Дипломная работа: Зеркало Шекспира

Глупец набрал острот различных войско

И поместил их в памяти своей.

Я и других глупцов немало знаю

Из высшего сословья, но, как он,

Остротами себя вооруживших

И, чтобы в ход пустить одну из них,

Готовых в бой вступить со здравым смыслом.

Уже отсюда можно растечься мыслью по древу, но сейчас важнее следующее. Это только в огороде глупо дважды наступать на одни и те же грабли. В жизни же бывает необходимо некоторый опыт повторять неоднократно. Поэтому самый важный вопрос, конечно, сводится к тому, как правильно определить, когда повторение некого опыта уже переходит грань между взвешенностью и глупостью. То есть, нужно, безусловно, знать, что – «Всему свое время», но нужно и знать, когда это время чему-то уже пришло. Однако самая деликатная сторона дела выражается в вопросе о своевременности быть умным. Наверное, все-таки быть умным всегда своевременно. Конечно, умному человеку иногда приходится притворяться глупым и даже безумным. Но ведь и здесь есть некая черта. «Ни один умный человек умом хвалиться не станет», – написал Шекспир в пьесе «Много шума из ничего». Но в пьесе «Троил и Крессида» он написал: «…а что не вспухнет само, про то не узнает никто».

Не на каждое слово этих рассуждений можно найти подтверждение в словах самого В. Шекспира. Но он многое и не говорил по одной простой причине. Видя, как много у него не понимают, он все-таки не хотел быть непонятым в следующем: «…человек, известный за умного, не насмехается, хотя бы он всегда осуждал» («Двенадцатая ночь», I, 5. Перевод А. Кронеберга).

Теперь уже невозможно узнать, что и от кого услышал В. Шекспир перед тем как он написал в пьесе с интересным названием «Комедия ошибок» (III, 2) странные для влюбленного мужчины – Антифола Сиракузского слова:

Sweet mistress,

Teach me, dear creature, how to think and speak;

Lay open to my earthy-gross conceit,

Smother'd in errors, feeble, shallow, weak,

The folded meaning of your words' deceit.

Against my soul's pure truth why labour you

To make it wander in an unknown field?

Are you a god? Would you create me new?

Если точность перевода поставить впереди его благозвучности, то смысл этих шекспировских строк можно передать таким примерно образом:

Прекрасная,

Учите, прелесть, думать как, как говорить;

Откройте моему земному самомненью,

Погрязшему в ошибках, в заблужденьях

Всех ваших хитрых слов сокрытое значенье.

Зачем трудитесь вы, чтоб чистая душа

Пошла бродить в ей неизвестный край?

Вы – бог? Желаете создать меня иным?

Говоря проще, В. Шекспир усомнился в своем знании самого себя и жизни и понял, что ему еще нужно учиться. В продолжении монолога короля Ричарда, с которого началась эта глава, В. Шекспир сетует на то, что эта учеба началась поздновато. Придет время, в «Макбете» (I, 7), он назовет школу, в которой он начал учиться, «школой времен». Вот только в XVIII веке нашелся умник, который слово «школа» заменил словом «отмель», и именно это слово, с благословения других «шекспироведов», пошло кочевать по всем позднейшим изданиям «Макбета». Но в момент написания «Комедии ошибок» В. Шекспир еще не знает, чему он научится в этой школе и каким он станет после ее окончания.

Таким образом В. Шекспир отметил начало нового периода в своем творчестве. И начался этот период с того, что он, как каждый нормальный гений, говоря словами А. Эйнштейна, «усомнился в аксиоме». Этот момент В. Шекспир и отразил в «Комедии ошибок» (II, 2) в диалоге двух земляков:

Антифол Сиракузский: Для всего есть свое время.

Дромио Сиракузский: Это мнение я опровергнул бы…

Потому «Комедия ошибок» стала первым произведением В. Шекспира, в котором он предъявил свои претензии времени:

Да время ведь совсем

Банкротом сделалось, и стоит слишком мало

Оно в сравненье с тем, что людям задолжало.

(IV, 2. Перевод П. Вейнберга)

Именно с «Комедии ошибок» в произведениях В. Шекспира начинают биться, пульсировать и развиваться мысли. Именно с этой пьесы в произведениях В. Шекспира появляются многозначительность, намек, и, главное, прямое обращение к читателям, стремление приобщить их к работе его мысли.

К счастью, семена сомнений пали на благодатную почву. Из произведений, предшествующих «Комедии ошибок», очень многое потом отразилось, развилось в более поздних и зрелых произведениях. Наиболее показательными являются в этом отношении слова королевы Елизаветы в драме «Ричард III»:

Ты будущее прошлым запятнал.

……………………………………

Нет, не клянись ты будущим – оно

Злодейством прошлым все искажено.

(IV, 4. Перевод А. Радловой)

Но навсегда в прошлом остались слова в третьей части «Генриха VI», в которых молодое самомнение и эпигонство В. Шекспира выпирало особенно отчетливо:

Я добрые дела оставлю сыну,

И был бы рад, когда бы мой отец

Мне ничего другого не оставил!

(II, 2. Перевод Е. Бируковой)

Вообще полезно увидеть, что у В. Шекспира ничто не проходит бесследно. Например, слова Арона в «Тите Андронике» – «…на лице мою печать он носит» – обрели вторую жизнь в сонете 11. В словах Сатурнина из этой же пьесы про «мнимое безумье» уже скрываются семена будущего замысла «Гамлета». Позднее переходит в понимание то, что в «Генрихе VI» было только наблюдением:

Как перышко носится по ветру

Туда-сюда, так и эта толпа.

(Часть 2. IV, 8. Перевод Е. Бируковой)

И стихи Горация все-таки запечатлелись в памяти В. Шекспира. В пьесе «Много шума из ничего» он пересказывает стихотворение Горация прозой: «В наши дни, если человек при жизни не соорудит себе мавзолея, так о нем будут помнить, только пока колокола звонят, да вдова плачет» (V, 2. Перевод Т. Щепкиной-Куперник). Правда, главных слов Горация В. Шекспир не воспроизводит в своих произведениях. Но во всех его произведениях видно осуществление завета Горация:

Sapere aude!

И.Кант пояснял эти слова так: «Несовершеннолетие есть неспособность пользоваться своим рассудком без руководства со стороны кого-то другого. Несовершеннолетие по собственной вине – это такое, причина которого заключается не в недостаточности рассудка, а в недостатке решимости и мужества пользоваться им без руководства со стороны кого-то другого. Sapere aude! – имей мужество пользоваться собственным умом! – таков, следовательно, девиз Просвещения».

Впрочем, лучше послушать самого В. Шекспира в «Макбете»:

…to beguile the time,

Look like the time.

Чтоб все ошиблись, смотри как все.

(I, 5. Перевод М. Лозинского)

II

Уже по пьесе «Бесплодные усилия любви» видно, как быстро и успешно учился В. Шекспир в «школе времен». Но это совсем не значит, что учиться в этой школе ему было легко. Недаром в пьесе «Много шума из ничего» (II, З) он написал: «Счастливы те, кто, услышав о своих недостатках, сумеют исправиться». А это очень многозначительные слова. Они означают, что В. Шекспир попробовал представить себе других людей на своем месте. И он отчетливо увидел, что будет твориться в «душе» человека, который не сможет найти в себе сил пройти с ним до конца. Поэтому в «Гамлете» он ясно и точно сказал, кому только понимание его творчества будет совершенно безопасно:

…благословен,

Чьи кровь и разум так отрадно слиты,

Что он не дудка в пальцах у Фортуны,

На нем играющей. Будь человек

Не раб страстей, – и я его замкну

В средине сердца, в самом сердце сердца…

(III,2. Перевод М. Лозинского)

В. Шекспир очень многое знал о страстях человеческих. Многие из них кипят в его произведениях. Многие из них видны, понятны, узнаваемы читателями этих произведений. Кроме одной, очень коварной страсти, свое порабощение которой люди практически не осознают. Поэтому у нее нет устоявшегося, общепринятого названия. Можно только привести ее описание, например, данное Н.В. Гоголем: «Поди ты сладь с человеком! Не верит в бога, а верит, что если почешется переносье, то непременно умрет; пропустит мимо созданье поэта, ясное как день, все проникнутое согласием и высокою мудростью простоты, а бросится именно на то, где какой-нибудь удалец напутает, наплетет, изломает, выворотит природу, и ему оно понравится, и он станет кричать: “Вот оно, вот настоящее знание тайн сердца!”».

Некоторое объяснение этому феномену дал А.И. Герцен: «Истина всегда бывает проще нелепости, но ум человека вовсе не одна возможность понимания, не tabula rasa; он засорен со дня рождения историческими предрассудками, поверьями и проч., ему трудно восстановить нормальное отношение к простому пониманию».

Опыт показывает, что во многих случаях эта трудность может быть непреодолима. Как заметил знаменитый современник Шекспира Ф. Бэкон: «Никто еще не был столь тверд и крепок духом, чтобы предписать себе и осуществить совершенный отказ от обычных теорий и понятий и приложить затем заново к частностям очищенный и беспристрастный разум. А потому наш человеческий рассудок есть как бы месиво и хаос легковерия и случайностей, а также детских представлений, которые мы первоначально почерпнули».

Прекрасно понимал все это и В. Шекспир. Поэтому в «Венецианском купце» (III, 5) он и сказал прямо и ясно: «I pray thee, understand a plain man in his plain meaning… – Я прошу тебя, пойми простого человека просто…» То есть, этими словами В. Шекспир впервые обратился напрямую к зрителям и читателям. Но вот только этого не понял переводивший «Венецианского купца» П. Вейнберг. Поскольку для него было очевидно, что произнесший процитированные слова Лоренцо не был простым человеком, он решил подправить В. Шекспира, переведя его так: «Пожалуйста, понимай просто простые слова». В результате множества подобных переводов русские читатели читают не В. Шекспира, а всего лишь произведения переводчиков на мотивы произведений В. Шекспира, именно потому, что переводчики не понимали именно простых слов В. Шекспира.

В. Шекспир понял также и то, что осталось в контексте цитат Н. Гоголя, А. Герцена и Ф. Бэкона. Задолго до И. Канта он понял, что неспособность понимать простые слова обусловлена именно незрелостью, несамостоятельностью ума. В «Юлии Цезаре» он сказал по этому поводу так:

Безмозглый человек, он ум питает

Отбросами чужими, подражаньем

И старые обноски с плеч чужих

Берет за образец…

Он лишь орудье.

(IV, 1. Перевод М. Зенкевича)

И в «Гамлете» он пояснил: «…хитрая речь спит в глупом ухе». Конечно, имеет значение и то, на что В. Шекспир обратил внимание в «Короле Джоне»:

Все не доверяют правде,

Что в платье непривычное одета.

(IV, 2. Перевод Е. Бируковой)

В. Шекспир, носивший ливрею слуги лорда-камергера, а потом слуги короля, знал это не понаслышке. Но есть тут и еще одно обстоятельство, отмеченное Шекспиром в «Короле Лире»:

Пустым – все пусто: разум, доброта;

И вонь своя милее.

(IV, 2. Перевод М. Кузьмина)

В нашем взаимосвязанном мире выявленная страсть тоже связана с другими страстями. Это видно уже из приведенного описания ее Н.В. Гоголем. Ее практически невозможно отделить от страсти попустословить, которую, естественно, тоже легче увидеть у других, чем у самого себя. Шекспир же не только разглядел свое пустословие в своих первых произведениях, но и о разрыве с ним заявил в поэме «Лукреция»:

Прочь, праздные слова, рабы шутов!

Бесплодные и немощные звуки!

(Перевод Б. Томашевского)

Пустословие же является самой опасной страстью именно потому, что любой человек, пусть бессознательно для себя и только для самого себя, все-таки всегда ищет какое-то объяснение, оправдание своим страстям и поступкам. А любому такому человеческому оправданию грош цена, если, как написал В. Шекспир в пьесе «Бесплодные усилия любви»: «Уток его рассуждений выткан искусней, чем основа его доводов». В непонимании этого и проявляется непонимание людьми очень простого, испокон веков известного, на собственной практике многократно людьми ощущаемого правила, неоднократно приводившегося В. Шекспиром: «Добром не кончишь, если начал худо». Самое же страшное в пустословии то, что оно закреплено обычаем и привычкой, пронизывает все общество вдоль и поперек, сверху и снизу. А Шекспир знал о силе обычаев и привычек, и потому написал в «Гамлете»:

Привычка – это чудище, что гложет

Все чувства…

Обычай может смыть чекан природы.

(III, 4. Перевод М. Лозинского)

Но еще он знал, как опасно на привычки, обычаи покушаться. «Привычку нарушить – все нарушить», – он сказал в «Цимбелине».

Наверно, большинству людей известно, что большинство людей оправдывает свои поступки тем же, чем и Эдмунд в «Короле Лире» (V, 3): «…люди таковы, каково время». То есть известным с древнейших времен из многих источников и во многих редакциях положением: «Всему свое время».

Вот только большинство людей до сих пор не знает, что это положение нельзя класть в основу любых выводов, поскольку оно само является всего-навсего выводом из более общего положения.

III

На первой странице романа «Тайный заговор» А. Дюма написал замечательные слова, оставшиеся незамеченными и неоцененными миллионами его читателей: «Чем больше мы продвигаемся вперед в жизни, чем дальше уходим вперед в искусстве, тем более убеждаемся, что ничего не существует отдельного, особого, внезапного, что природа и общество идут вперед от вывода к выводу, а не случайными скачками и что события, являющиеся то радостными, то печальными, то душистыми, то смердящими цветами, то смеющимися, то фатальными, которые развертываются перед нашими глазами, таили свои почки в прошедшем и корни в минувших днях, а свои плоды принесут в будущем».

В результате век спустя поэт Леонид Мартынов констатировал:

Последствия мы видим без начала,

А иногда наоборот бывало:

Довольно ясно видели начала,

Последствий же никто не замечал.

Исходя же из слов А. Дюма, можно твердо утверждать, что уже никто и никогда не уйдет дальше В. Шекспира ни в жизни, ни в искусстве. Потому что он не только задолго до А. Дюма знал о взаимосвязи элементов прошлого, настоящего и будущего в каждом миге бытия, но и был первым, и до сих пор – последний, кто ее понял.

Знаменитый современник В. Шекспира Ф. Бэкон утверждал: «Мы знаем больше, чем понимаем». По целому ряду объективных причин это утверждение будет актуально всегда. Но есть тут и субъективный момент. Ведь до сих пор для многих людей остается загадкой, чем знание отличается от понимания, хотя многие могут вспомнить, что в школьных учебниках именно для формирования понимания пройденного материала им предлагалось делать из него необходимые выводы.

Некоторые переводчики почему-то не считают нужным переводить последние слова Эдгара во второй сцене пятого акта трагедии «Король Лир»: «Ripeness is all – Зрелость – это все». В результате читатели этой трагедии остаются в неведении, что В. Шекспир предлагал им подумать о том, что есть зрелость. Далее будет видно, что под зрелостью понимал сам В. Шекспир. Но и уже сейчас полезно понять, что зрелость начинается с того момента, когда человек начинает понимать то, что в молодости он только знал, в том числе уже из детских сказок.

Например, уже ребенок может сказать, что произойдет, если все время идти, глядя только себе под ноги. Очевидно, в лучшем случае, попадешь в ситуацию, выход из которой можно будет найти, только подняв голову и посмотрев назад и вперед. Но не многие делают отсюда вывод, который сделал поэт В. Шефнер:

И нет пути темней и безысходней –

Шагать, не зная завтра и вчера,

По лезвию всегдашнего сегодня.

Ш. Перро писал: «Не достойны ли похвалы родители, которые своим детям, еще не способным воспринимать истины существенные и ничем не приукрашенные, уже внушают к ним любовь и дают, так сказать, отведать их, облекая в форму рассказов занимательных и приспособленных к их слабому младенческому разумению? …Все это – бросаемые в почву семена…» То есть, родители должны понимать истины, которые они сеют в память своих детей, читая им сказки. Например, читая детям сказку «Мальчик-с-пальчик», они сеют понимание, что чтобы увидеть дальше, нужно подняться выше. И в отличие от детей, им должно быть известно, на какую высоту нужно подняться, чтобы увидеть верную дорогу жизни. Например, Ф. Бэкон записал себе цитату из Лукреция: «…но ни с чем не сравнимо то наслаждение, когда стоишь на прочном основании истины (вершина, которую ничто не может превзойти…)…»

Далеко прозревая с этой высоты, В. Шекспир и написал самые главные слова в трагедии «Король Лир» (IV, 1. Слова Эдгара, увидевшего своего ослепленного отца):

World, world, O world!

But that thy strange mutations make us hate thee,

Life would not yield to age.

Мир! Мир! О Мир!

Какие еще твои выверты заставят нас ненавидеть тебя,

Пока жизнь не станет зрелой.

Поэтому стоит ли удивляться тому, что В. Шекспир оказался за многие века первым и на многие века последним человеком, который во второй части хроники «Генрих IV» (III, 1) сказал, что из истины, о которой написал А. Дюма и о которой он сам говорил во многих произведениях, следует делать закономерные, выходящие на практику людей выводы:

There is a history in all men's lives,

Figuring the nature of the times deceased;

The which observed, a man may prophesy,

With a near aim, of the main chance of things

As yet not come to life, which in their seeds

And weak beginning lie intreasured.

Such things become the hatch, and brood of time;

And, by the necessary form of this,

King Richard might create a perfect guess,

That great Northumberland, then false to him,

Would of that seed grow to a greater falseness…

В приведенный ниже перевод этих строк Е. Бируковой автору пришлось внести несколько уточнений, выделенных жирным шрифтом:

Есть в жизни всех людей порядок некий,

Что прошлых дней природу раскрывает.

Поняв его, предвидеть может каждый,

С ближайшей целью, грядущий ход

Событий, что еще не родились,

Но в недрах настоящего таятся,

Как семена, зародыши вещей.

Их высидит и вырастит их время.

И непреложность этого закона

Могла догадку Ричарду внушить,

Что, изменив ему, Нортумберленд

Не остановится, и злое семя

Цветок измены худшей породит…

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6