Реферат: Переложение 143 псалма В.К.Тредиаковским и Ф.Н.Глинкой

В теоретическом вступлении к разбору сочинений Ф.Н. Глинки широкая духовная природа мировидения православных авторов ограничивалась отвлеченным философским взглядом, что выдавало в рецензенте приверженца модной тогда немецкой философии и эстетики. Однако практические опыты Священной поэзии Федора Николаевича разрушали привычные абстрактные построения холодной философской эстетики. И этого не мог не заметить умный и знающий толк в изящной русской словесности автор "Московского вестника". Он сразу же особо выделил Ф.Н. Глинку среди отечественных писателей, которые обращались к библейским текстам как к вдохновенному источнику. "Автор Опытов Священной поэзии, – отмечалось в статье, – отличен от них тем, что, кажется, имел в виду преимущественно духовную сторону своего предмета. В его стихотворениях мы найдем все степени чувствований души, стремящейся от земного, начиная от восторга, смело возлетающего к небу, до покорности, смиренно вопиющей из праха. Он не ограничился какою-либо одною формою: его стихотворения принимают направление оды, элегии, идиллии, повествования, смотря по одушевляющему его предмету. С тем вместе принимает разнообразие и слог его, живой и сильный, хотя часто растянутый и небрежный! Выражения его часто останавливают своею необыкновенностию и принадлежат ему собственно: в сем случае он преимущественно поэт выражений! – Картины его поражают верностию живописи и яркостию красок. Наконец, заметная черта сих стихотворений есть та, что поэт везде ставит себя средоточием своего пиитического мира: может быть, самое это дает главный характер его поэзии, который составляет умиление".

Стихотворения Ф.Н. Глинки затронули автора "Московского вестника" прежде всего как явление эстетическое, хотя он заметил весьма существенную новизну опытов Священной поэзии в том, что в них оригинально отразилась "духовная сторона" вдохновительных библейских первоисточников. Однако эту-то самобытную и новаторскую сторону рецензент не рассмотрел в своем разборе внимательно и подробно, а при анализе особо отмеченных произведений ("Гимн Богу", "Глас Бога избранному его", "Искание Бога") делал упор на "красоты первоклассные", на "силу мыслей", которая "равняется силе выражений", на "изображение природы", на "состояние души, волнуемой подобно сей природе". Таким образом, при анализе конкретных опытов Священной поэзии ни слова не было сказано об их сокровенной "духовной стороне".

Рецензия О.И. Сенковского, наоборот, не отличалась стилем строгого философского размышления и была в своей основе православной по духу. Восторженно восприняв книгу Ф.Н. Глинки в целом, автор "Северной пчелы" готов был порекомендовать читателям своей газеты все без исключения вошедшие в нее сочинения: "Все стихотворения, составляющие сии Опыты Священной поэзии, имеют свои достоинства: каждое из них отличается или возвышенностию мыслей, или силою стихов, или чистотою чувствований. Но и в хорошем всегда есть лучшее" . И не тратя газетной площади на перечисление огромного количества "лучших", указывал лишь номера страниц книги, на которых они напечатаны.

Для О.И. Сенковского в "Опытах Священной поэзии" были привлекательны как духовная сторона сочинений Ф.Н. Глинки, так и художественная многосторонность проявившегося в них авторского таланта. "Воображение поэтово умело разнообразит предмет по существу своему единый, – отмечал он в своем отзыве. – То исчисляет оно свойства благости, которые слабый ум человеческий, ища в делах мира точки зрения, отколе бы мог объять Вездесущего, – приписывает Непостижимому; то благоговеет пред чудесами природы видимой, в которых являет себя всемощный перст Невидимого; то, нисходя в нравственные изгибы сердца человеческого, сетует о падении человека, удалившегося от высокого своего назначения; то, возносясь над суетами и тщетою мира, мысленно созерцает чудную славу Божию".

Несмотря на то, что изданные сочинения Ф.Н. Глинки укладывались в рамки уже установившейся духовной традиции русской литературы начала XIX века, их новизна была в самом подходе автора к пониманию особенностей Священной поэзии своего времени как литературного явления, в установлении принципиально новых соотношений между текстами Священного Писания и произведениями, находящимися в духовной или эстетической связи с ними. Это художническое новаторство автора было отмечено в рецензии О.И. Сенковского: "Почти все стихотворения сии не суть преложения или близкие подражания псалмам и другим показанным местам Священного Писания; но Сочинитель брал, так сказать, тему из какого-либо псалма или книги Пророка, часто дополнял оную собственными мыслями, достойными предмета, но чаще вводил и перелагал прекрасными стихами слова Писаний" . В создании опытов Священной поэзии Ф.Н. Глинка как бы повиновался воззванию святого апостола Павла: "<…> исполняйтесь Духом, / назидая самих себя псалмами и славословиями и песнопениями духовными, поя и воспевая в сердцах ваших Господу, / благодаря всегда за все Бога и Отца, во имя Господа нашего Иисуса Христа, / повинуясь друг другу в страхе Божием".

Впрочем, и в отзыве, опубликованном в "Московском Вестнике", было сказано, что в "Опытах Священной поэзии" у Ф.Н. Глинки "нет ни одного стихотворения, которое можно бы назвать, в обыкновенном смысле, преложением, или подражанием. Напитавшись духом высокого песнопения, он производил свое и не изменял тому чувству, которое владело им в то мгновение".

При этом отмечалась не только оригинальность поэтического взгляда писателя, но и необычность для конца 1820-х годов появления книги со столь немодным уже содержанием. Но это свидетельствовало только об устойчивых духовно-эстетических позициях автора, что рецензентом "Московского Вестника" было отнесено к несомненным человеческим и литературным достоинствам Ф.Н. Глинки: "Скажем еще к чести поэта, что он посвящал себя сим высоким предметам в то время, когда наше стихотворство не занимается ничем больше, кроме красивого описания безделиц. Несколько лет уже Русская Муза расхаживает по комнатам и рассказывает о домашних мелочах, не поднимаясь от земли к небу, истинному своему жилищу! Сами читатели так привыкли к модным игрушкам, что стихотворец, который решается подняться несколько выше, находится в опасности или показаться скучным, или даже быть непонятным. А журналисты побоятся об нем и напомнить, потому что они сами вместо того, чтобы направлять мнение публики, не смеют отстать от нее, находят для себя выгодным потакать ее поверхностным суждениям, льстить моде и повторять только то, что услышат! – Г<осподин> Глинка презрел эту моду: читатели, привыкшие доверять самим себе, увидят, прав ли поэт в этом случае; но если кто, взглянув на заглавие его книги, осудит ее тем только, что этого нынче не читают: то потеря такого читателя – не большая потеря!" . Однако книга Ф.Н. Глинки нашла своего читателя, понимающего, ценящего и любящего Священную поэзию. Может быть, эти-то читатели и дали наиболее точную и глубокую характеристику вдохновенному труду поэта.

Корнет лейб-гвардии Кирасирского полка Павел Максимович де Роберти, сам стихотворец, писал 3 ноября 1828 года Федору Николаевичу в дружеском письме: "Чувствительнейше благодарю Вас за величайшее удовольствие и, может быть, при содействии Божием, за пользу, полученные мною от чтения Ваших духовных стихотворений (имеется в виду сборник "Опыты Священной поэзии". – В.З.). Я их весьма часто читаю и перечитываю; знаю многие наизусть. Они должны быть ручною книгою всякого знающего русский язык, любящего Бога и изящную поэзию. – Мне доставляют они великое услаждение <…>" . Будучи сам глубоковерующим православным человеком и имея собственные опыты в области изящной словесности, Павел Максимович знал и высоко ценил поистине Божий поэтический дар Федора Николаевича и поэтому понимал, какие золотые плоды может еще принести его Священная поэзия.

Несмотря на то, что среди сочинений, включенных в состав "Опытов", было достаточно много произведений, связанных непосредственно с новозаветной и православной традициями ("Земная грусть" с эпиграфом из блаженного Августина, "Деве Утолительнице печалей", "Благодатный Гость" с эпиграфом из Иоанна Златоуста, "Блудный сын", стихотворения, основанные на личном мистическом опыте православного христианина, "Минута в лучшем мире", "Минута счастия", "К душе"), Павлу Максимовичу показалось, что новозаветные духовные источники еще недостаточно освоены русской поэзией. Поэтому, восторгаясь "Опытами Священной поэзии", он решил поделиться с другом своими размышлениями по этому поводу: "<…> Читая и твердя их, часто рождалось во мне сильное желание усерднейше просить Вас написать подобные стихотворения, взяв содержания из Нового Завета. Сколько в высшей степени изящного, превосходного, умилительного можно сказать, изображая разные обстоятельства жизни Божественного Искупителя нашего! От него одного познаем мы, что есть Бог, что есть вечность, в чем состоят наши обязанности и надежды. Им одним можем быть помилованы; чрез него единого получить дары Духа святого и соделаться бесконечно блаженными. – Я много читал и думал и уверен, что Бог вне Христа есть метафизическая гроза и что от деизма до атеизма расстояние весьма невелико и очень, очень скользко. – Один истинно верующий в Божественность Спасителя знает своего Создателя. – Сделайте милость – примите на себя священный труд изобразить в подобных прекраснейших, мощных стихах предметы из жизни милосерднейшего Бога–Спасителя, из Его святого, благороднейшего учения и мудрейших притчей. Этот труд, я уверен, принесет плоды благословеннейшие" . Бог знает, может быть, эти дружеские пожелания П.М. де Роберти и подвигли Федора Николаевича на создание "новозаветной" грандиозной "Таинственной Капли".

Разнообразные суждения и мнения литераторов об "Опытах Священной поэзии" Ф.Н. Глинки как бы подытожил в 1830 году А.С. Пушкин, отметивший в рецензии на поэму "Карелия", что оригинальный талант Ф.Н. Глинки выразился наиболее самобытно именно в "элегическом псалме". Так лаконично и образно он обозначил главный отличительный эстетико-религиозный признак вдохновенного творчества поэта, указав на склонность Федора Николаевича к мистическим, медитативным размышлениям и на определяющую роль псаломного начала в его Священной поэзии.

Приложение

ПСАЛОМ Давиду, к Голиафу, 143  

1 Благословен Господь Бог мой, научаяй руце мои на ополчение, персты моя на брань.

2 Милость моя и прибежище мое, Заступник мой и Избавитель мой, Защититель мой, и на Него уповах: повинуяй люди моя под мя.

3 Господи, что есть человек, яко познался еси ему? Или сын человечь, яко вменяеши его?

4 Человек суете уподобися: дние его яко сень преходят.

5 Господи, приклони небеса, и сниди, коснися горам, и воздымятся.

6 Блесни молнию, и разженеши я, посли стрелы Твоя, и смятеши я.

7 Посли руку Твою с высоты, изми мя и избави мя от вод многих, из руки сынов чуждих,

8 ихже уста глаголаша суету, и десница их – десница неправды.

9 Боже, песнь нову воспою Тебе, во псалтири десятоструннем пою Тебе,

10 дающему спасение царем, избавляющему Давида, раба Своего, от меча люта.

11 Избави мя, и изми мя из руки сынов чуждих, ихже уста глаголаша суету, и десница их – десница неправды.

12 Ихже сынове их яко новосаждения водруженная в юности своей, дщери их удобрены, преукрашены, яко подобие храма.

13 Хранилища их исполнена, отрыгающая от сего в сие, овцы их многоплодны, множащиеся во исходищах своих, волове их толсти.

14 Несть падения оплоту, ниже прохода, ниже вопля в стогнах их.

15 Ублажиша люди, имже сия суть. Блажени людие, имже Господь Бог их.  

ПСАЛОМ 143 Давида [Против Голиафа.]   

1 Благословен Господь, твердыня моя, научающий руки мои битве и персты мои брани,

2 милость моя и ограждение мое, прибежище мое и Избавитель мой, щит мой, – и я на Него уповаю; Он подчиняет мне народ мой.

3 Господи! Что есть человек, что Ты знаешь о нем, и сын человеческий, что обращаешь на него внимание?

4 Человек подобен дуновению; дни его – как уклоняющаяся тень.

5 Господи! Приклони небеса Твои и сойди; коснись гор, и воздымятся;

6 блесни молниею, и рассей их; пусти стрелы Твои и расстрой их;

7 простри с высоты руку Твою, избавь меня и спаси меня от вод многих, от руки сынов иноплеменных,

8 которых уста говорят суетное и которых десница – десница лжи.

9 Боже! Новую песнь воспою Тебе, на десятиструнной псалтири воспою Тебе,

10 дарующему спасение царям и избавляющему Давида, раба Твоего, от лютого меча.

11 Избавь меня и спаси меня от руки сынов иноплеменных, которых уста говорят суетное и которых десница – десница лжи.

12 Да будут сыновья наши, как разросшиеся растения в их молодости; дочери наши – как искусно изваянные столпы в чертогах.  

13 Да будут житницы наши полны, обильны всяким хлебом; да плодятся овцы наши тысячами и тьмами на пажитях наших;

14 да будут волы наши тучны; да не будет ни расхищения, ни пропажи, ни воплей на улицах наших.

15 Блажен народ, у которого это есть. Блажен народ, у которого Господь есть Бог. 

В.К. ТРЕДИАКОВСКИЙ

<ПАРАФРАЗИС ПСАЛМА 143>  

Крепкий, чудный, бесконечный,

Полн хвалы, преславный весь,

Боже! Ты един превечный,

Сый господь вчера и днесь:

Непостижный, неизменный,

Соврешенств пресовершенный,

Неприступна окружен

Сам величества лучами

И огньпальных слуг зарями,

О! будь ввек благословен.

Кто бы толь предивно руки

Без тебя мне ополчил?

Кто бы пращу, а не луки

В брань направить научил?

Ей бы, меч извлек я тщетно,

Ни копьем сразил бы метно,

Буде б ты мне не помог,

Перстов трепет ободряя,

Слабость мышцы укрепляя,

Сил господь и правды бог.

Ныне круг земный да знает

Милость всю ко мне его;

Дух мой твердо уповает

На заступника сего:

Он защитник, покровитель,

Он прибежище, хранитель.

Повинуя род людей,

Дал он крайно мне владети,

Дал правительство имети,

Чтоб народ прославить сей.

Но смотря мою на подлость

И на то, что бедн и мал,

Прочих видя верьх и годность,

Что ж их жребий не избрал,

Вышнего судьбе дивлюся,

Так глася, в себе стыжуся:

Боже! Кто я, нища тварь?

От кого ж и порожденный?

Пастухом определенный!

Как? О! как могу быть царь?

Толь ничтожну, а познался!

Червя точно, а возвел!

Благ и щедр мне показался!

И по сердцу изобрел!

Лучше ль добрых и великих?

Лучше ль я мужей толиких?

Ах! И весь род смертных нас

Гниль и прах есть пред тобою;

Жизнь его тень с суетою,

Дни и ста лет – токмо час.

Ей! Злых всяко истребляешь:

Преклони же звездный свод

И, коль яро гром катаешь,

Осмотри, снисшед, злой род;

Лишь коснись горам – вздымятся;

Лишь пролей гнев – убоятся;

Грозну молнию блесни –

Тотчас сонм их разженеши,

Тучей бурных стрел смятеши:

Возъярись, не укосни.

На защиту мне смиренну

Руку сам простри с высот,

От врагов же толь презренну,

По великости щедрот,

Даруй способ – и избавлюсь;

Вознеси рог – и прославлюсь;

Род чужих, как буйн вод шум,

Быстро с воплем набегает,

Немощь он мою ругает

И приемлет в баснь и глум.

Так языком и устами

Сей злословит в суете;

Злый скрежещет и зубами,

Слепо зрясь на высоте;

Смело множеством гордится;

Храбро воружен красится:

А десница хищных сих

Есть десница неправдива;

Душ их скверность нечестива:

Тем спаси мя от таких.

Боже! Воспою песнь нову,

Ввек тебе благодаря,

Арфу се держу готову,

Звон внуши и глас царя:

Десять струн на ней звенящих,

Стройно и красно гласящих

Славу спаса всех царей;

Спаса и рабу Давиду,

Смертну страждущу обиду

Лютых от меча людей.

Преклонись еще мольбою,

Ту к тебе теперь лию,

Сокрушен пад ниц главою,

Перси, зри, мои бию:

О! чужих мя от полчища

Сам избави скоро нища.

Резв язык их суета,

В праву руку к ним вселилась

И лукавно расширилась

Хищна вся неправота.

Сии славу полагают

Токмо в множестве богатств,

Дух свой гордо напыщают

Велелепных от изрядств:

Все красуются сынами,

Больше как весна цветами;

Дщерей всех прекрасных зрят,

В злате, нежно намащенных,

Толь нет храмов испещренных:

Тем о вышнем не радят.

Их сокровище обильно,

Недостатка нет при нем,

Льет довольство всюду сильно,

А избыток есть во всем:

Овцы в поле многоплодны

И волов стада породны;

Их оградам нельзя пасть;

Татью вкрасться в те не можно;

Всё там тихо, осторожно;

Не страшит путей напасть.

Вас, толь счастием цветущих,

Всяк излишно здесь блажит;

Мал чтит и велик идущих,

Уступая ж путь, дрожит.

О! не вы, не вы блаженны,

Вы коль ни обогащенны:

Токмо тот народ блажен,

Бог с которым пребывает

И который вечна знает,

Сей есть всем преукрашен.

<1744> 

Ф.Н. ГЛИНКА

ПСАЛОМ 143  

Благословен, благословен,

Господь и Бог – моя твердыня!

Оградней толщи градских стен

Его высокая святыня!

В бедах убежище моё, –

Сей мой державный покровитель;

В боях от тучей стрел хранитель;

В борьбе Он крепкое копьё!...

==

О, Господи! Что пред Тобою

Ничтожный, бренный человек,

Что ты его, с его судьбою,

Следишь, пасёшь из века в век?...

==

Что человек? – Одно дуновенье;

Что жизнь земная? – Призрак, тень!...

Твое же все мироправленье:

Твоя есть ночь и твой есть день!!...

Коснешься гор – и запылают.

Велишь – и небеса растают....

==

Блесни же молнией своей,

Пусти в концы вселенной стрелы,

Да смолкнет враг оцепененный

Пред царственной грозой твоей!..

==

А я, мой Бог, в волнах шумящих,

Влекуся жизненной рекой;

Спаси ж от злых меня теснящих, –  

Твой покровною рукой!

Уста их желчию облиты;

Язык их меч – острей огня;

Но им, из-за твоей защиты,

Не вырвать, Господи, меня!!...

За то, в моих десятострунных

Псалтырях, песнь я вознесу

И, вместе с жертвой белорунных,

И сердце в жертву принесу!...

Список литературы

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.portal-slovo.ru/