ширина Нила в этом месте не
менее километра, река разветвляется, вода бурлит. Как известно, нильские пороги
были основой «географических координат» в Древнем Египте. Скажут «до Второго
порога» или «после четвертого», и примерно понятно, где находится то, о чем
идет речь. Первый и Второй пороги Нила, как известно, были скрыты
водохранилищем Насера; грандиозная акция по перенесению древнеегипетских храмов
была проведена в Египте и Судане (те три храма, которые стоят в павильонах
хартумского Национального музея как раз оттуда). Осталось четыре верхних порога
и все они находятся теперь в Судане.
Самый
южный храм Средненубийского Левобережья является одновременно и самым «молодым»,
так как был построен фараоном Аменхотепом IV, более известным, как Эхнатон. От
этого храма в Сесиби остались три колонны с ликами богини Хатхор и несколько
плит с фрагментами барельефов. Недалеко от него виднеются могильники, уже давно
вскрытые, разумеется. Мы направляемся на север, и к полудню приезжаем в Солеб, деревню,
в которой нам придётся ночевать, и в которой на краю пшеничного поля стоит храм,
построенный Аменхотепом III. Словно ракеты на старте смотрят в небо его колонны
(такие же ассоциации у современного человека вызывают и стройные колонны
Персеполиса в Иране). Храм в Солебе из всех древнеегипетских храмов в Судане
сохранился лучше всего: можно пройти через все его залы и выйти на площадку, на
которой стоит гранитный овен (вернее то, что от него осталось - только
туловище; голова его собрата валяется в кустах). Вокруг храма разложено
множество фрагментов колонн, плит и других деталей храма с хорошо
сохранившимися надписями и барельефами. Есть чей-то портрет в лопоухий анфас, очень
напоминающий нашего Махмуда.
Подробный
осмотр храма в Солебе мы оставляем на утро, когда на будет жары, а покамест
едем еще дальше на север по пересеченной местности. Махмуд жаждет запихнуть
«программу» двух дней в один, чтобы разбить долгий путь назад на две части. В
какой-то мере он прав, к тому же у нас и так полдня свободно, а провести эти
полдня в маленькой нубийской деревушке не очень хочется, тем более, что в
гостевых нубийских домах кондиционеры не предусматриваются.
Мы
едем к на остров Саи. По дороге подъезжаем ненадолго в храму всё того же
Четвертого Аменхотепа в Саадинге, но от него осталась только невыразительная
колонна, истерзанная песчаными бурями. В сорока километрах от Саадинги лежит
крохотная деревушка на берегу Нила, прямо напротив длинного острова Саи.
Примерно с полчаса мы ждём лодочника, а затем с ветерком и под брызги Нила
огибаем зелёный мыс острова Саи с севера, а затем мчимся на юг, вверх по
течению. Ближе к южному мысу на берегу появляются какие-то полуразрушенные
строения. Пристав к берегу, мы в буквальном смысле слова огородами пробираемся
к «археологическому заповеднику Судана», как называют это место. Бывшее
поселение протянулось примерно на километр с юга на север вдоль юго-восточного
берега острова. На юге - остатки средневекового арабского города. На севере - руины
крепости, которую занимали в обратной ретроспективе турки-османы, арабы, нубийцы
христиане, а до этого это был храм, построенный фараоном Тутмосом III.
Нобатийцы превратили этот храм в церковь; так на бледно-розовых египетских
камнях рядом с иероглифами появились кресты. Удивительное, таинственное и
сакральное место! Еще дальше на север - открытые гробницы доегипетской эпохи.
Еще на острове нашли стоянку человека эпохи палеолита (100000 лет тому назад).
Ко всему сказанному стоит добавить великолепный «антураж» в виде голубых вод
Нила, омывающего остров со всех сторон. Ну и конечно же, завершает картину
маслом дорога назад на лодке, уже в вечерних сумерках… Если бы Махмуд не
включил предусмотрительно фары, мы бы не нашли ту «пристань», где садились на
лодку.
«В
кромешной темноте, в антисанитарных условиях» Махмуд неожиданно точно привозит
нас в гостевому дому. «Неожиданно» потому что в темное время суток одинаковые
на вид нубийские деревни практически неотличимы одна от другой. Электричества
почти нет, дорожных указателей - тем более. Наш гостевой дом принадлежит
беззубому дедушке, который, в отличие от предыдущего хозяина фермы, никогда не
был в Европе, и потому его «пристанище» отличается большим аскетизмом. Воды ни
в кране, ни в душе нет, и приходится умываться дедовским способом (из бочки).
Меж тем, крепчает ветер, а ветер несет пыль и песок. Выходить во двор не очень
приятно. В комнатах несмотря на это довольно душно. Однако, дудушка-хотельер
оказался не лишенным креатива и склонным к смелых дизайнерским решениям: на
воротах у него приторочена голова крокодила, а в пасти у него (у крокодила) - лампочка.
Этот
«приют странника» в любом случае является единственным местом для ночлега в
этих краях. Полдня дороги к северу, и можно выйти к границе Египта. Основная
дорога - на правом берегу Нила, она ведёт до Вади-Хальфы, оттуда на пароме по
определенным дням можно добраться до Абу-Симбела и Асуана.
Мы
возвращаемся в Хартум. Перед тем, как выйти на финишную прямую, то есть на
шоссе, ведущее напрямую от излучины Нила до столицы, мы подъезжаем к Третьему
порогу, а потом, недалеко от местечка Кудайн - к живописным скалам. Прямо из
машины видно, что одна из них украшена петроглифами с верблюдами. Но для того, чтобы
посмотреть основные «композиции», нужно забраться по скалам немного вверх. Тут
и люди на охоте, и корабли, хижины, коровы, магические знаки и т.п. Возраст этих
петроглифов - 5000-6000 лет. Петроглифы и наскальные рисунки встречаются в
разных районах Судана так же часто, как, например, в Ливии и Алжире. Когда мы
пересекаем пустыню, Махмуд сворачивает к еще одной группе скал. Только его
наметанный глаз помогает различить одно, но очень большое изображение льва или
львицы. Потом мы объезжаем эти скалы и попадаем еще в одно фантасмагорическое
место: среди желтых песков и черных скал приютился монастырь, вернее то, что от
него осталось. Саманная постройка внутри сильно разрушена. На скале рядом с ним
- изображение какого-то полосатого человекоподобного существа.
Мы
провели в дороге почти весь день. К вечеру ветер усиливается, небо закрывает
мгла. Закатное солнце просвечивает сквозь неё бледным кругом. Не нравится мне этот
ветер… На шоссе - песчаная позёмка. Я предлагаю Махмуду присмотреть ночлег в
одной из проезжаемых мимо деревень, в которой виднеются довольно приличные
дома. Но он неожиданно сворачивает прямо в пустыню, подъезжает к какому-то
бархану, выходит из машины, забирается на багажник, садится и курит, все своим
видом показывая, что «уже приехали». Как человек, проведший своё детство среди
лесов Подмосковья, я отлично понимаю, что ставить палатки на самом ветру, да
еще смешанным с песком, мягко говоря неблагоразумно. Но Махмуд, выросший в иных
географических условиях, этого не понимает. Очевидно, он нам мстит. Вчера
вечером Анна, поехавшая в это путешествие вместе с девятилетней дочерью Катей, выражала
некоторое недоумение подчеркнуто спартанскими условиями нашего ночлега в
Солебе. Махмуда же раздражало, что «эта женщина много говорит». Вообще, в
последние дни выражение его лица всё больше приобретало какое-то удрученное
выражение. Под конец путешествия мы, заставлявшие его работать, ему вконец
надоели. Ах, вам не нравится ночевать в нубийском доме? Было бы лучше в
палатке? Ну так получайте палатку! Понаехали тут, понимаешь!
Наши
палатки трепетали на ветру… нет, точнее, их плющило ветром. Я лег в своей
платочке наискосок, но ветер пригибал края палатки так, что полотно ложилось
мне на голову. К середине ночи я понял, что меня засыпает. Включил фонарик.
Точно: все вещи покрыты песком. И я сам покрываюсь им постепенно… Одним словом,
кое-как дождавшись рассвета, я вылезаю из своего убежища. Ветер превратился в
песчаную бурю. При этом мне еще повезло: палатка Анны и Кати стояла на более
ветреном месте, куда её заботливо поставило дитя пустыни по имени Махмуд. У
Анны зуб на зуб не попадает. Их палатка засыпана песком внутри настолько, что
Махмуд его оттуда выгребает по-собачьи, как норку роет. Очень хотелось засадить
заряд соли в его задницу, торчащую в это время из палатки: соль - жизненно
важный продукт для представителей негроидной расы, гораздо более физиологически
важный, чем для европеоидов. В случае с Махмудом инъекция соли компенсировала
бы еще недостаток фосфора в голове. В любом случае, я не люблю когда из меня
делают идиота по-черному (увы, это чаще всего пытаются сделать именно в
Африке). Махмуд еще более упал в моих глазах. Равнодушие к историческим
памятникам усугубилось еще и заносчивостью. Впрочем, нам бы только добраться до
Хартума.
По
маршруту мы должны были еще заехать в живописное Вади-Мильк, но из-за того, что
видимость была почти никакой, мы сразу поспешили в Хартум, подгоняемые ветром и
песком. Мы обогнали караван джипов с французскими туристами; судя по их лицам, им
тоже было невесело. Меня больше, чем кирпичный цвет моего носового платка
заботил завтрашний вылет из аэропорта Хартума. И опасения были ненапрасными…
Наш
вылет был запланирован на пять утра. Приехав в аэропорт к трём, мы застали у
входа в зал вылетов понурых немецких археологов. Напрасно вчера я отгонял от
себя дурные мысли: случилось то, что я и ожидал. Все рейсы были отменены из-за
песчаной бури! Она началась в Египте, задержала несколько рейсов в Хургаде.
Долететь до Каира уже не было никакой возможности. На дверях закрытого офиса
«Египетских авиалиний» висело объявление, что нужно обращаться не ранее 13:00
по поводу перспектив. Что поделаешь! Поехали спать в отель.
Прогулявшись
по пятничному спокойному Хартуму и отобедав в «Холидей Вилле», мы отправились в
аэропорт узнавать свою дальнейшую судьбу. Там нам сказали, что регистрация
начнется в пять вечера. Разумеется, мы были в аэропорту без пяти пять. То, что
там творилось, можно было бы сравнить только с Ходынкой. Вообще, сравнение
аэропортовых ситуаций с Ходынкой тем более оправдано, что на Ходынском поле был
первый аэродром в Москве. Но мы пока еще в Судане, и сейчас главная задача - прорваться
к стойке регистрации. Но путь преграждает сканер, через которую пассажиры
должны пропустить свой багаж. К нему не прорваться: чемоданы перебрасывают
через головы. На ленте сканера нагромождение чемоданов не меньшее, чем людей
перед нею. Как в такой ситуации проверять наличие «запрещенных предметов», остается
загадкой. Как бы то ни было, но с целыми ногами и ребрами мы пробрались к
стойке регистрации и всё таки улетели в Каир. Добавлю только, что аэропорт в
Хартуме слишком маленький и не приспособлен для размещения большого количества
пассажиров, особенно когда они собираются толпой и скандалят по поводу того, что
снова ничего не известно об их вылете. Скрашивает ситуацию только бесплатный
быстрый Интернет.
…Судан
растаял под крылом самолета. Стихия лишь ненадолго нарушила жизнь пилотов и
пассажиров. Но природа еще докажет своё превосходство над техникой и
человеческим разумом… Как пукнет с напрягу Земля-Матушка, так мало никому не
покажется!
А
то ишь ты! Разъездились тут…
2010
год.
Список литературы
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.geografia.ru/
Страницы: 1, 2, 3, 4
|
|
