Реферат: Чего не знал Заратустра

Если бы Заратустра оставил нам только эти высказывания, то эта часть его учения не заслуживала бы полемики, а вся книга не имела бы того влияния, которое она имела и имеет, и не завораживала бы она все новые поколения читателей. Но не так уж прост "старый нечестивец" и, хотя он не любит рациональных, последовательных, логичных объяснений и так говорит об этом: "0 небо надо мною, ты, чистое, высокое! Теперь для меня в том твоя чистота, что нет вечного паука - разума и паутины его.", но лукавит он здесь и именно в ниспровержении общечеловеческих этических норм прибегает к рациональным обоснованиям, рациональным по сути, хотя и придана им форма притч, символов и прочего любимого Заратустрой.

Первое такое обоснование связано у него со все той же темой "против загнивания жизни" и суть его в том, что моральные обязанности утяжеляют и опресняют жизнь:

"А мы - мы доверчиво тащим, что дают нам в наследство, на сильных плечах по бесплодным горам! И если мы обливаемся потом, нам говорят: "Да, жизнь тяжело нести!"

Но только человеку тяжело нести себя! Это потому, что тащит он слишком много постороннего на своих плечах. Как верблюд, становится он на колени и позволяет хорошенько навьючить себя.

Особенно человек сильный и выносливый, способный к глубокому почитанию: слишком много посторонних слов и ценностей навьючивает он на себя, - и жизнь кажется ему пустыней!"

Мысль не нова, зато не увядает. Во все времена все любители интересности жизни, с риском или без риска, но за чужой счет, включая воров в законе и прочих профессионалов преступного мира, оправдывали себя ею. Сегодня же особенно популярна она у издателей порнухи и "желтой" прессы, у наживающихся на проституции и у шаманов шоу-бизнеса, потрясающих гениталиями со всех эстрад и экранов мира. Не их, ох не их имел в виду отшельник Заратустра, любивший порассуждать о благородстве, приводя упомянутые аргументы. Ох, как ненавидел он их заочно, еще до их появления. Но что поделать, он дал им своими аргументами объективное основание объявлять себя его наследниками.

Что можно сказать на эту тему в ответ Заратустре и всем, желающим для психологического комфорта обосновать пренебрежение моралью "философией" типа: либо принимайте интересную жизнь без морали, либо влачите серую и скучную жизнь обывателя? Можно сказать, что это ложь, что третьего не дано. Тот, кто жаждет остроты жизни, борьбы, приключений, опасности, может найти их не только в уголовном мире, в войне и, вообще, в насилии. Еще стоят на земле высокие горы и текут порожистые реки - подниматься на первые и ходить на байдарках и плотах по вторым дает возможность испытать опасность, пережить приключения, и вкусить "покоя и воли" тем, кто этого ищет. Есть много острых, увлекательных и мужественных видов спорта. И наконец, можно находить остроту и упражнять волю, не только нарушая закон и мораль, но и борясь с нарушителями.

А что касается "клубнички", которую Заратустра хоть и не любил, но невольно дал ей оправдание, то прежде всего нужно отметить, что то обстоятельство, что "под одеждой люди голы", было известно задолго до сексуальной революции, и это еще большой вопрос, обогащается ли эта сторона жизни от того, что общество заливается порнухой дешевой и порнухой "солидной" - всевозможными сексологическими исследованиями: популярными, непопулярными, телевизионными дискуссиями и циклами, а также мемуарами бывших гетер, а ныне профессорш сексологии.

Наконец, существует мир душевного и духовного: любовь, дружба, служение надличной идее – Богу, отечеству, искусству, науке. Мир, способный дать необычайное наполнение человеческой жизни и обеспечивающий ее интересность, но не требующий нарушения морали. Это удивительным образом ускользает из поля зрения знатока жизни Заратустры.

Гораздо более серьезное обоснование морального нигилизма связано у Заратустры со своеобразной трактовкой им духа и его превращений. Отшельник Заратустра, хоть и подчиняет духовное телесному, но все же достаточно высоко ценит дух. Но понимает он его, безусловно, не так, как я определил его в "Неорационализме" - как сильную над личную привязанность. Заратустра определения духа, как всегда, не дает, но нет сомнений, что личностный элемент, "я хочу", является доминирующей компонентой его духа. Силен в нем также силовой акцент:

"Вы знаете только искры духа: но вы не видите наковальни, какой является он, и жестокости его молота!"

Но нас важнее его учение "о трех превращениях духа".

"Три превращения духа называю я вам" - говорит Заратустра, и далее описывает их. Сначала - служение некой идее, принятие и исполнение ее "должно":

'Что есть тяжесть?" - вопрошает дух, становится, как верблюд, на колени и хочет, чтобы хорошенько навьючили его."

Затем - протест против не только этих, но и всяких "должно" и замена их на "я хочу":

"Но в самый уединенной пустыне совершается второе превращение: здесь львом становится дух, свободу хочет он себе завоевать и господином быть в своей собственной пустыне.

Своего последнего господина ищет он здесь: врагом хочет он стать ему и своему последнему богу, из-за победы хочет он бороться с великим драконом.

Кто же этот великий дракон, которого дух не хочет более называть господином и богом? "Ты должен" называется великий дракон. Но дух льва говорит: "я хочу"."

И, наконец, принятие нового "должно":

"...свой мир находит отрешившийся от него."

Невозможно не почувствовать, что Ницше уловил здесь какую-то очень существенную связь в природе человека и общества обеспечивающую повторяемость нарисованной им картины раз да разом на протяжении истории до и после него. Интересно, что уже после Ницше это просто вошло в моду. Сначала Марксизм: "Мы старый мир разрушим до основанья, а затем мы мир, мы новый мир построим". Затем экзистенциализм, который нового мира, правда, строить не собирался, зато старый развалял еще успешней марксизма. Последователи же зкзиста и Фрейда и поныне бегают, как ошалелые в поисках, чего бы еще разрушить не разрушенного. Вот в Киеве недавно полиция разогнала нудистов, заполнивших весь Гидропарк, так один из них заявил, что все равно он не намерен считаться с мнением обывателей. Ну а если все разденутся до гола, что он еще придумает разрушать, дабы его не приняли за обывателя? Да если существует загробный мир и душа Зарартустры-Ницше знает, каких последователей нашли его идеи, то переворачивается она в гробу, не находя себе покоя.

Так что же есть такое в природе человека и общества, что приводит к периодическим более или менее массовым устремлениям разрушать старые ценности и водружать на их место новые?

У человека есть разные потребности, к тому же разной природы и разного потенциала. Потребности физиологические: пища сон, отдых, удобства, половые потребности; потребности душевно - духовные: любовь, дружба, служение надличному; потребность в свободе, в деятельности, в самоутверждении; потребность в общении с себе подобными; потребность в развлечении, в интересной жизни. Часть этих потребностей находится в противоречии друг с другом, даже если речь идет об одном и том же человеке. Например, потребность в свободе противоречит потребности

в служении надличному, да и вообще практически любым душевно – духовным привязанностям. Но гораздо больше противоречий или, более общо говоря, связей существует между потребностями даже одними и теми же, но разных людей в обществе. Например, потребность в свободе одного - это слушать музыку включенного на полную мощность приемника, а потребность в той же свободе его соседа - это, чтобы ему не мешали в это время спать.

"Должно", о котором говорит Заратустра, - это десять религиозных заповедей или моральный кодекс строителя коммунизма, свод джентльменских правил, кодекс самурая, свод религиозных предписаний и ограничений типа поста или кошерной пищи у евреев, и, наконец, уголовный кодекс, а также множество ограниченней принятостью. Часть из этих "должно", прежде всего такие, как десять заповедей или их вариации, т.е. нормы морали, по крайней мере в идеале, по намерениям предназначены так отрегулировать отношения людей в обществе, чтобы обеспечить наивысшее удовлетворение всех потребностей всех членов общества в среднем, или иными словами, чтобы уменьшить противоречия и столкновения между потребностями разных людей. Для этого постулируются, скажем, "не убий" и "не укради". Без сложных выводов видно, что там, где это не запрещено, не может быть организованного общества и его эффективного материального производства, а, следовательно, будут немедленно и сильно ущемлены самые жесткие физиологические потребности большинства членов общества, что не раз и случалось в истории в периоды смут и безвластия. Но это в идеале. В действительности же принятая мораль, как правило, не идеальна /тем более уголовный кодеке, призванный ее закреплять/. Главное же, что, как показано в "Неорационализе", никакая идеальная система "должно" не способна удовлетворить полностью всех членов общества. Например, столь сутьевая потребность, как потребность в свободе, ограничивается, эзаневоливаетея при самой идеальной системе морали и самом либеральном уголовном кодексе, в силу, хотя бы, упомянутого выше противоречия между свободами разных людей. Так что всегда в обществе существует потенциал неудовлетворенных потребностей, зовущий к ниспровержению существующих "должно", особенно тех, которые ограничивают наиболее наболевшие и угнетенные на сегодня потребности. Это и обуславливает происходящие периодически в истории человечества взрывы, с низвержением каких-нибудь "должно", чтобы по прошествии какого-то времени заменить их другими, которые будут угнетать другие потребности, и, когда накопится достаточный их потенциал, произойдет очередной взрыв и очередная смена "должно". /Причем нельзя сказать, что за минувшую историю все эти смены напоминали сходящийся итерационный процесс в математике. Как правило, это были кидания из одной крайности в другую./

Это то, что уловил Заратустра в своих "трех превращениях духа". Но он сделал отсюда неверный вывод об относительности любых моральных ценностей и норм, об относительности добра и зла. Т.е., как сказано, рационального обоснования этого вывода он открыто не делает, маскируя его "скачками с вершину на вершину", но сам вывод преподносит вполне категорично.

Почему все-таки вывод неверный, если упомянутые колебания в истории действительно, прослеживаются? В "Неорационализме" показано, что существует оптимальная система основных "должно", оптимальная мораль, обеспечивающая, при прочих равных, наивысшее качество жизни людей в обществе, т.е. наилучшее удовлетворение всех потребностей у большинства членов общества. Эта система соответствует той общей части в природе людей, которая делает их, при всех их различиях, единым видом, отличным от любых других видов животных гораздо больше, чем могут быть самые большие отличия между людьми. Она соответствует и тем фундаментальным связям, которые существуют между людьми в любом обществе, независимо от экономической формации, общественного строя и других изменяемых параметров существования рода человеческого. Поэтому эта система является практически инвариантом, т. е. остается оптимальной во всей прошлой, а также будущей истории человечества, в предположении, что не будут радикально изменены условия его существования /скажем, в результате атомной войны/ или его внутренняя природа / скажем, с помощью инженерной генетики/. Эта система, конечно, не удовлетворяет полностью всех потребностей всех людей /что и невозможно/ и поэтому всегда будут существовать потенциалы неудовлетворенных потребностей, которые могут побуждать к пересмотру системы "должно". Но всякое отклонение от оптимума, хотя и может лучше удовлетворить отдельные потребности, приведет к худшему удовлетворению других, причем такому, что общий уровень качества жизни общества станет хуже. Так, например, анархия может лучше удовлетворить потребность в свободе у большинства, чем нормальная демократия, но нет нужды рассматривать, что будет при этом с другими потребностями людей, начиная с потребностей материальных. Вот почему не прав здесь Заратустра и вот почему так опасен его призыв к радикальному пересмотру этических норм той близкой к оптимуму морали, которая была найдена путем долгого и горького опыта длиннейшей вереницы человеческих поколений или, по мнению верующих, дана Богом. К каким трагическим последствиям может привести попытка реализовать этот призыв показал фашизм.

Объективность требует отметить, что в "Трех превращениях духа" Заратустра не говорит именно и только о морали. Он говорит о любых "должно", порождаемых человеческим духом. Существуют "должно", не обладающие инвариантностью норм морали и сохраняющие свою полезность и верность лишь в определенные истерические эпохи. Таковы, например, служение царю иди кодекс самурая. Они сложились исторически и приходит время, когда они отмирают. Кроме того, как показано в "Неорационалиэме", всякая духовная идея; религия ли или нерелигиозное учение типа марксизма, независимо от того, насколько эти учения верны и хороши, имеет некие общие законы развития. И в частности, на определенном этапе каждая идея начинает обрастать омертвелыми скорлупами духа, т.е. все более плодить всевозможные "должно", всевозможные предписания и ограничения, все менее служащие исходному идеалу и все более - жрецам идеи, будь то священническая каста для религии иди партийная номенклатура в случае марксизма. Ниспровержение "должно" умерших идей иди омертвелых скорлуп идей еще не умерших - святое дело и здесь, во истину, служит людям бунтарский дух Заратустры. Но, к сожалению, 3аратустра не ограничивается лишь этими "должно", а зовет к периодическому разрушению любых человеческих норм, зовет нас быть "по ту сторону добра и зла".

Есть и еще одна ебьективнееть, которую прозрел Заратустра в своих "Трех превращениях духа". В самом человеке, в генах его заложена цикличность, которую он описывает здесь. В детстве человек воспринимает то, чему его учат старшие и примерно в отрочестве он весь - служение тому "должно", которому его научили. Но в молодости наступает период самоутверждения, а вместе с ним зачастую и бунта против "должно" и провозглашения "я хочу":

"И все, кто дерзает, кто хочет, кто ищет

Кому опостылели страны отцов

Кто дерзко хохочет, насмешливо свищет

Внимая заветам седых мудрецов..."

И т.п.

И, наконец, в случае нормального вызревания, (которое не всегда имеет место; не всегда и молодость, в упомянутым смысле бывает у человека/, он приходит вновь к "Должно", но самостоятельно выстраданным, пропущенным через себя.

Примеров тут несть числа. Это и вечные бунты новых поколений против отцов, и блудные сыновья с их возвращением, и так называемые грехи молодости и т.д. Только в большинстве случаев молодость, отбушевав, возвращается к тем же ценностям, к тем же "должно", против которых восставала. И это подтверждает существование вечных, инвариантных "должно". Но не всегда происходит этот возврат и, когда речь идет о ценностях, которые отжили свой век, то именно этот всегда существующий потенциал молодого бунта приводит к сбрасыванию омертвелых оков.

Т.е. мы видим, что в этой заложенной в генах человеческих цикличности есть важная функция, необходимая для выживания рода человеческого и приспособления его к новым условиям. Но в ней же заложена и опасность, состоящая в том, что, будучи направлен ложными учителями, потенциал этот может становиться /и становился уже не раз в истории/ разрушительным.

Каково же может быть решение проблемы, связанной с этой особенностью человеческой натуры? Решение философское и решение практическое, через разумное устройство общества?

Философское решение состоит в там, что, как я уже сказал, существуют незыблемые, инвариантные "должно" - фундаментальные этические нормы. Ясное понимание этого избавит молодежь, стремящуюся к самореализации от ненужного экспериментирования и побудит искать другие объекты для выхода своей энергии.

Что касается общественного устройства, то оно, очевидно, должно быть таким, чтобы для упомянутого потенциала существовал более-менее неразрушительный и даже полезный выход. Я не намерен в работе посвященной Заратустре, проектировать наилучшее общественное устройство, но позволю себе сравнить в рассматриваемом аспекте пресловутые капитализм и социализм. Для этого сначала уточним, что из себя представляет упомянутый потенциал. Мы коснулись этого потенциала в связи с "Тремя превращениями духа" Заратустры, коснулись как такого, который может проявлять себя и проявлял в разные моменты истории в разрушении прежних "должно". Но было бы неверно делать вывод, что в природе человека, в определенной фазе его развития, есть потенциал, направленный, именно, на разрушение любых существующих "должно". Существует потребность молодости в самостоятельности, в самовыявлении, в самоутверждении. Потенциал этот требует своего дела для молодости, своего дела в широком смысле, а к разрушению прежних "должно" он обращается либо, если у него нет другого выхода, либо под воздействием соответствующих учений, истинных или ложных.

Так вот, капитализм и дает возможность своего дела, правда, "дела" в узком смысле слова. Добавим к этому свободу, которую дает демократия при капитализме: свободу политической деятельности и любых общественных организаций и т.д. Все это дает легитимные выходы упомянутому потенциалу при капитализме. И в этом смысле преимущество капитализма перед социализмом неоспоримо.

Возвращаемся к Заратустре. В "Трех превращениях" он аппелирует к рассматриваемому потенциалу человеческой натуры, молодой в особенности, делает это с большой художественной силой и в той мере, в какой это относится к отжившим "должно", проповеди Заратустры будут служить людям и впредь. Но в который раз переходит он здесь границу истинности своих утверждений и смущает разум молодых и незрелых, зовя их за собой в "по ту сторону добра и зла".

Еще одним рациональным аргументом Заратустры в пользу этического релятивизма, аргументом, также упакованным в форму символов и притч, является его теория народа, как носителя и хранителя системы ценностей, своей у каждого народа. Так говорит он об этом:

Страницы: 1, 2, 3, 4