Путешествие в Судан

Вот она, цель! С четырьмя помощниками Ферлини вскарабкался на едва державшуюся вершину, которую, как ему представлялось, можно было снести без большой затраты времени. «Поднявшись на вершину с четырьмя людьми, дабы приступить к делу, я установил, что ее, уже обветшавшую, легко можно снести; когда же первые камни будут убраны, образуется место, достаточное для других рабочих». Десять рабочих начали быстро разбирать верхушку пирамиды. Нестерпимая жара основательно изнурила Ферлини и Стефани, и они вынуждены были уйти в тень. Когда смуглые нубийцы добрались до заложенного окна, один из преданных слуг громко позвал хозяина. Ферлини и Стефани забрались туда, где кипела работа; верный слуга лежал на площадке ничком, прикрывая собственным телом какое-то отверстие. Вокруг, уставившись в одну точку, толпились любопытные рабочие. Золотой дурман! Ферлини и Стефани схватились за пистолеты и велели людям немедленно оставить площадку. Те, недовольные и перепуганные, под дулами пистолетов быстро сползли с пирамиды.

Оставшись одни на вершине пирамиды в прозрачной вышине, искатели кладов вместе с двумя выказавшими преданность слугами принялись освобождать от креплений каменные блоки у отверстия. Вскоре их взору открылась камера, стены которой шли параллельно поверхностям пирамиды. Размеры ее составляли примерно 2, 5 метра высоты и 3—3, 5 метра длины. Ферлини пролез в помещение и очутился перед плитой, которая была покрыта куском почти совершенно белой шерстяной ткани. При самом легком прикосновении она обратилась в прах. То, что Ферлини принял за плиту, оказалось ложем, напоминающим носилки. Продолжая поиски, он вскоре извлек бронзовый сосуд, в котором находился маленький сверток ткани. При свете свечи Джузеппе Ферлини обнаружил в камере также несколько выточенных из дерева чаш, обрывки ожерелья, камни и бусины. Пройдя вдоль стен, Ферлини подобрал еще несколько амулетов, фигурок богов, пилу, нож и другие металлические предметы.

Взглянув наверх, он увидел, что несколько нубийцев собрались у входного отверстия и с любопытством уставились на него. Ферлини отступил в угол, который не просматривался сверху, и уложил находки в кожаный мешок. Под шепот толпы оба искателя кладов слезли с пирамиды и тотчас, по воспоминаниям самого Ферлини, нубийцы «окружили основание пирамиды, желая увидеть найденные вещи. Но я, с оружием в руках, с искаженным от дикой злобы выражением лица, приказал им снова приниматься за работу». Лишь поздней ночью в своей палатке Ферлини и Стефани исследовали содержимое бронзового сосуда. Они нашли золото! Из свертка выпали драгоценные погребальные приношения Аманишакете. Восторгу Ферлини не было предела. «Ювелирные работы показались мне удивительными. Определив их общее количество, я пришел к выводу, что оно, видимо, значительно превосходит все, что рассеяно по музеям Европы. Не могу не выразить восхищения тонко выполненными камеями (Камеи — резные камни с выпуклым изображением. — Прим. авт.) и драгоценными камнями, которые не только сравнимы с прекрасными произведениями греков, но и затмевают их!» Стефани прожил в Нубии достаточно долго и сознавал, какую угрозу для него и Ферлини таит в себе золотой клад. Он предложил Ферлини скрыться, чтобы спрятать находку в надежном месте и избавить от нависшей опасности свою семью в Хартуме. Ферлини же был упоен золотым дурманом едва ли не сильнее, чем пугливые нубийцы: «Но я за почти пять лет войны с ними привык ко всему; кроме того, зная их малодушие, я никоим образом не утратил мужества и, горя желанием новых открытий, решил остаться». Чтобы успокоить Стефани, в пустынной местности они вырыли глубокую яму и зарыли там клад. Когда поднялось солнце, сотен пять нубийцев окружили пирамиду. Весть о находке золота еще ночью с быстротой степного пожара пронеслась по селениям, и теперь они стояли тут, чтобы получить свою долю. Ферлини понял, какая большая опасность угрожает ему и Стефани. Он никого не стал гнать, а направил толпу к маленькой, еще необследованной пирамиде. Одурманенные приманкой, нубийцы за несколько дней разнесли пирамиду до основания, оставив только разбросанные повсюду обломки. Разочарованные и обманутые, смуглые парни потянулись назад.

Ферлини и Стефани с несколькими доверенными людьми принялись за работу, пытаясь обнаружить другие сокровища Аманишакете. На пятнадцатый день они натолкнулись на вторую камеру, напоминающую нишу в толще каменной кладки. Здесь также оказалось несколько свертков; в двух из них были прекрасные бронзовые сосуды. И вновь Ферлини испытал радостное предчувствие: «Я надеялся и на этот раз найти прекрасные золотые вещи. Но если по части золота мои ожидания не оправдались, то два обнаруженных сосуда с лихвой окупили все потери». Эти два сосуда, очевидно, настолько вознаградили Ферлини за все затраченные усилия и окрылили его, что он приказал разобрать весь памятник. Двадцать дней понадобилось рабочим, чтобы сровнять с землей пирамиду, фундамент которой был сложен из черных каменных плит. Доктор был одержим мыслью, что он еще, возможно, найдет саркофаг Аманишакете.

Пока рабочие рыли ход от передней камеры культовой постройки, неожиданно пробившись в вырубленный здесь ранее туннель, Ферлини распорядился извлечь из стены фрагмент рельефа. «Для нужд истории и археологии желательно было бы забрать этот рельеф целиком, — полагал Ферлини. — Но поскольку большой вес все равно не позволил бы переправить его через пустыню, я выбрал лишь часть, которая показалась мне наиболее интересной, так как там была выбита надпись».

По мере приближения к концу туннеля блоки его стен начали таинственно мерцать, словно приманивая к себе незваных гостей. Ферлини захотел разузнать, в чем тут дело, и чтобы рядом не было любопытных глаз, попытался отослать прочь рабочих, всех до единого, но они не подчинились. День за днем они стали появляться с тяжелыми копьями в руках, безмолвно и враждебно наблюдая за чужеземными господами. С каждым днем работа становилась все опаснее.

Ферлини прекратил работу, когда преданный раб донес ему, что окрестные нубийцы готовят нападение, чтобы завладеть его добычей. «Я полагал, — пишет Ферлини, — что если произойдет нечто серьезное и об этом сообщат властям, слух о моем открытии разнесется по свету, и тогда для меня возникнет угроза утраты сокровища. Поэтому я решился бежать ночью и тем самым ускользнуть от опасности…».

В июне 1835 года Джузеппе, Стефани, Кадра и пятеро суданцев плывут в Италию. Ферлини пытается пристроить найденные им артефакты, но наталкивается на стену скепсиса. Ему никто не верит. Дилетантский и попросту варварский способ изыскания «сокровищ». Когда сам процесс «раскопок» никак не фиксировался и не протоколировался, а преграды преодолевались при помощи динамита, невозможно было доказать, что находки были сделаны именно в том месте, откуда они якобы происходили. Ферлини находится в столь отчаянном положении, что даже великий борец за единство и свободу Италии Джузеппе Мадзини, находящийся в эмиграции в Лондоне, берется помочь в реализации мероитских находок. Только Людвиг Баварский и музей в Берлине соглашаются купить кое-что, да еще часть находок удается пристроить в качестве экспонатов в Туринский музей. В Лондоне за коллекцию предлагали не более 200 фунтов стерлингов, что очень расстраивало патриота Италии Мадзини… Всего Ферлины вывез 155 артефактов, описание которых опубликовал в 1837 году в каталоге «Scavi nella Nubia ed ogetti trovati” - “Раскопки в Нубии и найденные предметы». В родной Болонье Ферлини прожил до конца своих дней, новых авантюр не предпринимал, женился несколько раз и был погребен в семейном склепе.

Склепы, многие из которых (как считают, около сорока!) изувечил Ферлини, находятся рядом с пирамидами (а не в них и не под ними) на территории трёх некрополей в Мероэ. Обнаружение артефактов в самой пирамиде царицы Аманишахете следует считать чистой случайностью. Кушиты строили пирамиды более вытянутые ввысь, их пирамиды более крутые, нежели египетские; иногда угол достигает 70 градусов. Рядом пристраивалось что-то вроде часовни. Сердцевина пирамид «наполнялась» крупным булыжником, поверхность обкладывалась песчаником и штукатурилась. Некоторые пирамидки сияют новизной: их восстановили с использованием «старых технологий”, и эти новоделы теперь позволяют представить, как выглядели пирамиды до разрушения временем, грабителями и итальянскими военврачами. В самих пирамидах искать нечего: “поминальные часовни» очень маленькие. Туда можно заглянуть, нагнувшись, но что-то по-настоящему интересное высмотреть трудно. Однако на “парадных пристройках», представляющих что-то вроде “ложных ворот», ведущих в никуда, кое где остались следы рельефов, но изображения очень смазаны временем.

Наскоро позавтракав незамысловатыми съестными припасами Махмуда, мы отправляемся к пирамидам. Я сажусь на верблюда, «забронированного» с вечера, и по краю Южного некрополя через долину еду к Северному. Без сомнения, этот некрополь являет собою главную достопримечательность всего Судана. Менее чем в километре проходит автострада и железная дорога из Хартума в Атбару и Порт-Судан; пассажиры поездов и автобусов могут лицезреть пирамиды, не вставая с кресел.

По правилам, прежде чем гулять среди пирамид, нужно посетить “офис» гафира (сторожа, смотрителя) и показать ему свой «пермит». По идее, объехав некрополи так как мы, с юга, за буграми, можно вообще гафира проигнорировать. Но «верблюжатники» охранников боятся - близко к пирамидам на верблюдах подъезжать нельзя. Вообще, суданские археологические и исторические памятники стерегутся бдительно: штат охранников может насчитывать дюжину человек, но, как правило, они проводят день все вместе где-нибудь под акацией. Однако есть такие места, где посетителю нужно будет что-то специально открыть и показать. Тут уж без гафира никак не обойтись.

Сам «царский город» находится между шоссе и Нилом. Путь к нему проходит мимо Западного некрополя, в котором хоронили не царей и цариц, не принцев крови, а знатных горожан. Он насчитывает с десяток пирамид среднего размера. Говоря о количестве пирамид в мероитских некрополях нужно иметь ввиду, что помимо «видимых» пирамид есть и «невидимые», то есть те, от которых остались одни основания, зачастую занесенные песком. Добрая половина пирамид относится уже к «невидимым». Такая же девизуализация ждёт, похоже, и так называемый Храм Солнца. Вероятно, именно его описывал Геродот, когда рассказывал о церемонии “трапезы солнца» у кушитов. Храм сохранил во многих местах следы побелки, но рельефы нижнего яруса практически скрыты песком. Шинни в своей книге «Нубийцы» писал об изображении связанного воина в греческом шлеме; обойдя весь храм и обследовав все его потайные уголки, никакого грека не обнаружил. Только внизу западной стены чьи-то головы торчат, но явно не греческие.

Царский город, окруженный рукотворными холмами из отходов железоделательного производства, включает в себя большой храм Амона (нижние части колонн, два овна в преддверии, остатки алтаря с барельефами), фундаменты жилых строений, еще каких-то небольших храмов с парой колонн, и самое интересное - термы наподобие римских. Ключник-гафир отпирает дверь неказистого домика, и мы попадаем в помещение, представляющее собою две глубокие залы со скульптурами по периметру. Назначение этого без сомнения культурного учреждения до конца непонятно, но его сходство с римскими термами слишком очевидно. Мероиты охотно перенимали достижения римлян, захвативших Египет, который мероиты продолжали считать “своим» до самого конца свой истории, гордо именуя своих царей «фараонами Верхнего и Нижнего Египта».

После Мероэ мы ненадолго заглядываем в Атбару, когда-то бывшую главным транспортным узлом Судана, после постройки англичанами железной дороги. Затем мы съезжаем с автострады и направляемся прямо в пустыню, следуя разветвляющимся колеями, оставленными нашими предшественниками. Почти всегда предлагаются две или три «опции», но все они ведут в одном направлении. Дожди здесь редки, а потому колеи живут очень долго. По крайней мере наш Махмуд вёл машину очень уверенно.

В этой пустынной местности там и сям встречаются верблюды, ослы и то, что от них осталось. В тени акаций изредка виднеются малоэстетичные примитивные хижины неприхотливых кочевников из племени бишарин - тысячи лет они перегоняют стада коз и верблюдов туда-сюда в поисках корма и водопоя. Про «тысячи» я не оговорился. Бишарин - прямые потомки одного из древнейших кушитских кочевых племен - блеммиев (беджа). Они беспокоили египтян, завоевывая их города. Они служили в армии Птолемеев, мероитов, эфиопов (аксамитов). Вместе с христианскими государствами Нубии они противостояли арабам в VII-IX веках. Конечно, трудно представить себе грозных воинов, глядя на более чем скромных пастухов, какими они являются в наше время… Один раз мы сворачиваем к невысоким скалам, но в целом пустыня Байюда представляет собой достаточно ровную саванну, пересекаемую руслами высохших рек. Можно считать эти русла древнейшими караванными тропами Куша - через пустыню Байюда проходил кратчайший путь из Напаты в Мероэ, и впоследствии этой же «дорогой» срезали путь в верховья Нила и Эфиопию из Египта, заодно избегали нильских порогов.

Байюду мы пересекаем довольно быстро, и ищем ночлег примерно в тридцати километрах от области Напата, на «берегу» широкого вади Абу-Даун. Выбирая место помягче (то есть на песке, а не на камнях), ставим палатки. Вокруг нас - настоящий оазис: зеленеющие поля, финиковые пальмы, крестьяне где-то там копошатся. Двое из них подходят к нам поздороваться, но не увидев в нас готовности к братанию, осторожно ретировались. Памятуя, как в Эфиопии и Уганде нас обступали местные жители и «дежурили» вокруг лагеря ночь напролет, радуясь внезапному реалии-шоу «Палатка» (аналог «Дому» и «Дому-2”), мы сознательно старались заночевать подальше от населенных пунктов, но даже если бы мы расположились вблизи от них, суданцы вряд ли бы нас сильно беспокоили.

Утром мы продолжили путь по вади Абу-Даун, которое привело нас к развалинам христианского монастыря в Газали. Здесь в X-XI веках постоянно жили около пятидесяти монахов. На территории Нубии и Куша в промежутке историческом между мероитами и арабами существовали христианские государства Макурра, Нобатия, Алоа. Интересно отметить, что нубийцы-христиане использовали при богослужении не коптский, а греческий язык, и надписи после себя оставили тоже на греческом. Монастырь в Газали был оставлен под натиском арабов, которые в VIII - XIV веках постоянно третировали христианские государства Нубии. Стены монастыря в Газали сложены довольно грубо из необработанного камня. Хорошо сохранился центральный неф храма и алтарная часть; над аркой одного из проходов вырезан крест.

Ближе к Газали, на левом берегу Нила, находятся пирамиды Нури. Вообще, Нил делает столь огромную и хитрую петлю, что порой трудно сориентироваться в пространстве. Например здесь, у Напаты, он течёт с севера на юг, а не наоборот, как ему, вообще-то, предначертано.

Пирамиды Нури вытянуты в одну линию, за исключением трёх, стоящих отдельно. Их сооружение приходится на ту эпоху, когда в самом Египте «мода» на них уже прошла. Первым фараоном, погребенным в Нури, был Тахарка (умер в 664 году до н.э.). Его пирамида, понятное дело, самая большая в некрополе. Царский некрополь в Нури - крупнейший в районе Напаты (20 пирамид), но, к сожалению, его пирамиды находятся в худшем состоянии, чем в Мероэ. И дело не только в более солидном возрасте (лишние 300 лет простояли, как-никак), но и крайне убогом качестве строительного материала. Песчаник буквально крошился у меня в руках. Создавалось впечатление, что это даже не песчаник, а какой-то саман, наполненный камнями.

Тахарка был очень деятельным фараоном, оставившим после себя в Куше много «архитектурных и художественных следов». Однако он не был удачливым в военных делах. Возвышение независимого Куша началось после развала Нового Царства (его закат показан в знаменитом польском фильме «Фараон» с элементами смелой эротики в лице Барбары Брыльской). Правитель Кушу Кашта (706-751 гг. до н.э.) около 780 года завоевывает Египет. Кушиты завоевывали Египет по сути несколько раз, так как покидая пределы Верхнего и Нижнего Египта они давали «карт-бланш» местным князьям подниматься на восстания. Так же поступил сын Кашты Пианхи - большой любитель лошадей. Завоевав Египет, а вместе с ним и официальный титул «фараона Верхнего и Нижнего Египта», он вернулся в Напату, а Египет снова восстал. Приемник Пианхи - его брат Шабако - перенес столицу из Напаты в Фивы, чтобы быть всегда в центре событий, но тут пришла новая напасть - ассирийцы. Кушиты одержали над ними только одну громкую победу - под Иерусалимом, да и то при помощи исключительно Высших Сил: на армию ассирийского царя Сеннахериба обрушилась чума.

Тахарка был сыном фараона Пианхи. Ему пришлось противостоять ассирийским царям Асаргаддону и Ашурбанапалу. После того, как Ашурбанапал напал на Фивы в 666 году до н.э., власть Куша над Египтом подошла к концу: тиара фараонов Верхнего и Нижнего Египта стала символической реликвией кушитских правителей на многие поколения вперед. Реликвией, но не более того. Последним кушитским фараоном XXV династии, который пытался взять реванш в Египте, был Танветамани (умер в 653 году до н.э.), но он спровоцировал лишь страшное разграбление Фив и избиение его жителей ассирийцами. Для Напаты пришло время сосредоточится на себе самой.

Сам город Напата находился скорее всего у подножия священной горы Джебель-Баркал на правом берегу Нила. Сейчас оба берега связал новенький мост. «Священная гора» - прямой перевод. Эта останцовая «столовая» гора возвышается над плоской долиной Нила примерно в километре от его берега. Она слишком заметна для того, чтобы люди не придавали её мистического значения. Египтяне Нового Царства считали её «Троном бога Амона». Фараоны Тутмос III, Аменхотеп II и Рамзес II построили у подножия горы грандиозный храм в честь Амона-Ра, который по площади мог быть сравним с карнакским. С южной стороны гора немножко «расщеплена»; стоящий одиноко каменный «отщеп» торчит как свеча, или как фаллос (кому как нравится), но египтяне видели в нём Уреуса - божественную кобру, покровительницу Египта, символ фараоновой власти. В Карнаке есть даже изображение Амона, сидящего в пещере, а перед ним - Уреус. Считается, что это символическое изображение Джебель-Баркала. На вершине джебель-баркальского каменного «Уреуса» был устроен маленький храм с золотым «зеркалом»: Солнце отражалось в нём, и Уреус служил символическим маяком для проплывавших по Нилу кораблей и караванов, идущих по пустыне.

Мы обогнули Джебель-Баркал и направились в Курру, что лежит примерно в двенадцати километрах на юго-запад от городка Каримы, где у нас запланирован ночлег. В Курру относительно хорошо сохранилась только одна пирамида. Некрополь в Курру насчитывает несколько «подземных» склепов, к которым ведут лестницы. Большинство склепов разрушены; лестницы заканчиваются тупиками, а сами эти тупики завалены мусором, который, похоже, никто не собирается убирать. Когда мы спросили сторожей в Джебель-Баркале, почему бы не убрать мусор с территории исторических памятников, нам ответили, что у них нет денег для этого. Очевидно, ждут волонтеров из Европы.

Страницы: 1, 2, 3, 4