Реферат: Спор 
Сюда же
примыкают и такие уловки произвольного довода, как та, в которой один
английский логик упрекает В. Гамильтона. «Последний иногда отделывается такими
словами от труда опровергнуть мысли противника: „в конечном результате анализа
эта мысль приводит к противоречию“. Но он не пытается показать, что она
действительно приводит к этому. Таким образом, получается „опровержение в
кредит“, которое необходимо отнести или к ошибкам, или уловкам». (Monck. Ad
Introduction to Logic. 1880 г.). Или же отделываются замечанием: «Мы не будем
останавливаться на этом аргументе, так как ошибочность его очевидна, а перейдем
к более существенному». Или: «здесь мы не будем доказывать истинности (или
ложности) этой мысли. Мы докажем ее в другой книге» и т.п. Это последнее тоже
«док азательство в кредит». Формы таких ошибок и уловок – бесчисленны.
9. Далее одним
из самых употребительных видов произвольного довода являются неправильные
ссылки на авторитеты. Доводы «от авторитета» очень важны и без них, в общем,
часто не обойтись. Но надо помнить два условия правильного их применения: а)
доводы эти правильно применимы или за неимением доводов по существу, (что
бывает очень часто, ведь мы не можем всего знать, все испытать сами и все лично
проверить); или же в подкрепление доводов по существу. Сама по себе ссылка на авторитет
в огромном большинстве случаев является лишь более или менее вероятным (а не
достоверным) доводом; б) во‑вторых, каждый авторитет – авторитет только в
области своей специальности. Если таких областей несколько – тем для него
лучше, конечно. Но вне пределов специальности он «обычный смертный», и ссылка
на него в этих случаях – ошибка или софизм. Вот два условия, при соблюдении
которых может быть правильна ссылка на авторитет. В остальных случаях – такая
ссылка есть ошибка или софизм (лживого или произвольного довода).
Но и при
соблюдении указанных условий ссылка на авторитет имеет разные степени
вероятности, которые необходимо учитывать каждый раз отдельно. Например, в
области специальности данного лица есть вопросы, по которым его правдивое
мнение можно счесть достоверным, и есть такие вопросы, где оно не идет далее
средних степеней вероятности. Например, возьмем науку. А. приводит довод:
«теория мирового эфира в настоящее время оставлена многими физиками». В
подтверждение он ссылается на слова профессора Икса, известного своим точным
умом и широкими познаниями в современном положении физики. Ясно, что такой
человек не мог сделать ошибки в этом вопросе. Так же, как не можем сделать мы
ее в вопросе: получили мы жалованье или нет. Вся суть будет в том, верно ли
передал А. слова Икса. Наоборот, если А. сошлется на слова Икса в
доказательство того, что такая‑то спорная теория в физике ошибочна, то
тут мнение Икса (если оно верно передано) может иметь лишь ценность большей или
меньшей вероятности, в зависимости от многих обстоятельств. Икс авторитет, но
Икс – человек. Может быть, ошибочна не новая теория, а оценка ее этим
авторитетом.
10.
Злоупотребление ссылками на авторитеты свойственно нередко увлекающейся
молодежи и тем людям, которые не привыкли, не любят и не умеют самостоятельно
мыслить. Тем, например, про которых можно повторить слова Гоголя: «У него есть
ум, но сейчас по выходе журнала, а запоздала выходом книжка – и в голове
ничего»
11. Уловка
противоположного характера – совершенное отрицание авторитетов.
В
действительности есть сравнительно мало вопросов, в которых мы серьезно, с
полным знанием, с затратой всего нужного труда и сил можем разбираться сами.
Эти вопросы обычно не выходят за пределы ближайшего житейского опыта и
интересов и за пределы нашей ближайшей специальности. В остальном мы поневоле
основываемся на опыте и знаниях всего прочего человечества. Без них не сделать
ни шагу. Но если так, то естественно основываться на опыте и знаниях не первого
попавшегося на пути человека, может быть совершенно не пригодного для этой
цели, а на сведениях заведомо наилучших знатоков в той области, к которой
относится вопрос, т.е. опираться на авторитеты.
Поэтому полное
отрицание авторитетов чаще всего является «мальчишеством» или результатом
недомыслия, или софизмом – в параллель софизму злоупотребления авторитетами.
Иногда это
отвага «свободного мыслителя», у которого мысль «свободна» потому, что не
связана принципами разума, или же выходка юного дилетанта мысли,
«оригинальничающего» своим отрицанием, по заветам доброй старины. «Дух
отрицания, дух сомнения» и т.д.
Чаше, однако,
встречается в настоящее время не полное отрицание авторитетов, а другой софизм:
отрицание того авторитета, который правильно приводится в подкрепление своей
мысли противником. Например, положим, я утверждал, что «положительный электрон
до сих пор не выделен из атома», и подтвердил свое утверждение ссылкой на
недавнее подчеркивание этого обстоятельства тем же известным, общепризнанным
знатоком физики и точным мыслителем, проф. Х. Противник мой и я в этих вопросах
профаны; авторитет мною приведен вполне правильно и к месту. Но противнику не
хотелось допустить доказываемый мною довод, и он начинает софистировать.
«Позвольте, но проф. Х. бог, что ли? Разве он не может ошибаться? Еще недавно
он был уличен в такой‑то и в такой‑то ошибке». «Да, проф. Х. не
бог, ошибаться может. Возможно, что он уличен был и правильно. Но весь вопрос,
в чем ошибаться? Есть вопросы, в которых его ошибка так же невероятна,
как для нас с вами ошибка в вопросе: распущена Государственная Дума или нет».
Однако, в таких случаях на помощь доводу, как недоказанному, приходится
подбирать другие доводы. Противник достиг своей цели.
1. К софизмам
произвольного довода относятся часто те мнимые доказательства, в которых или а)
в виде довода приводится для доказательства тезиса тот же тезис, только в
других словах,– это будет софизм тождесловия (idem per idem); или б)
доказательство как бы «перевертывается вверх ногами». Мысль достоверную или
более вероятную делают тезисом, а мысль менее вероятную – доводом для
доказательства этого тезиса, хотя правильнее было бы сделать как раз наоборот.
Этот софизм можно назвать «обращенным доказательством». Наконец в) в одном и
том же споре, в одной и той же системе доказательств сперва делают тезисом
мысль А и стараются доказать ее с помощью мысли Б; потом, когда понадобится
доказать мысль Б, доказывают ее с помощью мысли А. Получается круговая порука:
А верно потому, что истинно Б; а Б – истинно потому, что верно А. Такой софизм
называется «ложным кругом» или «кругом в доказательстве», или «заколдованным
кругом». Иногда он бывает и в скрытой форме. А доказывается с помощью Б, но Б
нельзя доказать иначе, как с помощью А.
Те же самые
названия, как софизмы, носят и соответственные ошибки.
2. Тождесловие
встречается часто, гораздо чаще, чем мы это замечаем. Уже было отмечено выше,
как иногда трудно под разными словами отличить одну и ту же мысль. Особенно,
если она выражена хотя бы в одном из случаев запутанно, трудно, туманно. Иногда
тождесловие имеет грубую форму, например, «поверьте, нельзя не быть
убежденному: это истина». (Гоголь. Театральный разъезд). Или другой пример, из
ученических сочинений: «Это не может не быть правдой, потому что это истина».
Но часто тождесловие скрывается под очень тонкими формами. И не всегда можно
точно установить, две ли почти одинаковые мысли пред нами или одна и та же. Для
доказательства, впрочем, и тот и другой случай обычно одинаково непригодны.
Когда А. Пушкин жалуется на критиков: «наши критики говорят обыкновенно: это
хорошо, потому что прекрасно; а это дурно, потому что скверно. Отселе их никак
не выманишь» – он обвиняет их в тождесловии.
Или вот еще
пример тождесловия: «начало вселенной без Творца немыслимо; потому что
немыслимо, чтобы она возникла самопроизвольно, сама собою». Или – из области
более отвлеченной, философской. Каждое свойство, качество и т.д. есть качество
и свойство чего‑нибудь, т.е. одно само по себе существовать не может. На
этом основании многие философы – а в старину все – принимали существование
кроме свойств еще отдельных от них «носителей свойств» (так наз. субстанции).
И вот один
знаменитый философ (XVIII века) пишет: «признано…, что протяжение, движение,
одним словом, все ощущаемые качества нуждаются в носителе, так как существовать
сами по себе не могут». (Беркли. Трактат, § 91). Подчеркнутые мною довод и
тезис есть чистейшее тождесловие. Надо заметить, между прочим, что чем
отвлеченнее вопрос, тем больше опасности (при прочих условиях равных) впасть в
тождесловие.
3. При
произвольных доводах очень нередко случается, что приводимый довод еще менее
приемлем для лица, которому предназначен, еще сомнительнее, чем самый тезис.
Например, тезис: «Бога нет», а довод: «Бога выдумали угнетатели, чтобы
поработить слабых». Или тезис: «в данном случае позволителен обман», а довод:
«нравственности никакой не существует. Все это одни условности» и т.д.
Обращенное доказательство соединяет эту ошибку с любопытной особенностью
некоторых пар суждений.
Есть такие пары
суждений, в которых любое суждение может служить доводом для другого, если это
другое поставить тезисом, но и наоборот, второе может служить доводом для
первого. Все зависит от того, какое из них мы признаем более вероятным и
приемлемым. Например, такова следующая пара суждений: «недавно шел сильный
дождь» и «на улицах теперь грязно». Если мы знаем, что недавно шел дождь, то
можем сделать вывод, что на улицах грязно. Если же наоборот, знаем только, что
на улицах грязно, то можем сделать вывод, что недавно шел дождь… Так что
возможны из тех же двух мыслей два доказательства. Можно мысль А доказывать из
мысли Б; можно как бы перевернуть, «обратить» это доказательство и мысль Б
доказывать из мысли А. Смотря по тому, что мы считаем вероятнее – А. или Б.
И вот когда
ошибка, о которой мы говорили выше, («довод слабее тезиса») происходит в связи
с такой парой мыслей, тогда чаще всего и получается то, что можно называть
обращенным доказательством (hysteron proteron). Мысль А. доказывается мыслью Б.
Но мысль Б слабее мысли А и правильно было бы доказывать именно только
наоборот: мысль Б основывать на мысли А. Например, скажем, кто‑нибудь
утверждает, что данный поступок – наш долг (довод); следовательно, – это
поступок хороший (тезис). Но для нас довод его слабее тезиса. Мы совершенно не
уверены, что данный поступок наш долг, а скорее согласились бы с тем, что это
хороший поступок. Поэтому правильнее было бы с нашей точки зрения, если б тезис
стал на место довода, а довод на место тезиса. Т.е. мы видим в данном случае
ошибку или софизм обращенного доказательства.
Так как здесь
все зависит от того, какое из двух так связанных логически суждений мы признаем
сильнее, вероятнее другого, а подобные оценки у каждого из нас могут быть
различны, то данного рода ошибка становится очень неопределенной и
субъективной. Для одного данное доказательство совершенно правильно; для
другого оно – обращенное доказательство. Например, дано такое доказательство:
Бог существует (довод); значит, существует и нравственный закон (тезис). Его
многие считают совершенно правильным. Но для кантианца это доказательство будет
ошибочным, обращенным доказательством. Для кантианца правильно наоборот,
доказывать, что раз нравственный закон существует (довод), то значит, Бог есть
(тезис) и т.д. Благодаря этой субъективности оценок софизм данного рода часто
неуловим.
4. На такой же
связи между суждениями основана чаще всего и общеизвестная ошибка – «ложный
круг» в доказательстве. Разница обычно лишь в том, что при ней оба
доказательства, и правильное и обращенное, приводятся в одном и том же споре
(или книге и т.д.), одним и тем же лицом. Выходит, что сперва спорщик доказывал
мысль А с помощью мысли Б; а когда потребовалось доказать Б, он стал его
доказывать с помощью А. Получился заколдованный круг. Например, сначала Х.
доказывал, что «река, должно быть, стала (тезис), потому что ночью был сильный
мороз» (довод), а потом начинает доказывать, что «ночью, должно быть, был
сильный мороз (тезис), потому что река стала» (довод). Чаще всего впадают в
ложный круг люди, которые сами лично одинаково уверены в истинности и тезиса и
довода. Поэтому, когда приходится доказывать мысль А, они берут в качестве
довода мысль Б, связанную с нею вышеуказанной связью; но потом, когда
потребуется доказывать мысль Б, они забывают, что пустили уже раз в ход связь
между этими двумя мыслями, и приводят в виде довода мысль А. Ведь для них‑то
они одинаково достоверны. Например, для правоверного магометанина одинаково
несомненны две мысли: «все, что написано в Коране, до последней черты, истина»
и «Коран боговдохновенен». Мысли эти стоят в тесной логической взаимной связи.
И вот, когда надо доказывать какую‑нибудь из них, он не задумывается
пустить в ход другую. Если же потребуется доказать и эту, то, забыв о только
что пущенном в ход доказательстве, может легко пустить в ход и обращенное. Это
бывает особенно часто в длинных спорах, длинных статьях, книгах и т.п., где
такое забвение вполне возможно. Таким образом, получится ложный круг. «В Коране
все истина, потому что Коран боговдохновенен», и «Коран боговдохновенен потому,
что в нем все истина, до последней черты» и т.д.
То, что впавший
в такую ошибку делает по забвению, софист проделывает из доброй воли и
сознательно. Сейчас он вам доказывал, что воля Божья совершенна, потому что
абсолютно основана на нравственных принципах, которые совершенны; если же вы
его, немного погодя, спросите, почему же он считает нравственные принципы
«совершенными» и не существует ли нечто высшее, чем нравственные принципы? Он
может ответить: нравственные принципы – принципы воли Божьей, которая
совершенна или т.п.
Ложный круг, как
софизм и ошибка встречаются часто, гораздо чаще, чем мы замечаем его.
1. Софизмы
непоследовательности или неправильного рассуждения, т.е. такие, в которых тезис
«не вытекает» из доводов, встречаются тоже очень часто. В таких случаях иногда
говорят: «отсюда (т.е. из довода) ничего еще не следует»; или «ваш довод ничего
не доказывает» и т.п. К сожалению, подробно анализировать такого рода софизмы
на страницах этой книги неудобно. Для этого нужны некоторые предварительные
знания из логики. Здесь возможно лишь привести из них некоторые, наиболее
важные и легко понятные каждому.
Прежде всего,
надо упомянуть «ложное обобщение». Человек приводит несколько примеров того,
что такие‑то лица или такие предметы обладают известным признаком и т.д.,
и без дальнейших рассуждений делает вывод, что все подобные лица и предметы
обладают этим признаком. Вроде того, как Гоголевский герой видел, что все
православные, каких он встречал, едят галушки, и отсюда делал вывод, что все
православные вообще едят галушки, а кто не ест их, тот не православный. Или
Фекла из «Женитьбы» заметила, что все чиновники, выше титулярного советника,
пьют, и приняла это за своего рода «закон природы»: «А. пьет; непрекословно,
пьет. Что ж делать, уж он титулярный советник!» Так рассуждаем и мы очень
часто, конечно, в менее наивных формах. Все склонны смазывать под одну окраску.
Например, англичанин – ну, значит, человек с сильной волей. Видели нескольких
дурных людей в числе членов какой‑нибудь партии – ну, значит «все они
таковы». Если же к партии влечет сердце – то мы склонны видеть во всех ее
членах «умных и честных людей».
2. Этой
склонности способствует сознательное или бессознательное просеивание фактов.
Просеивает их и наша память, приводя лишь те наблюдавшиеся нами факты, которые
соответствуют нашему настроению или предвзятому мнению. Просеивают почти
механически газеты. Газета печатает только то, что находит интересным, а
интересуют ее только факты известного рода. Поэтому они попадают в печать, а
противоположные не попадают, хотя бы их было несравнимо больше, Отсюда может
получиться – и на практике получается постоянно – ложное, одностороннее
представление о положении дел и ложные обобщения: для «поправок» (91:) надо
хотя бы читать противоположные газеты и т.д., и т.д. Когда такое просеивание
фактов совершается сознательно, т.е. обращается в уловку, оно называется
подтасовкой фактов.
Подтасовка
фактов и ложные обобщения – одни из самых обычных орудий софиста.
3. Затем очень
обычен софизм «подмена понятий».
Дело в том, что
в каждом доказательстве или в разных доводах, или в доводе и тезисе, всегда
повторяется какое‑нибудь одно и то же понятие самое меньшее – два раза.
Без этого не было бы логической связи. Например, дано доказательство: «все люди
смертны, святые – люди, значит, святые смертны». Здесь в обоих доводах
встречается одно и то же понятие: люди. В первом доводе и в тезисе одно и то же
понятие: смертны. Во втором доводе и тезисе – одно и то же понятие: святые. На
этом тождестве понятий основывается вся логическая связь в данном
доказательстве. Попробуйте заменить в одном из доводов понятие «люди» другим
понятием, например, «духи» или в тезисе поставить вместо понятия «святые»
другое понятие, например, «епископы». Логической связи не будет.
4. Вот за этим‑то
тождеством понятий, встречающихся в различных местах доказательства, и надо
следить особенно зорко. Иначе получится ошибка – подмена понятия или, как часто
говорится, «подмена термина» в доказательстве. Впасть в нее очень нетрудно,
особенно благодаря неточности нашей обычной речи. Одно и то же понятие сплошь и
рядом выражают разными словами. Поэтому, иногда нелегко сразу сообразить, точно
ли пред нами одно понятие в разных словах, а не два разных понятия. Еще более
предательская особенность речи та, что одно и то же слово обозначает часто
несколько разных понятий. Об этом мы уже говорили выше. Тут иногда и сам не
остережешься и в одном месте доказательства употребишь слово в одном смысле, а
в другом месте – придашь иной смысл. Особенно если доказательство длинное, а
слово по смыслу не совсем ясно. Еще легче сделать такую ошибку в споре, когда
наш противник употребляет слово в одном смысле, мы же – в другом. Это бывает
очень часто. Например, если кто‑нибудь в споре упоминает слова Ап. Павла:
«Любовь есть совокупность всех совершенств», а другой с ним соглашается, это
еще не значит, что они думают одно и то же. На русском языке слово «любовь»
имеет особенно много значений. Любить можно Бога и картофель, невесту и старый
халат, ближнего и «холодную ванну». Софист пользуется такой подменой понятий
очень часто. Это одно из самых удобных средств морочить людей. Так как
большинство из них не привыкло разбираться в «тонкостях» слов и выражений, то
лучше принимать заранее меры против этого опасного софизма: а) стараться одно и
то же понятие выражать и теми же словами и где противник этого не делает,
самому делать за него, как бы повторяя на свой лад его фразу; б) каждое слово,
имеющее несколько значений, стараться заменить или другим словом, более
определенным по смыслу, или целым точным выражением. Иногда можно ограничиться
дополнением слова какими‑нибудь оговорками, например, слово «любовь»
заменить более точным выражением: «любовь к Богу», «к ближним», «к женщине» и
т.п.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7
|
|
