Курсовая работа: Итог подчинения - социальная и экономическая реорганизация деревни 
Цель
финансирования инвестиций в промышленность путем трансферта капитала из
сельского хозяйства также не могла быть достигнута. Уничтожение поголовья
лошадей в связи с принудительной коллективизацией и чрезмерным изъятием зерна
из деревни потребовало немедленных инвестиций в сельское хозяйство, в то время
как первая пятилетка предусматривала концентрацию имеющихся средств в промышленности.
Между 1929 и 1932 г. резко возрос импорт тракторов и тяжелых
сельскохозяйственных машин; нужно было строить тракторные заводы в первую
очередь [29]. Уровень жизни колхозного населения был таким низким, что
взимаемые с него денежные налоги и сборы не могли внести значительного вклада в
государственные доходы; важнее были натуральные налоги аграрной продукции.
Напротив, инвестиции в сельское хозяйство обременяли советское народное
хозяйство во время первой пятилетки больше всего. Ясно то, что относительное
значение перекачки чистого капитала из сельского хозяйства во время первой
пятилетки сильно упало по сравнению со второй половиной 1920-х годов, когда оно
еще представляло собой важнейший источник инвестиций в промышленность [30]. Во
время второй пятилетки государственные инвестиции в сельское хозяйство в
абсолютных цифрах достигли максимального объема в связи с возросшим
экономическим потенциалом. Затем, с 1938 г., инвестиции в сельское хозяйство
снизились, так что в годы непосредственно перед войной перекачка чистого
капитала из сельского хозяйства достигла максимальных объемов, но его
относительная доля в аккумуляции капитала оставалась низкой.
Если
не колхозники, то кто же нес бремя аккумуляции капитала для индустриализации?
Имеющиеся данные однозначно говорят о том, что основную долю должны были
вносить рабочие и служащие благодаря вынужденному отказу от потребления. Они
платили не только подавляющую часть "налога с оборота", наложенного
на промышленно переработанные продукты питания и товары народного потребления,
но путем прямых удержаний из заработной платы также почти все денежные налоги и
сборы, включая принудительные займы на индустриализацию, которые поступали в
государственный бюджет [31].
5. Крестьяне и колхозная система
Поскольку
в экономическим смысле колхоз так и не укрепился как форма организации
производства, перелом, который представляла собой коллективизация по сравнению
с крестьянским сельским хозяйством, также нужно рассматривать как
относительный. Принудительная коллективизация ни в коем случае не принесла
полного и окончательного устранения частного производства в сельском хозяйстве.
Компромисс 1932-33 г. придавал приусадебным участкам первостепенное значение
для обеспечения выживания колхозников и получения ими денежного дохода.
Поскольку колхозники должны были платить за приусадебный участок твердую сумму
налога, польза, которую извлекала отдельная семья колхозников из приусадебного участка,
зависела от ее собственных усилий. Можно сказать, что обложение таким налогом
давало стимул к усилению частной инициативы, хотя нельзя не заметить, что она
была поставлена в узкие рамки, поскольку расширение площади приусадебного
участка было запрещено и работа на приусадебном участке не должна была
преобладать над подневольным трудом в колхозе. Благодаря этой налоговой
политике пользование приусадебными участками между 1933 и 1938 гг. в
значительно большей мере, чем работа в колхозе, было основой социальной
дифференциации колхозников. По размерам она, вероятно, превосходила
дифференциацию крестьянских хозяйств в 1920-е годы. "Бедность" в
колхозной деревне больше не считалась признаком особенно чистых пролетарских
взглядов, как это было перед коллективизацией, и тем самым подтверждением, что
бедняк - это верный союзник рабочего класса; наоборот, она осуждалась как
признак "лени". При этом режим не беспокоило то, что бедность была
уделом, прежде всего, многодетных семей и старых людей. Только борьба за
сокращение норм приусадебных участков с 1939 г. и переход к прогрессивному
налогообложению доходов с них при удвоении обязательных поставок снова
значительно ограничили эту частную инициативу [32].
Колхозная
система законсервировала и крестьянскую семью. Как правило, величина колхозов,
которые преимущественно были "колхозами одного населенного пункта",
способствовала тому, что в них в ограниченной мере могли сохраниться традиции,
унаследованные от крестьянских общин. Обратим внимание на позицию колхозного
собрания. Колхозники использовали право собираться вместе - по созыву сверху и
в присутствии уполномоченных вышестоящего партийного комитета, -чтобы по
крайней мере частично отстаивать свои интересы. В той мере, в какой крестьяне
понимали правила игры, они могли использовать их себе на пользу. Так, путем
целенаправленных совместных действий возможно было избавиться от ненавистного
председателя колхоза, выдав его на расправу органам государственного контроля.
Намеки на нарушение обязательных поставок и сокрытие аграрной продукции
руководством колхоза, как правило, приводили к тому, что вмешивались
представители властей. Обвиняя председателя колхоза в нарушении государственных
интересов, колхозники могли добиться его освобождения от должности [33]. Но
крестьяне оставались бессильными, чтобы повлиять на выбор преемника и поэтому
не могли препятствовать тому, чтобы им послали еще худшего председателя. Таким
образом, собрание колхозников с оговоркой можно считать инструментом
крестьянской самоорганизации. Отношение колхозников к труду в значительной мере
определялось системой распределения доходов в колхозе. Оно осуществлялось по
принципу распределения доходов в конце года в соответствии с числом
отработанных трудодней. При этом каждый рабочий день давал определенное число
трудодней в зависимости от значения и объема проделанной работы. Но на деле
"распределение доходов" не функционировало, поскольку в конце года
после выполнения обязательств по отношению к государству у колхоза не
оставалось ни продукции, ни денежных средств, тем самым основное значение
приобретала выдача зерна во время молотьбы, задуманная только как
предварительная оплата. Только за трудодни, отработанные до этого момента,
действительно получали натуральную оплату. Трудодни после этого момента оказывались
бесполезными "палочками". Колхозники это быстро поняли и с учетом
этого аспекта оптимизировали свой труд в колхозном производстве. В работе
поздней осенью, после выдачи аванса, они были заинтересованы очень мало.
Поэтому колхозы часто вынуждены были нанимать наемных работников их соседних
колхозов, работу которых разрешалось оплачивать деньгами [34]. Коллективизация
сильно повлияла на социальную иерархию сельского общества. До этого социальный
статус зависел прежде всего от успехов в сельскохозяйственном производстве.
Лучший хозяин, "кулак", занимал доминирующее положение. Прежний
деревенский верхний слой в начале 1930-х годов в значительной мере исчез из-за
депортации и расстрелов. Новые господа, которые нередко ничего не понимали в аграрном
производстве, часто назначались председателями колхозов извне районным
партийным комитетом. Только председатель сельсовета, а также остальные
руководящие лица колхоза, счетовод, бригадиры полеводческих бригад и
руководители животноводческих звеньев, как правило, набирались из
соответствующего населенного пункта. Все колхозники, включая и руководящую
верхушку колхоза, если председатель не был направленным в деревню рабочим, по
социальному положению были колхозниками. Таким образом, они имели только
ограниченные гражданские права и не получали регулярной заработной платы [35].
Новая
назначенная государством деревенская верхушка имела явно другой профиль
занятости. Речь всегда шла о руководящих, контрольных, административных постах,
то есть о деятельности служащих. С этим была связана переоценка отдельных
трудовых процессов. За эти посты в колхозе дрались, прежде всего, мужчины
наиболее трудоспособного возраста. Такая работа гарантировала мало физического
напряжения, но приносила практически за каждый календарный день определенное
число трудодней. Собственно производительный труд был теперь занятием для
нижестоящих: подрастающего поколения, стариков и женщин. За год он приносил
исключительно мало трудодней [36]. Сравнительно привилегированное положение
занимали "механизаторы", трактористы и комбайнеры. Трактористы
работали в статусе колхозников, то есть без гарантированного ежемесячного
заработка. Государство предписывало только минимальное число отработанных ими
трудодней и обязывало колхозы к оплате из своих ограниченных средств. Это
положение сначала касалось и комбайнеров. Но в связи с высокой стоимостью их
подготовки и для предотвращения текучести кадров их, как постоянных работников
МТС, включили в списки получающих государственную зарплату [31].
Так
складывалась новая иерархия, места в которой занимали в большинстве женатые
мужчины. Отчасти это объясняется старыми патриархальными воззрениями. Но
настоящий социальный рост для колхозников был закрыт, если только они не
вырывались из сельской среды и не уезжали в город.
6.
Модернизация сельского хозяйства и преодоление отсталости
Разработанные
в связи с коллективизацией проекты реорганизации объектов сельского хозяйства в
крупные предприятия на базе современной техники имели целью ее оптимальное
использование на немыслимых ранее больших площадях в десятки тысяч гектаров. В
этот момент также впервые стали обсуждать идею создания
"агрогородов", которую затем вновь подхватил Хрущев. Среди проектов,
обсуждавшихся в момент коллективизации зимой 1929-30 гг., особого внимания
заслуживают предложения создать "агропромышленные комбинаты". В
отличие от тракторных колонн, с помощью которых достигалась только механизация
производства зерна, они предусматривали переход к действительно крупным сплошь
структурированным предприятиям, которые должны были включать также
животноводство и технические культуры. Но, прежде всего, они должны быть
связаны с предприятиями перерабатывающей промышленности, чтобы лучше
использовать до сих пор не полностью востребованный потенциал рабочей силы. Никулихин,
позднее директор института экономики сельского хозяйства в Воронеже, описывал
агропромышленные комбинаты как сельскохозяйственные предприятия по типу фабрик,
механизирующие аграрное производство на всех ступенях. Они должны были сбывать
только переработанную продукцию и специализироваться на определенных отраслях
производства. Он считал оптимальной площадь 100000 гектар, причем 5000
комбинатов, необходимых для всей территории Советского Союза, должны были
объединять соответственно большое число колхозов, совхозов и машинно-тракторных
станций [38]. Даже создание отдельных подобных образцовых предприятий в
ситуации явного недостатка аграрной техники и необходимости концентрации
имеющихся инвестиционных средств в промышленности было утопией. Колхозы-гиганты,
возникшие на бумаге зимой 1929-30 гг., оказались не существующими реально
организациями и весной 1930 г. исчезли из-за распада на крестьянские хозяйства.
Обычный колхоз начала 1930-х годов имел мало общего с такими представлениями и
являл собой предприятие, организованное на базе инвентаря мелких крестьян и
тягловых лошадей, которое, как правило, охватывало только один населенный пункт
и имело среднюю пахотную площадь около 400 гектаров. Попыток связать с этими
колхозами переработку аграрной продукции на практике не было. Пищевая
промышленность, как и помол зерна, оставались монополией государства. Аграрным
предприятиям было строго запрещено всякое производство несельскохозяйственных
товаров для рынка, а также проведение транспортных работ для третьих сторон
[39].
При
Сталине не было попыток лучше использовать в перерабатывающей промышленности
большой сезонный избыток рабочей силы, вызванный концентрацией на
растениеводстве. Фактически государство препятствовало всему, что позволило бы
стабилизировать аграрные предприятия благодаря солидному экономическому
фундаменту. Это касалось даже введения систем севооборота, которые подходили
для предприятий и могли вызвать существенное повышение урожайности на гектар.
Правда, в середине 1930-х годов для многих колхозов были разработаны научно
обоснованные севообороты, но их введение в практику решительно пресекалось,
поскольку они противоречили предписанным государствам посевным площадям, и
каждому председателю колхоза в этом случае грозил арест и отправка в лагеря как
"злонамеренному саботажнику" государственного посевного плана. Любой
улучшенный севооборот вел к сокращению площади, засеянной зерном [40].
Таким
образом, потребность государства все контролировать непосредственно вредила
экономической стабилизации колхозов. Это еще обострялось из-за цен, которые
диктовались государством. Если колхоз получал за свою продукцию, которую он
должен был поставлять государству, значительно меньше, чем составляли
"затраты" на производство, то это означало вынужденное производство с
убытками, что лишало предприятия возможности создать собственный инвестиционный
фонд, с помощью которого можно было провести расширение производства и важные
строительные работы. Так, включение животноводства в колхозное хозяйство
требовало инвестиций в строительство. Поскольку государственная ценовая
политика увеличивала убытки колхоза при расширении производства, введение новых
отраслей производства или рост животноводства не были в интересах колхоза.
Кроме того, сбалансированному включению всех отраслей сельскохозяйственного
производства препятствовал компромисс 1932-33 годов. Колхоз оставался
предприятием, в значительной мере ограниченным растениеводством; производство
продукции животноводства, как правило, было незначительным. Сбыт на
"колхозном рынке" по свободным ценам для колхозов был закрыт,
поскольку они должны были сдавать всю свою продукцию государству в форме
обязательных поставок или по низким государственным закупочным ценам.
Следовательно, преимущества крупного производства в советском сельском
хозяйстве при Сталине не могли проявиться. Освобождение рабочей силы и снижение
расходов благодаря применению техники было невозможно, поскольку количество
рабочей силы было задано колхозу числом людей, проживавших в соответствующем
населенном пункте. Предприятие должно было хозяйствовать с этим числом рабочей
силы, что не имело отношения к направлению производства. Все мероприятия,
которые способствовали лучшей занятости рабочей силы, были запрещены
предприятию государственной командной системой. Поскольку колхоз при Сталине
функционировал, прежде всего, как инструмент административного контроля
государства над аграрным производством, не удивительно, что от председателя
колхоза не требовалось специальных сельскохозяйственных или экономических знаний.
Руководитель предприятия представлял государственную власть и должен был
действовать как таковой. Механизация сельского хозяйства при Сталине,
по-видимому, приобрела сенсационный размер. В начале 1930-х годов резко
возросло число тракторов, а затем с середины 1930-х годов - и число комбайнов.
Благодаря американской технике в Россию были привнесены самые современные
технологии. Нигде в Европе в начале 1940-х годов отдельные рабочие процессы в
производстве зерна, такие как пахота и уборка урожая, не были механизированы
так широко, как в Советском Союзе. И все же это не может рассматриваться как
подлинный признак прогресса. Применение тракторов было вынужденным в связи с
уничтожением значительной части поголовья лошадей. Поскольку до 1941 г. не
удалось заменить уничтоженную тягловую рабочую силу, оно даже не увеличило
мощность сельского хозяйства. В связи с ситуацией постоянного дефицита
замедление поставки новых тракторов сельскому хозяйству после 1937 г. вызвало
проблемы. Степень износа подвергавшихся чрезмерной нагрузке тракторов была так
велика, что они все чаще выходили из строя [41]. Применение комбайнов вообще
служило в первую очередь государственным интересам экспроприации колхозной
продукции. Поскольку зерно прямо с колхозных полей можно было транспортировать
в государственные бункеры, минуя колхозные амбары, колхозы теряли всякий доступ
к своей продукции. Вооруженные сторожа, охранявшие ночью поля, на которых
созрел урожай, олицетворяли состояние осады в период урожая. В целом из-за
отделения приусадебного и колхозного производства колхозная система
консервировала примитивные формы аграрной техники. Сам колхоз для собственных
потребностей располагал только лошадьми. На многих работах, также в трудовых
звеньях, при выращивании технических культур преобладал ручной труд. Попыток
облегчить тяжелую работу на конюшне и т.д., выполнявшуюся преимущественно
женщинами, в отличие от нацистской Германии не наблюдалось. Это показывает, что
в Советском Союзе механизация скорее была инструментом для осуществления государственного
контроля, чем для модернизации сельского хозяйства. Напротив, в Германии
потребность в механизации была вызвана непрекращающимся оттоком рабочих, чью
рабочую силу нужно было заменить техникой [42].
7. Нейтрализация крестьян как политический фактор
Хотя
трудно найти положительные последствия принудительной коллективизации в
экономической и социальной сфере, с точки зрения режима, по крайней мере на
политическом уровне, имелся положительный результат. "Изначальный
страх" перед крестьянской контрреволюцией, как бы его ни оценивать,
который в решающей мере определял отношение большевиков к крестьянству в 1920-е
годы, с принудительной коллективизацией был надолго утрачен. Правда, партийное
руководство по-прежнему видело в бывших крестьянах, ставших сельскохозяйственными
рабочими после экспроприации их средств производства, потенциальных
саботажников. Но после утверждения колхозной системы им не нужно было делать
дальнейших уступок. Их выживание теперь было обеспечено на очень низкой
ступени, которая, по крайней мере, избавляла их от голода, в то время как
государство могло распоряжаться колхозной продукцией практически по своему
усмотрению. Можно говорить о том, что с установлением колхозной системы большая
масса советского населения была "нейтрализована" и тем самым
исключена как политически важный фактор. Хотя поддержка политики партии на селе
оставалась слабой, из-за ежедневной борьбы за выживание у крестьян не было базы
для организации сопротивления. К тому же оно эффективно подавлялось политической
системой. Пока система не подвергалась ударам извне (нападение Германии) или,
как это было после смерти Сталина, ее экономические достижения не перестали
казаться удовлетворительными самому партийному руководству, колхозную систему,
как до этого крепостное право, следует считать стабильной. Отсутствие необходимости
учитывать интересы крестьян можно оценить как величайший триумф Сталина. Их
положение непрерывно ухудшалось, а доходы в 1953 г. составляли только четверть
средних доходов промышленных рабочих [43]. Однако до 1953 г. дело не дошло до
видимых социальных протестов на селе. Совершенно очевидно, что исправление
курса в 1953 г. также было вызвано не протестом населения. Трудно представить,
что в других условиях крестьяне не оказывали бы большего сопротивления своему
закабалению. Нейтрализацию крестьян можно считать успехом только с ограниченной
политической точки зрения, так как она одновременно свидетельствует, что на
инициативы со стороны сельского населения рассчитывать было нельзя и тем самым
не использовался огромный потенциал ускорения роста и улучшения условий жизни в
стране. Значение этого "упущенного" вклада в развитие особенно явно,
если сравнить ситуацию с Китаем. Там роспуск образованных по советскому образцу
народных коммун в конце 1970-х годов вызвал решающий импульс к росту и
улучшению условий жизни. Аналогичный эффект роста, вероятно, мог быть достигнут
в Советском Союзе, так как в начале 1950-х годов в основе советского аграрного
производства также все еще лежал преимущественно ручной труд. Ограничения в
ведении хозяйства, наложенные на крестьян колхозной системой и препятствовавшие
особенно уходу в сферу услуг и ремесленной деятельности, которая была
совершенно не развита на селе, решающим образом способствовали сохранению
сталинской системы.
Примечания
1.
Merl St. Wirtschafts- und Sozialgeschichte Rußlands und der Sowjetunion
1914-1980 // Handbuch der europäischen Wirtschafts- und Sozialgeschichte,
Band 6: Europäische Wirtschafts- und Sozialgeschichte vom Ersten Weltkrieg
bis zur Gegenwart hrsg. v. Wolfram Fischer (Hrsg.).Stuttgart 198. S. 651, 662, 680.
2. См. Davies R.W. Crisis and Progress in
the Soviet Economy, 1931-1933. London 1996. S. 15 f.
3. Merl St. "Jeder nach seinen Fähigkeiten, jedem nach
seinen Bedürfnissen"? Über Anspruch und Realität von
Lebensstandard und Wirtschaftssystem in Rußland und der Sowjetunion //
Wolfram Fischer (Hrsg.). Lebensstandard und Wirtschaftssysteme. Frankfurt a.M.
1995. S. 259-306.
4. При этом после 1953 г. часто происходило преобразование колхозов в совхозы, ср. об этом
Karl-Eugen Wädekin K.E. Die Sowjetischen Staatsgüter. Expansion und
Wandlungen des Sovchozsektors im Verhältnis zum Kolchozsektor von Stalins
Tod bis heute. Wiesbaden 1969.
5. Merl St. Ist das Experiment Kolchos gescheitert? Agrarpolitik und
Agrarwissenschaften in der Ehemaligen Sowjetunion // 175 Jahre Universität
Hohenheim. Studium generale, WS 1993/94/Deutschland/Rußlan. Jochen
Gieraths (Hrsg.). Stuttgart, Hohenheim 1994. S.1 00-109; Medvwdev Zh.A. Soviet
Agriculture. New York 1987. P.161 ff.
6. Он же., War die Hungersnot von 1932-1933
eine Folge der Zwangskollektivisierung der Landwirtschaft oder wurde sie
bewußt im Rahmen der Nationalitätenpolitik Herbeigeführt? //
Hausmann G., Andreas Kappeller A. (Hrsg.). Ukraine: Gegenwart und Geschichte
eines neuen Staates. Baden-Baden 1993. S. 145-166.
7.
Merl, Bauern, 257-288. Под приусадебным участком в отличие от пашни, которая
должна была передаваться колхозу, следует понимать примыкающий к жилому дому
маленький участок земли. С 1933 г. хозяйство на приусадебном участке
представляло собой маленькое частное сельскохозяйственное побочное хозяйство
колхозника.
8. Merl, Bauern, 129-140.
9. Merl, Bauern, 61-181.
10. Merl, Bauern, 248 и далее.
11.
Merl, Bauern, 191-197.
12.
Ср. об этом Merl, Bauern, 156 и далее., 250-255.
13.
Об отношении советских крестьян к колхозам во время войны ср. в особенности
Dallin A. Deutsche Herrschaft in Rußland 1941-1945. Düsseldorf
1981. S. 332 и далее.
14. Wädekin, Staatsgüter, 17 и далее.
15. Merl St. Der Agrarmarkt und die Neue Ökonomische Politik.
Die Anfänge staatlicher Lenkung der Landwirtschaft in der Sowjetunion
1925-1928 (= Studien zur modernen Geschichte 25). München, Wien 1981. S.
116-122, 328-356.
16. Ср. Stalinismus vor dem Zweiten Weltkrieg.
Neue Wege der Forschung. Manfred Hildermeier (Hrsg.) (Schriften des
Historischen Kollegs Kolloquien 43). S.169-191.
17. Ср. Merl St. Die Anfänge der
Kollektivisierung in der Sowjetunion. Der Übergang zur staatlichen
Reglementierung der Produktions- und Marktbeziehungen im sowjatischen Dorf
(1928-1930) (=Veröffentlichungen des Osteuropa-Institutes München,
Reihe Geschichte 52). Wiesbaden 1985. S. 148-153.
18. Ср. Merl St. Bauernprotest in
Sowjetrußland ywischen 1917 und 1941 // 1999. Zeitschrift für
Sozialgeschichte des 20. und 21. Jahrhunderts 8, H.4 (1993) 26-29; Merl, Bauern
80 и далее.; Viola L. Ba'bi Bunt and Peasant Women's
Protest during Collektivizatin // The Russian Reviev 45 (1986) 23-42.
19. Merl, Hungersnot, 153-156; он же,
Bauern, 221-228.
20. Merl, Bauern, 391-401; он же., Sozialer
Aufstieg im sowjetischen Kolchossystem der 30er Jahre? Über das Schicksal
der bäuerlichen Parteimitglieder, Dorfsowjetvorsitzenden, Posteninhaber in
Kolchosen, Mechanisatoren und Stachanowleute (=Gießener Abhandlungen zur
Agrar- und Wirtschaftsforschung des europäischen Ostens 173). Berlin 1990.
S. 225.
21. Merl, Bauern, 52-59.
22. Merl, Bauern, 36-41, 379.
23. Merl St. Handlungsspielräume und Sachzwänge in der
sowjetischen Wirtschafts- und Sozialpolitik der Zwischenkriegszeit // Fischer
W. (Hrsg.). Sachzwänge und Handlungsspielräume in der Wirtschafts-
und Sozialpolitik der Zwischenkriegszeit. St.Katharinen 1985. S. 223-228.
24. Merl, Sozialer Aufstieg, 150-158.
25. Merl, Bauern, 320-326.
26. Merl, Bauern, 325.
27. Merl, Bauern, 315-319.
28. Merl, Bauern, 35-42, 48-54.
29. Merl, Bauern, 214 и далее.
30. Он же, Agrarmarkt, 305ß309;
Weißenburger U. Der Beitrag der Landwirtschaft zur Industrialisierung in
der Sowjetunion 1928-1940. Bemerkungen zu den Untersuchungen von A.A.Barsov //
Erler G., Süß W. (Hrsg.). Stalinismus. Probleme der
Sowjetgesellschaft zwischen Kollektivisierung und Weltkrieg. Frankfurt a.M.,
New York 1982. S.140-166; Merl St. Agrarreform und nichtmarktirtschaftliche
Bedingungen - Agrarsektor und Industrialisierung in Rußland und in der
Sowjetunion // PierenkemperT. (Hrsg.). Landwirtschaft und industrielle
Entwicklung. Zur ökonomischen Bedeutung von Bauernbefreiung, Agrarreformen
und Agrarrevolution. Stuttgart 1989. S. 202 и далее.
31. Merl, Bauern, 173-181; Он же,
Wirtschafts- und Sozialgeschichte, 722-726.
32. Merl,Bauern,158-164.
33. Merl, Sozialer Aufstieg, 98-103; Fitzpatrik Sh. Stalin's
Peasants. Resistance and Survival in the Russian Village after Collectivization.
New York 1994. P. 194-197.
34.
Merl, Bauern, 327-390.
35.
В 1940 г. была предпринята попытка ввести постоянную месячную оплату также для
председателей колхозов в соответствии с (низкими) ставками, установленными для
председателей сельсоветов. Но поскольку она должна была выплачиваться не
государством, а колхозами, то, вероятно, выгоду от этого получила только часть
председателей колхозов; ср. Merl, Sozialer Aufstieg, 117 и далее. Такое
мероприятие свидетельствует о том, что пост совсем не был привлекательным в
финансовом отношении и из-за этого, очевидно, трудно было найти подходящих
кандидатов.
36. Merl, Sozialer Aufstieg, 150-158.
37. Merl, Sozialer Aufstieg, 159-206.
38.
Я. Никулихин. Проблемы агроиндустриальных комбинатов // На аграрном фронте.
1930. № 1. С. 37-50 и 1930. № 3. С.34-51; Он же. Индустриализация сельского
хозяйства СССР. М.; Л, 1931. Ср. об этом также Davies R.W. The Soviet Rural Economy in 1929-1930. The Size of the
Kolchoz // Abramsky С (Hrsg.). Essays in Honour of E.H.
Carr. London 1974. P. 255-280.
39.
Законодательные постановления позволяли колхозникам только ограниченное
производство для собственного потребления, ср. в т.ч. Собрание законов и
распоряжений Рабоче-Крестьянского Правительства СССР 1932. № 58. Ст. 345;
Собрание постановлений и распоряжений Правительства СССР 1939. № 30. Ст. 203;
Вылкан М.А. Трудовые ресурсы колхозов в довоенные годы (1935-1940 гг.) //
Вопросы истории. 1973. № 2. С. 31.
40.
Ср. Социалистическая реконструкция сельского хозяйства. 1937. № 7. С. 25-34;
Правда. 1939.21.2.
41.
Merl, Sozialer
Aufstieg, 188-206; он же, Bauern,
44-48.
42. Merl St. Agrarpolitik und Bauernschaft im Nationalsozialismus
und im Stalinismus // Vetter M. (Hrsg.). Terroristische Diktaturen im 20.
Jahrhundert. Strukturelemente der nationalsozialistischen und stalinistischen
Herrschaft. Opladen 1996. S. 153 и далее.
43. Bronson D.W., Krueger C.B. The Revolution in Soviet Farm
Household Income 1953-1967 // Millar J.R. The Soviet Rural Community. Urbana
1971. P. 214-258; Merl, Wirtschafts- und Sozialgeschichte, 658-662.
Список литературы
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.yspu.yar.ru
|
