Реферат: Польская литература нового времени 
Последовательной
представительницей натурализма является Габриела Запольская-Снежко (1860—1921).
В произведениях, бичующих мещанскую пошлость, Запольская изображает гл. обр.
долю женщины, которую мужчина-эксплоататор третирует как средство для удовлетворения
похоти и толкает в ряды проституток. Натурализм Запольской, насыщенный
морализующей тенденцией, чужд пониманию общественной сущности изображаемых
явлений. Мещанская низость, ханжество и цинизм мастерски изображены Запольской
в самом лучшем ее произведении — комедии «Мораль пани Дульской». Фамилия
Дульская стала нарицательной для определения мещанской пошлости.
Натуралистом,
заигрывавшим с социализмом, является Вацлав Серошевский (р. 1860, см.),
проведший много лет в ссылке за принадлежность к революционной партии
«Пролетариат». Талант Серошевского гл. обр. проявился в описаниях суровой
сибирской природы и жизни якутов. К якутам Серошевский подходит так же, как и к
природе. Для Серошевского тяжелая жизнь якутов — это исключительно отражение
тяжелых природных условий Якутии. «Социалист»
Серошевский
и не пытается объяснить жизнь людей социальными взаимоотношениями, найти
классовые корни окружающей его общественной среды. Только в последующий,
патриотический период своего творчества, в романе «Бениовский», Серошевский
сумел показать кровавый царский гнет на Камчатке, куда был сослан герой этого
произведения за участие в национально-патриотическом движении конца XVIII века.
Позднейшие романы Серошевского, как напр. исторический роман «Пан Твардовский»,
не могут ни в какой степени равняться с «Бениовским» или даже с ранними
сибирскими его рассказами. Серошевский кончил жизненный путь в лагере
воинствующего национализма и шовинизма.
Наиболее
крупным представителем натурализма является Владислав Реймонт (1868—1925, см.),
вышедший из обедневшего дворянства и прошедший суровую школу жизни. Его первые
рассказы из жизни крестьян написаны с невиданным до него в П. л. реализмом. Но
этот реализм показа крестьянской бедноты у Реймонта классово ограничен. Бедняки
Реймонта улучшают в конце концов свое положение благодаря помощи более
зажиточных крестьян. Призыв к «крестьянской солидарности», замазывание
расслоения деревни и классовых антагонизмов на селе («Томек Баран») знаменуют
первый этап творчества Реймонта и определяют его лицо как кулацкого писателя. В
1898 Реймонт перешел к изображению другой среды в романе «Обетованная земля». В
этом произведении Реймонт показал жизнь промышленного центра Польши, города
Лодзи, так наз. «польского Манчестера».
Полными
ужаса глазами видит Реймонт картину растущей капиталистической
индустриализации. Он преклоняется перед машинами, благовеет перед ними, но
одновременно боится их, чувствуя в них «Молоха», который неизбежно проглотит
«шляхту». Природа деревни всегда противопоставлена у Реймонта жутким образам
города, хорошие люди в деревне — разложившимся, деморализованным горожанам.
Поэтому лодзинские капиталисты даны во всем своем циническом плутовстве, во
всей своей грубости и жестокости. Но среди лодзинских фабрикантов имеются выходцы
из польского дворянства, которых Реймонт изображает слишком честными среди
окружающих их спекулянтов и плутов и осужденными поэтому на гибель. Полный
мистического испуга перед лицом изображенного им мира, Реймонт находит утешение
в мысли, что весь этот капиталистический кошмар — преходящий, бренный. Накануне
войны и во время войны Реймонт перешел к историческому роману. Его роман «Год
1794» из эпохи разделов Польши знаменует собой поворот автора к патриотизму и
шовинизму. Самым выдающимся произведением Реймонта является роман «Крестьяне»,
в котором автор пытался изобразить жизнь деревни в зависимости от времен года.
Некоторые
элементы натурализма и романтизма объединяет Мария Конопницкая (1842—1910, см.),
талантливая поэтесса. Ее романтизм объясняется беспомощностью в разрешении тех
общественных проблем, которые волновали всю жизнь ее впечатлительную душу. В
стихах Конопницкой звучат грустные, страдальческие ноты, т. к. поэтесса тщетно
ищет помощи и выхода из трагических условий жизни обездоленных. Революционный
же выход решительно ею отвергается, Конопницкая ищет путей улучшения доли
трудящихся масс в рамках капиталистического строя. Некоторые песни Конопницкой
сделались достоянием самых широких масс, нашли музыкальное оформление, как
например знаменитое стихотворение «Как король шел на войну». И подобно тому как
германские фашисты мошенничают с песнями Гейне, так и польские фашисты начинают
изменять стихи Конопницкой. Неудобно ведь петь, что король вернулся цел и
невредим с поля брани, а бедного крестьянского сына Стаха зарыли в могилу, и
вот польские «культуртрегеры» приказывают вместо этого петь: не король вернулся
цел и невредим, а «полк» вернулся. Наиболее крупным произведением Конопницкой
явилась эпическая поэма «Пан Бальцер в Бразилии». Это — шедевр П. л.,
представляющий собой трагическую эпопею польских крестьян, эмигрировавших в
Америку. Не понимая достаточно ясно великого исторического значения
пролетариата, Конопницкая все же не опустилась до жалкого шовинизма,
империалистического по своему содержанию, как другие певцы «обездоленных» из
буржуазной интеллигенции. В одной из самых ярких сцен в конце эпопеи «Пан
Бальцер в Бразилии» крестьянин-патриот Бальцер примыкает к шествию бастующих
портовых рабочих, поднявших красные знамена.
Польская литература эпохи империализма
А.
ДО 1918. — Дальнейшим этапом развития П. л. является переход от позитивизма,
реализма, патриотического романтизма к модернизму — декадентству. В общем и
целом причины, создавшие эти течения в П. л., те же, что и причины, создавшие
аналогичные течения в зап.-европейской литературе, т. е. рост рабочего
революционного движения, обострение классовой борьбы, загнивание капитализма,
переходящего в свою высшую стадию — стадию империализма, с ее обнаженными
гигантскими противоречиями. Специфические условия в Польше — это рост влияния
революционного пролетариата, руководимого польской соц.-дем. В Польше агентурой
буржуазии, запуганной перспективами революции, являлась партия социал-патриотов
— ППС, пытавшаяся обосновать идею «общенациональных интересов» Польши в целях
подчинения интересов пролетариата интересам борьбы за буржуазное польское
государство. Все эти политические процессы нашли свое отражение в литературных
течениях разных частей Польши (речь идет главным образом о русской и австрийской
частях ее). Буржуазии приходилось все больше прикрашивать, лакировать
действительность: правда жизни, более или менее объективное ее отражение,
опасна для нисходящего класса. Отсюда переход в литературе от реализма к так
называемому модернизму.
Развитие
литературных форм на Западе, развернутое мастерство формы в разнородных
областях литературного творчества, более усложненный подход к психологии
современного образованного интеллигента помогали и в Польше модернизму под
удобной ширмой защиты «глубокого» искусства скрывать некоторое время свою
реакционную по существу физиономию и выполнять свою задачу защиты буржуазии во
имя «чистого искусства». Одно течение польского модернизма — «молодой Польши» —
не признавало вообще общественных вопросов, а с аристократическим презрением к
«толпе» предавалось культу эстетских «настроений». Другое течение «молодой
Польши» смыкалось в основном с левобуржуазной ППС и другими методами выполняло
ту же основную задачу: идеологически свести пролетариат с его основного интернационального
революционного пути в дебри национализма с якобы революционной
национально-освободительной вывеской.
Первое
из вышеназванных течений возглавлялось Станиславом Пшибышевским (1868—1927, см.),
Марьямом Пшесмыцким, Леопольдом Стаффом (р. 1878), Казимиром Тетмайером (р.
1865) и др. Нельзя считать случайным тот факт, что основной цитаделью этого
течения был Краков. Также не случайно, что главные руководители этого течения,
Пшибышевский и Пшесмыцкий, долгое время жили вне Польши и с Запада внесли струю
ницшеанства и т. п. «откровений» зап.-европейской буржуазной мысли. Галиция
из-за отсутствия сколько-нибудь значительной промышленности не предъявляла
спроса на технически образованные кадры. Краков со своим польским искусством
средневековья, со своим патриотическим романтизмом как нельзя больше
способствовал влиянию Пшибышевского и его приверженцев. В краковских кафе
Пшибышевский проповедывал галицийским интеллигентам учение о «сверхчеловеке»,
взятое на прокат у зап.-европейских ницшеанцев, и о «чистом искусстве».
Неслыханно вульгарная литература жалких последователей Сенкевича и других
столпов шляхетско-буржуазной литературы, образцы которой давал и сам Сенкевич,
облегчала Пшибышевскому и другим его сторонникам их задачи. Сама буржуазия в
русской Польше слишком была запугана громкими фразами глашатаев «чистого
искусства», чтобы разобраться, что собственно выражает Пшибышевский.
Пшибышевский изображал анархистов как «демонических» позеров, но даже таких
«революционеров», бегущих обыкновенно после «подвигов» к «демонической
женщине», боялась буржуазия русской Польши: отсюда резкий отпор Сенкевича и
других из его лагеря «молодой Польше». С другой стороны, немыслимо было в
русской царской Польше с ее могучим революционным движением и очень сильным
развитием промышленности проповедывать с успехом и демонизм «сверхчеловека».
Здесь нужен был реальный отпор и реальная защита в виду все более нарастающей
волны революционного пролетарского движения. Вот почему это крыло «молодой
Польши» очень быстро сошло со сцены. Сам Пшибышевский, «демонический» борец за
«сверхчеловека», кончил очень маленьким человеком, патриотом и правоверным
католиком.
Среди
эстетизирующих сторонников Пшесмыцкого и Пшибышевского особое место занимает
выдающийся писатель Вацлав Берент (р. 1873), примыкающий к «молодой Польше».
Берент дебютировал натуралистическим романом, не чужд был радикальных, даже
пролетарских веяний, но скоро отошел от общественности. Его основные
произведения: «Профессионал» (1898), «Прах» (1903), «Озимь» (1911), «Живые
камни» (1918). В них проявилось мастерство формы, проникновение в самые скрытые
тайники сложной декадентской психики. Но повсюду автор старательно сам
скрывается за своими творениями и тщательно избегает ставить себе основные
жизненные вопросы. Он бежит от окружающей его действительности, которую видит
во всей ее неприглядной наготе. Творчество Берента отличается выдержанностью
стиля, строгостью композиции, конкретностью и выразительностью языка.
Леопольд
Стафф, Казимир Тетмайер — гл. обр. лирические поэты с большим дарованием.
Тетмайер в противовес Стаффу не чужд натурализма в подходе к эротике, играющей
крупную роль в его творчестве. Значительное место занимает в творчестве
Тетмайера природа (специально горы Карпаты), взятая сама по себе. Общественных
проблем он не знает.
Еще
более значительным поэтом является Ян Каспрович (1850—1926, см.) — галичанин,
крестьянин по происхождению. В первых своих произведениях видит весь мир с
точки зрения крестьянина-бедняка. С протестом против своей судьбы он всегда обращается
не к людям, а к «богу». В конце концов подчиняется своему «богу». В
действительности «бунт» Каспровича — это весьма приемлемый для буржуазии «бунт
на коленях».
Особенно
замечателен знаменитый Станислав Выспянский (1869—1907, см.), поэт краковского
мертвого феодализма с его застывшими формами, хранящими красоту, но красоту
умершую, которую Выспянский старается оживить патриотизмом. Выспянский является
одновременно талантливым композитором и художником. Его музыкальные
произведения — это песни на народные мотивы; большое место в его живописи
занимают витражи для краковских костелов. В своих литературных произведениях
Выспянский критикует ошибки польской шляхты, но с точки зрения дворянина.
Шляхту — дворянство — он считает единственным классом, призванным вести за
собой крестьянство в борьбе за национальную независимость, но одновременно
констатирует полную бездарность и безволие шляхты (в главном своем произведении
«Свадьба», 1901). Считая крестьян единственным общественным слоем, на который
сможет опереться дворянство в своей национально-освободительной борьбе,
Выспянский лакирует крестьян, увлекается их национальной архаической одеждой,
их говором, их вымышленным единением со шляхтой. Несмотря на всю критику шляхетского
безволия, Выспянский — трагический поэт неминуемого рока, и року он подчиняет
судьбы своей родины. Недаром Выспянский углублялся в греческую трагедию.
Результатом этого был ряд драматических произведений большой силы и мастерства.
В
русской части Польши «молодая Польша» развивалась по-другому. Здесь в связи с
надвигающейся русской революцией, в виду все более сильного пролетарского
движения, нельзя было отмахиваться от общественных проблем, культивировать
«искусство для искусства», углубляться в средневековье. Этим объясняется появление
на литературном поприще того крыла «молодой Польши», которое живо откликалось
на все общественно-политические события и проблемы, но вместе с близким ему ППС
защищало в действительности интересы буржуазии. Представители этого круга
«молодой Польши» были предтечами нынешних фашистских писателей и деятелей
Польши — пилсудчиков. К наиболее выдающимся писателям этой эпохи надо
причислить в первую очередь Стефана Жеромского , а из критиков — С. Т.
Бржозовского , одно время «властителя дум» польской радикальной молодежи.
Особое значение имело его выступление против Сенкевича. Бржозовский нанес удар
популярности этого писателя среди прогрессивно настроенных читателей. Как и
многие члены группы «молодой Польши», Бржозовский кончил утверждением всего
того, что отрицал: национализма и религии.
Жеромский
(1864—1925) пользовался громадным влиянием благодаря мастерству формы, хотя в
его языке много искусственной напыщенности, специфического выпячивания
романтического эротизма. Жеромский в творчестве своем проделал вместе с
польской буржуазией длинный путь от вершины ее расцвета до фашизма. Так, в
первых своих сочинениях Жеромский выступает против некоторых остатков
феодализма в хозяйственной жизни страны и психологии людей, против остатков
внеэкономического принуждения, против издевательства над крестьянами
(«Забытье»), против ярко выраженных форм эксплоатации («Бездомные люди»). В
романе «Пепел» из эпохи Наполеоновских войн Жеромский выступает против
крепостничества, за хозяйство, построенное на капиталистических началах. Уже в
своих первых произведениях он выступает как защитник «культурного»
помещика-капиталиста и «культурного» фабриканта. Его критика польской
отсталости вводила в заблуждение даже многих представителей пролетариата, которые
принимали ее за критику с революционных позиций. По мере развития
революционного движения Жеромский становится все больше и больше на точку
зрения, враждебную пролетариату и революционному крестьянству. Величайшее
историческое событие — Октябрьская революция — осталось недоступным пониманию
этого самого выдающегося писателя «молодой Польши», идейного друга
социал-фашистов. После Октябрьской революции он написал вульгарную
антибольшевистскую мелодраму «Стану белее снега». В последних своих
произведениях Жеромский воспевает империалистическую Польшу как
«освободительницу народов». Последний роман Жеромского «Канун весны» (1925)
является провозвестником фашистского переворота Пилсудского 1926. Герой этого
романа идет во главе безработных на Бельведер с лозунгами морального
возрождения, «санации», с теми самыми лозунгами, с которыми пришел к власти
Пилсудский.
Польская литература после 1918
1918
год, год превращения Польши в отдельное государство, был и годом перелома в П.
л., началом оживления в ней после периода войны, во время которой в Польше
замерло художественное творчество. Перед преобладающей частью польской литературы
— ее буржуазной частью — после 1918 стояли две задачи: способствовать
консолидации независимого польского государства и идейному разоружению
польского пролетариата. Для той и другой цели вся буржуазная П. л. широко
использует национализм. Она спекулирует на национальных чувствах своих
читателей, в которых еще живы воспоминания о гнете царизма, чтобы направить их
против отечества трудящихся — СССР.
Национализм,
великодержавный шовинизм характерны и для литературы пилсудчиковского фашизма,
и для литературы «эндеции», народовой демократии, и для литературы ППС, которая
принимала столь деятельное участие и в укреплении власти буржуазии в 1918, и в
контрреволюционной войне 1920, и в фашистском перевороте 1926.
Буржуазная
П. л. старательно скрывает решающую роль пролетарской революции в России для
возникновения независимой Польши и борьбу большевиков, возглавляемую Лениным и
Сталиным, за самоопределение вплоть до отделения всех угнетаемых царизмом
народов. Поддерживая и обосновывая экспансию польского империализма, польская
буржуазная литература сознательно замалчивает тот факт громадного значения, что
после 1918 буржуазная Польша из угнетаемой стала угнетающей (она насчитывает
около 40% национальных меньшинств, являющихся в Польше гражданами «второго
сорта»).
Великодержавные
тенденции в П. л. получили особенно заостренное выражение после 1926 — после
прихода к власти пилсудчиковского фашизма.
В
1917 родилась группа «Скамандер». Независимость буржуазной Польши нашла в ней
своего герольда. Характернейшей чертой этой группы является боевой
империалистический тон. Она отражает умонастроения польской буржуазии, которая
приходит к власти. Одновременно в творчестве поэтов «Скамандра» звучат нотки
радикализма («Черная весна» А. Слонимского), появившиеся под давлением высокой
волны рабочего движения. Эти якобы антибуржуазные установки, мнимые симпатии к
пролетариату были неразрывно связаны с мелкобуржуазной декламацией об «общечеловеческом».
К
группе «Скамандер» принадлежали: крупнейший польский поэт Юлиян Тувим (р. 1894),
Слонимский, Ивашкевич (р. 1894), Лехонь (р. 1899), Ст. Балинский (р. 1898).
Скамандриты организуют свой так наз. «Варшавский кукольный театр» («Шопка
варшавска»). Этот театр политической сатиры вел среди польской интеллигенции
массовую пропаганду тех установок, которые лежали в основе социальной демагогии
пилсудчины, совершившей фашистский переворот в 1926. После фашистского
переворота постепенно политика в «Скамандре» атрофируется, превращается в
похабщину, антисемитский анекдот, полупорнографию. «Скамандер» становится
поставщиком «чтива» и зрелищ для буржуазии и мелкобуржуазной верхушки. Органом
«Скамандра» являлась также еженедельная газ. «Вядомосци литерацки», выходящая
по сегодняшний день. Антикоммунистическая установка ее характерна не только для
фельетонов Слонимского, автора клеветнической книги об СССР, но и для всей
линии журнала. Уже несколько лет как этот журнал польской буржуазной
интеллигенции ведет так наз. кампанию «по снятию бронзы». Это значит, что до
сих пор из классиков П. л. делали памятники, бронзу, нечто бесспорное, почти
что святое. «Вядомосци литерацки» в лице гл. обр. Боя «разбивают бронзу». Эта
ревизия истории — работа в пользу сегодняшнего дня, в пользу фашизма. Следует
также отметить антиклерикальную кампанию «Вядомосци литерацки» в защиту
гражданских браков и разводов. Эта кампания отражает недовольство, растущее
среди радикализирующейся польской мелкой буржуазии, всевластием католической церкви,
в которой сильны влияния народовой демократии.
Ведущую
роль в послевоенной П. л. играл Жеромский (Реймонт, Каспрович, Пшибышевский —
писатели «молодой Польши» — потеряли влияние еще перед своей смертью).
Жеромский в 1920—1921 открыто выступал в защиту захватнических планов польского
империализма. Этот писатель принадлежал к поколению, которое уже пережило две
революции — революцию 1905 в Польше и 1917. Опыт и противоречия социальной
действительности, раздирающие буржуазную независимую Польшу, явились базой для
одного из характернейших польских романов, для «Кануна весны» Жеромского. Его
тема — это польский коммунизм. Его выводом является предостережение польской
буржуазии против грядущей революции. Но предостерегая буржуазию, Жеромский
одновременно успокаивает ее — опасность не так велика. Такие революционеры, как
герои «Кануна весны», никогда не победят. При всей своей внешней
революционности они не способны к борьбе. Основная концепция автора — эти не
победят, а если и победят, то это будет победа поражения. В том же самом
«Кануне весны» дано описание Октябрьской революции, которая ужасает Жеромского.
Его вывод: революция в Польше была бы такой же страшной. Победа революции в
Польше — это для Жеромского поражение человечества.
Первый
крупный фашистский роман в П. л. — «Черные крылья» Каден-Бандровского (р. 1885,
см.). Дусь, коммунист, герой «Черных крыльев», — это младший брат коммуниста
Барыки, героя «Кануна весны». Нельзя теперь в Польше написать большого
социального романа, не говоря о коммунизме, не говоря о коммунистах, —
буржуазный маневр заключается в том, что, изображая коммунистов, дают их
настолько выхолощенными, что проблема революции, проблема грядущей диктатуры
пролетариата снимается. Фашистский писатель обращается к острым и существенным
моментам социальной действительности, но изображает ее в искаженных
соотношениях. Время замалчивания прошло, и новой тактикой является ложь через
частичный показ правды. В «Черных крыльях» автор обнаружил некоторую
дальновидность. В них напр. за несколько лет перед так наз. борьбой с
заграничным ростовщическим капиталом в Польше уже была намечена в основном эта
идея. Взамен ростовщического иностранного капитала Каден-Бандровский выдвигает
«честных» польских капиталистов с «чистыми» руками. Это значит, что когда
польский капитал придет к власти (как будто бы он не был у власти в Польше),
тогда настанет рай на земле («санация» — оздоровление). Это утверждение
аналогично демагогии национал-социалистов, выступающих против «еврейского
капитала». Каден-Бандровский резко атакует народовую демократию, крестьянские и
социалистическую партии, уже тогда отражая тенденции фашизма к созданию единой
монопольной партии в Польше.
Фашизм
делает все возможное, чтобы расширить свои кадры. Организуется Академия
польской литературы. В нее втягиваются все маститые польские писатели:
Серошевский — экс-социалист, Каден-Бандровский — закоренелый враг коммунизма,
Иржиковский — сотрудник «Работника», органа польской соц.-дем., народовый
демократ граф Ростворовский. Фашисты постарались придать этой организации
характер представительства всех творческих сил народа. Академия ведет политику
польского фашизма на литературном фронте — политику развращения, подкупа литературных
кадров. Задача эта облегчается чрезвычайно тяжелым материальным положением
польского писателя. Тиражи в Польше минимальные. Большим тиражом романа
считается 2 000 экз. Фашизм всячески использует эти обстоятельства. Он вводит
систему литературных конкурсов, гарантирующую высокие гонорары за приемлемые с
точки зрения фашизма романы, за театральные пьесы. (Драма — это самое узкое
место П. л.; театры, монополизированные фашистским государством, работают на
холостом ходу, главным образом давая переводный репертуар. Советские пьесы
перерабатываются режиссурой и цензурой до контрреволюционного извращения их
смысла. Единственным драматургом покрупнее является академик Ростворовский).
Но, как и в Германии, «поощрения» не могут вызвать к жизни полноценную
литературу, на фашистской политической основе искусство может только деградировать.
По
отношению к старшему поколению писателей поощрения выражаются в ежегодных
наградах со стороны государства и муниципалитетов. Старшее литературное
поколение потеряло теперь значительную долю своего влияния. Это относится в
одинаковой степени и к буржуазной и к соц.-дем. литературе. Официальными
писателями польской соц.-дем. являются Струг и Иржиковский. Их творчество не
отличается от буржуазной П. л. ни по проблемам ни по тематике. Иржиковский (р.
1873), наиболее значительный соц.-дем. критик, связан с официальными
фашистскими кругами литературной Польши (Академия); «оппозиционер» Струг,
«демократ», соц.-дем. сенатор, в своих романах прячется от действительности,
где все более крепнет революционное движение пролетариата и борьба широких масс
соц.-дем. рабочих, идущих единым фронтом с коммунистическими рабочими к
решающим боям с фашизмом. Старшее поколение соц.-дем. литературы уходит в свое
прошлое или переходит к фашизму. На арену выходят новые молодые писатели. В
польской литературе намечается сейчас огромного значения исторический сдвиг.
Происходит ускоренная классовая диференциация, меняется расстановка классовых
сил, обостряется обнищание города и деревни, растет все более активная борьба
нищающих, экономически задавленных широких народных масс города и деревни
против фашизма и войны, против ликвидации демократических завоеваний.
Националистические легенды об единстве «интересов нации», теории надклассовости
буржуазного государства ясно обнаруживают свою несостоятельность.
Фашизирующаяся
группа «молодых» невелика. Но очень характерно то, что она показывает так наз.
«язвы». Писатели этого толка очень радикальны на словах и в своей тематике, но
вовсе не в своих идейных выводах. Литература этих «молодых» проникнута глубоким
пессимизмом, неверием в силы собственного класса, безвыходностью,
упадочничеством. Так, Я. Курек показывает сегодняшнюю деревню с ее ужасающей
нищетой. Установка Курека на то, что иначе быть но может, страдания неизбежны.
Рудницкий в «Солдатах» показывает фашистскую казарму, где все офицеры — ангелы.
Рудницкий пытается доказать себе и читателю, что солдаты — пассивная масса, не
способная на какой-либо организованный протест, что это страждущее «пушечное
мясо», которое по первому сигналу пойдет на новую бойню войны.
Гораздо
многочисленнее группа мелкобуржуазных писателей, выражающих ужас, безвыходность
мелкой буржуазии, которая уже теряет иллюзии относительно возможностей
капиталистического строя, но не способна еще осознать свою позицию в классовой
борьбе. Это группа «Предместье» с Богушевской и Корнацким во главе.
Революционное
брожение среди соц.-дем. рабочих, принимающее все более массовые формы единого
фронта с коммунистами, отразил роман соц.-дем. Ванды Василевской «Лицо дня». В
романе поставлена проблема революции (правда, отягченная мелкобуржуазным,
стихийническим ее пониманием), и в признании революции — сила и возможность
дальнейшего развития Василевской.
Недавно
состоялся конгресс польских крестьянских писателей, который вынес революционную
резолюцию. Это — писатели, еще не оформившиеся. Нельзя здесь еще говорить о
глубоко обоснованной идеологической базе, но есть все объективные данные к
тому, чтобы из этой группы вышло крупное ядро революционных крестьянских
писателей, которые пойдут нога в ногу с польской революционной литературой.
Революционное крыло польской литературы развивалось главным образом по линии
поэзии, дав таких крупных поэтов, как Бруно Ясенский (р. 1901), Владислав
Броневский, Станислав Ричард Стандэ, известных советскому читателю по
переводам. Революционная проза развивалась по линии очерка, репортажа.
Революционный роман — достижение лишь последних годов.
Первым
революционным польским романом является книга Леона Кручковского «Кордиан и
Хам». Это — роман о восстании 1830; роман исторический, но в Польше остатки
феодализма еще так сильны, что рабочая и радикальная мелкобуржуазная публика
восприняла его как роман актуальный, трактующий о сегодняшнем дне. Следующий
роман Кручковского «Павлиньи перья», темой которого является расслоение
польской деревни перед империалистической войной 1914—1918, не связывает
движения крестьянской бедноты с рабочим движением. В этом главный недостаток
романа, тем не менее он является серьезным вкладом в современную польскую
литературу.
Первым
романом о сегодняшней действительности Польши был в революционной П. л. роман
Генриха Држевецкого о борьбе рабочих с «эксмиссиями» — выселениями: жилищный
вопрос — один из самых наболевших в Польше.
Революционная
литература группирует большой молодняк — поэтов, прозаиков и критиков. К ней
присоединяется все честное в П. л., которому ненавистен фашистский гнет.
Намечается в литературе единый фронт всех антифашистов. Несмотря на все потуги
фашизма, на его усилия разбить революционное крыло П. л., несмотря на его
политику коррупции и на террор охранки, революционная П. л. крепнет, растет
количественно и качественно, растет, оплодотворенная могучей идеей коммунизма.
Список литературы
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://feb-web.ru
|
