Реферат: Философия Канта

Несколько лет спустя Кант в работе «Критика практического разума» показал, что развитая личность нуждается только в знании, а не в опеке знания,  ибо относительно «цели» и «смысла» она  уже обладает внутренним ориентиром -  »моральном законом в нас».

Обосновывая нравственную самостоятельность человека, Кант решительно отметает вульгарный  постулат  о непременной «целесообразности» («практичности») человеческого поведения. В произведениях  самого Канта понятие «практический» имеет особый смысл, глубоко  отличный  от  того,  который  обычно  вкладывается  в   слова «практика» и   «практицизм».   Под   «практическим  действием»  Кант подразумевает не производящую  деятельность,  всегда  имеющую  в  виду некоторый целесообразный результат,  а просто  поступок,   то есть любое событие,  вытекающее из человеческого  решения  и  умысла.  Это  такое проявление  человеческой  активности,  которое  вовсе не обязано имеет некоторое «положительное»,  предметное завершение (скажем,  возведение

здания, получение новой формулы, написание книги и т.д.) «Практическое действие»  в  кантовском  смысле  может   состоять   и   в   отрицании практического действия в обычном смысле (например, в отказе стоить дом известного назначения или писать книгу известного содержания).

Человек совершает  поступок  и  тогда,  когда  он  уклоняется  от  какого-либо действия, остается в стороне. Примеры подобного самоотстранения подчас вызывают  не  меньше  восхищение,  чем  образцы  самого  вдохновенного творчества и самого усердного труда.  Люди прославляли себя не  только произведениями рук и ума,  но и стойкостью, с которой они отказывались от  недостойного  предприятия,  отказывались  даже  тогда,  когда  оно выглядело увлекательным и соблазняло обилием творческих задач.

Многие вещи, любил повторять Кант, способны возбудить удивление и восхищение, но подлинное  уважение  вызывает лишь человек, не изменивший чувству должного, иными словами, тот, для кого  существует невозможное: кто не делает того, чего нельзя делать, и избирает себя для того, чего нельзя не делать.

Отказ и  личная  стойкость  могут присутствовать и в практическом действии в обычном смысле  слова.  Творческая  деятельность  сплошь  и рядом включает их  в  качестве  самоограничения  ради  сознательно выбранного  призвания. Однако окончательный   предметный   продукт творчества нередко скрывает   от   нас,  что  он  был  результатом человеческого поступка,  личного  выбора,  который  означал  отказ  от чего-то  другого,  лишение,  внутренний запрет;  на первый план в этом продукте выступает игра способностей,  усердие,  выносливость и т.д. В фактах  отречения  от  действия  структура  поступка  в его отличии от простого делания выявления выявляется гораздо нагляднее.

Своеобразие второй  «Критики»  Канта с самого начала определялось тем,  что  «практическое  действие»  категорически  и  бескомпромиссно противопоставлялось    в   ней   благоразумно-практическому   действию (действию, ориентированному на успех, на счастье, на выживание,  на эмпирическую целесообразность  и  т.д.) и  иллюстрировалось  именно примерами   уклонения от  недостойного дела.

Соответственно интеллектуальная  способность, на   которую   опирается   «чистое практическое действие», оказалась глубоко   отличной   от   того интеллектуального орудия, которым пользуется «практик». Если последний полагается на «теоретический разум» как  на  средство   исчисления целесообразности  или  успеха, то  субъект  «практического  действия» исходит   из   показаний   разума,   непосредственно    усматривающего безусловную  невозможность  определенных  решений  и вытекающих из них событий.

Отсюда следовал важный вывод о независимости структуры подлинного человеческого поступка от состояния  способности  человека  познавать.  Человек  оставался  бы верен своему долгу (своему сознанию безусловной невозможности совершать - или не совершать -  определенные  поступки), даже если бы он вообще ничего не мог знать об объективных перспективах развертывания своей жизненной ситуации.

За царством  неопределенностей  и альтернатив,  в которое вводила «Критика чистого разума»,  открывалось царство ясности  и  простоты  - самодавлеющий мир  личного убеждения . «Критическая философия» требовала осознания  ограниченности  человеческого  знания  (а  оно  ограниченно научно   достоверным   знанием),  чтобы  освободить  место  для  чисто моральной  ориентации,  для   доверия   к   безусловным   нравственным очевидностям.

Сам Кант,  однако,   формулировал   основное   содержание   своей философии несколько иначе. «Я должен был устранить знание, - писал он, - чтобы получить место для веры».

На мой   взгляд,   этот  часто  упоминаемый  афоризм  из  второго предисловия к  «Критике  чистого  разума»  представляет  собой  пример лаконичного, но неадекватного философского самоотчета. Во-первых, Кант на деле не претендовал на «устранение знания».  Во-вторых,  он был  бы гораздо  ближе  к  объективному содержанию своего собственного учения, если бы говорил не о вере,  а о  нравственном  убеждении,  о  сознании ответственности и необходимости морального решения.

Почему же Кант не сделал этого;  случайно ли  то  обстоятельство, что   в   итоговой   формулировке  сущности  «критической  философии», получившей значение своеобразного  пароля  кантианства,  понятие  веры заместило понятие нравственности?

Глава 4. Вера и нравственность 

В учении  Канта нет места  вере,  замещающей знание,   восполняющей его недостаточность в системе человеческой ориентации, и в этом смысле Кант  является  противником  фидеизма. Он подвергает критике все виды веры,  проистекающие из потребности  уменьшить  неопределенность окружающего  мира  и  снять  ощущение негарантированности человеческой жизни.  Тем самым Кант - вольно или невольно - вступает в  конфликт  с теологией   (как   современной   ему,   так  и  будущей),  а  также  с нерелигиозными формами слепой веры.

Кант был искренним  христианином, непримиримо относившимся  к атеизму.  И в то же время он без всяких оговорок должен  быть  призван одним  из  критиков и разрушителей религиозного мировоззрения. Кант разрушал религию не  как  противник, а как  серьезный и искренний приверженец,  предъявивший  религиозному сознанию непосильные для него нравственные требования, выступивший со страстной защитой такого бога, вера  в  которого  не ограничивала бы свободу человека и не отнимала у него его моральное достоинство.

Кант обращает пристальное внимание на тот факт, что вера, как она в огромном  большинстве  случаев обнаруживала  себя в истории -  в суевериях, в религиозных (вероисповедных) движениях, в  слепом повиновении пророкам и вождям, - представляет  собой иррационалистический вариант  расчетливости.  Внутренняя убежденность фидеиста на проверку всегда оказывается малодушной верой в откровение (в то, что кто-то и где-то обладает или обладал разумом, превосходящим действительные  возможности   разума).   Вера фанатиков, юродивых, авторитаристов безусловным образом исключается как «Критикой чистого», так и «Критикой практического разума»: первой - потому, что она (вера) представляет собой ставку  на  «сверхразумность»  неких  избранных представителей человеческого рода (попытку найти в чужом опыте то, что вообще  не  может  быть  дано  в  опыте);  второй  -  потому,  что она обеспечивает индивиду возможность бегства от безусловнного нравственного решения.

Вместе с тем Кант сохраняет категорию «веры»  в  своем  учении  и пытается установить ее новое, собственно  философское  понимание, отличное от того, которое она имела в теологии, с одной стороны, и в исторической  психологии - с другой.  Кант писал,  что в основе трех основных его сочинений лежат три коренных вопроса:»Что я могу  знать?» («Критика чистого   разума»),   «Что  я  должен  делать?»  («Критика практического разума»),  и «На что  я  смею  надеяться?»  («Религия  в пределах  только  разума»).  Третий  из этих вопросов точно очерчивает проблему веры,  как она стояла внутри самой кантовской философии. Кант поступил бы последовательно,  если бы вообще исключил категорию «вера» из своего учения и поставил на ее место понятие «надежда».

Последняя отличается от веры  тем,  что она никогда не является внутренним одушевлением, предшествующим действию и определяющим выбор.

Там,  где  надежда  становится  источником  практических решений,  она является либо упованием, либо слепой уверенностью, незаконно поставленной на место сугубо вероятностного   знания.  Надежды простительны,  поскольку речь идет об утешении,  но, как побудительные силы поступков,  они требуют настороженного и критического отношения к себе.

Три коренных вопроса, с помощью   которых  Кант  расчленяет содержание своей  философии, имеют   обязательную   (необратимую) последовательность. Необходимой предпосылкой сознательной ориентации в мире является, по Канту, не только честная постановка каждого из этих вопросов,  но  и  сам  порядок,  в  котором  они ставятся.  Задаваться проблемой «что я должен делать?» правомерно лишь тогда,  когда найдешь сколько-нибудь  убедительный ответ на вопрос «что я могу знать?»,  ибо без   понимания границ достоверного  знания нельзя  оценить самостоятельное  знание  долженствования  и безусловного нравственного выбора.  Еще  более  серьезной  ошибкой  (своего  рода  «проступком  в ориентации»)  будет  превращение  ответа  на  вопрос  «на  что  я смею надеяться?» в условие для решения проблемы «что я должен делать?»,  то есть попытка предпослать веру долгу.

Это решающий пункт в  кантовском  (философском)  понимании  веры.

Объект  веры  (будь то бог или,  скажем,  смысл истории) не может быть объектом расчета, неким ориентиром, но которому индивид мог бы заранее выверить свои поступки. В практическом действии человек обязан целиком положиться на присутствующее в нем самом сознание «морального закона».  Вера  как   условие  индивидуального выбора портит чистоту нравственного мотива - на этом Кант настаивает категорически;  если она имеет  право на  существование,  то  лишь  в  качестве  утешительного умонастроения человека,  уже принявшего решение  на свой страх и риск.

Потребность в  подлинной  вере  возникает,  согласно Канту,  не в момент выбора,  а после того,  как он сделан,  когда ставится вопрос - имеет  ли  шансы  на  успех  (на  утверждение  в  будущем)  та максима поведения,  которой следовали безусловным образом, то есть не думая об успехе.

Постулаты религии (вера в существование бога и личное бессмертие) и нужны кантовскому субъекту не для того,  чтобы стать  нравственным  (в этом они могут только повредить),  а для того,  чтобы  сознавать  себя нравственного эффективным. Сам Кант чувствует,  однако, что это различение в психологическом смысле  трудновыполнимо.  Вера  в  существование  бога и вера в личное бессмертие,  поскольку  они  неотделимы  от   ощущения   божественного всемогущества,   выходят  за  границы,  в  которые  вводит  их  чистое практическое  постулирование.  Вместо  того  чтобы   утешиться   верой (пользоваться ею только как надеждой),  индивид невольно превращает ее в  обоснование  своих  решений:  начинает  чувствовать  себя  солдатом священной  армии,  вселенский  успех который гарантирован провидением; превращается  в  религиозного   подвижника,   слепо   полагающего   на непременно благоприятный исход борьбы добра со злом и т.д.

     Оценка религиозных  надежд   праведника   оказывается   у   Канта двусмысленной:   трудно   установить,   считает   ли  он  эти  надежды обязательными или только простительными  для  нравственного  человека; видит в них источник моральной стойкости или,  наоборот,  костыль,  на которой  люди  вынуждены  опереться   из-за   своей   слабости.   Этой двусмысленности   очевидным  образом  противостоит  категоричность,  с которой Кант отвергает первичность  веры  по  отношению  к  моральному решению.  «Нам  все-таки  кажется,  -  писал  он еще в «докритический» период,  - что...более соответствует человеческой  природе  и  чистоте нравов  основывать  ожидание будущего мира на ощущениях добродетельной души,  чем наоборот,  доброе поведение на надеждах о другом  мире».  В «Критике  практического  разума»  эта  мысль  отольется  в  лаконичную формулу: «Религия основывается на морали, а не мораль на религии».

Философия Канта выявляет удивительный факт: расчетливо-осмотрительный индивид и индивид. Исповедующий богооткровенную  веру,  -  это  по  сути дела,  один и тот же субъект.

Благоразумие  превращается  в  суеверие  всюду,  где  оно   испытывает недостаточность    знания.   Именно   в   этих   условиях   обнажается неспособность расчетливо-осмотрительного человека вынести  собственную свободу,  то  малодушие и самоуничижение,  которое издревле составляло естественную почву всякой «богослужебной религии».

Суть кантовской   философии   религии  можно  передать  следующей краткой формулой:  богу угодна нравственная самостоятельность людей, и только она одна,  ему претит любое проявление малодушия, униженности и льстивости;  соответственно подлинно верует лишь  тот,  кто  не  имеет страха перед богом, никогда не роняет перед ним свое достоинство и не перекладывает на него свои моральные решения.

Желал того Кант или не желал,  но эта идея разъедала существующую религию,  подобно  кислоте. Она  ставила  верующего  человека   перед критическим вопросом, который слабо мерцал во многих ересях: к тому же собственно я  обращаюсь,  когда  страшусь,  колеблюсь,  ищу  указаний, вымаливаю,   заискиваю,  торгуюсь?  К  кому  обращались  и  обращаются миллионы людей, мольба которых есть вопль бессилия?

Если богу  угодны  духовная  слабость,  малодушие  и  униженность (именно те состояния, в которых обычно пребывают люди, полагающие, что они общаются с ним),  то не угодно ли все это «князю тьмы»? А раз так, то (вопрос,  некогда брошенный Лютером по адресу католической  церкви) не  градом  ли  дьявола  являются храмы,  в которых всякий пребывает в страхе, стыде и беспомощном заискивании?

Сам Кант  не формулировал альтернативу с такой резкостью.  Однако он достаточно определенно говорил  о  том,  что  все  известные  формы религии  (в  том  числе  и христианство) являлись идолослужением в той мере в какой они  допускали  человеческую  униженность  и  льстивость, индульгентное  понимание  божьей  милости и утешительную ложь,  веру в чудеса и богослужебные жертвы.

Кант столкнул  религию  и  теологию  с  глубочайшими  внутренними противоречиями религиозного сознания.  Тем самым он поставил не только религию  и  теологию,  но  и самого себя,  как религиозного мыслителя, перед   неразрешимыми   трудностями. Основной   вопрос,    смущавший религиозную совесть Канта,  состоял в следующем: не является ли вера в бога  соблазном  на  пути  к  полной  нравственной   самостоятельности человека?

Ведь как существо всесильное бог не может не искушать верующих  к исканию его милостей.

Как существо всезнающее бог  не  может  не  искушать  верующих  к исканию его милостей.

Как существо всезнающее бог совращает к  мольбам  о  подсказке  и руководстве  там,  где  человек обязан принять свободное решение перед лицом неопределенности.

Как перманентный  творец  мира  он  оставляет верующим надежду на чудесное изменение любых обстоятельств.

Высшим проявлением нравственной силы человека является стоическое мужество в ситуации,  безвыходность которой он  осознал  («борьба  без надежды на успех»).  Но для верующего эта позиция оказывается попросту недоступной,  ибо он не может не надеяться на  то,  что  бог  способен допустить и невероятное. Сама вера исключает для него возможность того ригористического поведения и внутренней чистоты  мотива,  для  которых нет препятствий у неверующего.

Как отмечалось  выше,  философски  понятная   вера,   по   Канту, отличается от вульгарной, богооткровенной веры как надежда от упования и слепой уверенности.  Но бог как бы не  изображался  он  в  различных системах  религии  и теологии,  всегда имеет такую власть над будущим, что на него нельзя просто надеяться.  Он обрекает именно на  упования, на   провиденциалистский  оптимизм,  в  атмосфере  которого  подлинная нравственность не может ни развиваться, ни существовать.     

Существеннейшей характеристикой  морального  действия Кант считал  бескорыстие.   Но чтобы бескорыстие родилось на свет,  где-то в истории должна  была  иметь  место  ситуация,  для  участников  которой всякая корысть,  всякая ставка на выгодность и успешность действия сделала бы насквозь проблематичной и даже невозможной.

Заключение

Исследуя творчество И. Канта я пришел к выводу, что подтверждает Асмус, формирование философских воззрений Канта проходило постепенно, поэтому его ранние взгляды отличаются от поздних, иногда даже полностью пересматриваются, и, как отмечает Асмус: "Кант не был кантианцем в такой мере, в какой его изображают новейшие почитатели".

Вообще, положительная ценность философии Канта в том, что он впервые в истории немецкого идеализма восстановил диалектику, разработал сам некоторые ее вопросы и своими работами сообщил сильный толчок к ее дальнейшему развитию.

Его работа "Критика способности суждения" занимает промежуточное звено в общей философии Канта, и, как говорил философ: "Критика способности суждения является связующим звеном обеих частей философии "Критика чистого разума" и "Критика практического разума". Эта книга поразила умы современников.

Эта система взглядов полностью отвечает и соответствует развитию наук того времени. Некоторые выводы были сделаны Кантом благодаря его гениальности и намного опередили время.

Многие мыслители обращали внимание на философию Канта как с точки зрения ее ценности, так и с критическими замечаниями. Маркс, Энгельс и Ленин дали глубокий анализ социально-классовой основы философской системы Канта. Вся концепция Канта направлена на человека, его связь с природой, изучение человеческих возможностей и справедливо отметил Фридрих Шиллер: "О смертном человеке пока еще никто не сказал более высоких слов, чем Кант, что и составляет содержание всей его философии - "определи себя сам". Эта великая идея самоопределения светит нам, отражаясь в тех явлениях природы, которые мы называем красотой".

Одно из основных противоречий кантовской  философии состояло  в том, что в ней достаточно ясно осознавалась генетическая связь между бескорыстием и девальвацией корысти в критических ситуациях и в то  же время предполагалось, что мораль могла возникнуть из религии и внутри религии (вопрос о происхождении  морали  был  тождествен  для  Канта развитие христианства из иудаизма).

Но мораль не могла созреть  внутри религии именно потому,  что религия маскирует отчаянность критических  ситуаций,  ограждает  своих приверженцев от  столкновений  с  «ничто», с  «миром  без будущего».  Застраховывая от  отчаяния, она застраховывает и   от   кризиса расчетливости.

При всех своих противоречиях моральная концепция Канта в основных ее разделах более всего созвучна этике стоицизма. На первый взгляд это может показаться странным. В самом деле, откуда бы взяться стоическим настроением  в самом конце XVIII столетия,  в эпоху ожиданий и надежд, предреволюционного оживления и веры в торжество разума?

Основные произведения  Канта,  в  которых  изложены его моральное учение, - «Критика практического разума» и «Религия в пределах только разума» -  появились  соответственно  в  788 и 793 гг.  между этими временными отметками лежала Великая французская революция.

Этическое учение    Канта    проникнуто   ощущением   трагичности революции,  выступившим сперва как предчувствие,  а потом как  горькое сознание  о  происходящем и  совершившимся.  В то же время кантовская философия  не  только далека  от   пессимизма,   овладевшего   после якобинского  террора  и  термидора  теми,  кто был одушевлен надеждами Просвещения,  но и прямо враждебна этому пессимизму.  Подлинный  пафос кантовской  этики  - пафос стоической личной верности просветительским идеалам верности даже вопреки истории,  которая  их  дискредитировала.  Посрамлены  были  не сами идеи личной независимости,  справедливости и достоинства человека,   а   лишь   надежды    построить    общество, основывающееся на этих идеях.

После поражения  революции  сохранять  верность  просветительским идеалам  можно  было,  лишь  решительно  отвергая  утопизм  и  наивный прогрессизм,  с которым они были слиты в идеологии XVIII века.  Именно это  и определило отношение Канта к философской проповеди Просвещения.

Он  стремится  показать,  что  как  откровение   самого   разума   она неоспорима; ее  непреложную  обязательность  для  всякого  разумного существа не может отменить никакой общественный опыт,  никакие  «уроки истории». Вместе   с   тем   Кант   решительно   выступает   против натуралистически-прогрессистского  духа  просветительской   идеологии, против свойственной  ей  веры  в  скорое  торжество  разума,  против изображения идеального состояния общества  в  качестве  некой  скрытой «природы людей», которой «суждено» одержать верх    над несоответствующими   ей   формами   общежития, против изображения обязанностей   индивида  в  качестве  его  «разумных  потребностей», моральных требований - в качестве «подлинных интересов» и т.д.

Вместе с тем кантовская критика прогрессизма с самого начала была ослаблена  его   провиденциалистским   представлением  о   том,   что человеческое сообщество в бесконечно далеком будущем (вероятнее всего, уже «за пределами земной истории»)  достигнет  при  содействии  творца состояния «морального миропорядка».

Либеральное кантианство второй половины XIX века,  стремившееся к тому,  чтобы  придать  этике  Канта  «безусловно  светский  характер», поставило во главу угла именно то,  что было наиболее тесно связано  с его религиозным образом мышления, - упование на царство справедливости в финале истории.  Этика Канта стала называться концепцией «бесконечно удаленного   социального   идеала»,   делающей   ставку  на  временную беспредельность   человеческого   бытия.   «Научная»   и    «светская» интерпретация кантовского морального учения обернулась, иными словами, научным и светским перетолкованием постулата о бессмертии души.

Мне кажется,  что главным в кантовской философии является как раз противоположная  установка   -   стремление   (пусть   не   до   конца осуществленное)   различить    должное    (безусловно-обязательное   для личности) и  долженствующее иметь место  в  будущем   (особое  измерение сущего).

В этом смысле понимаемое морального  действия  исключительно  как действия  во  имя  будущего  (самоограничение  в настоящий момент ради выгоды в перспективе,  несправедливости сегодня во имя  справедливости завтра,  попрание  личного  достоинства в интересах будущего,  где оно будет уважаться) есть,  с точки зрения Канта,  моральность в  границах расчетливости и корысти.  Он искал такую этическую концепцию,  которая приводила бы к одному знаменателю и циничный  практицизм,  далекий  от всякой внутренней ориентации на идеал, и прогрессистский фанатизм. Эта двуединая критико-полемическая  направленность  объясняет  своеобразие кантовской    моральной   доктрины,   связывающей   антиисторицистскую стоическую преданность безусловному и пафос бескорыстия, идею верности нравственному закону и идею духовной автономии личности.

Список использованной литературы

1. Кант И. Трактаты и письма /Вступит. ст. А.В. Гулыги / - М.: Наука, 1980. 709 с. / Памятники философ. мысли/.

2. Абрамян Л.А. Главный труд Канта: К 200-летию выхода в свет "Критики чистого разума" - Ереван: Айастан, 1981, 66 с.

3. Баскин Ю.Я. Кант. - М:. Юрид. лит., 1984. - 88 с. 4. Бахтомин Н.К. Теория научного знания Иммануила Канта: Опыт совр. прочтения "Критики чистого разума". М.: Наука, 1986, 205 с.

5. Гринишин Д.М., Корнилов С.В. Иммануил Кант: ученый, философ, гуманист. - Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1984, 150 с.

6. Гулыга А.В. Кант. 2-е изд. - М.: Мол. гвардия, 1981, 303 с. /"Жизнь замечательных людей"/.

7. "Критика чистого разума" Канта и современность, Б.А. Штейнберг, Т.И. Ойзерман, М. Бур и др.; АН Латв. ССР, Ин-т философии и права. - Рига, Зинатне, 1984, 286 с.

8. Философия Канта: Современ. исслед. и дискусс.: к 200-летию "Критики чистого разума" / Ин-т философии АН СССР, М.: 1983, 123 с.

9. Философия Канта и современный идеализм, И.С. Андреева, И.И. Ремезова, Л.А. Боброва и др.; Отв. ред. И.С. Андреева, Б.Т. Григорьян; АН СССР, ИНИОН, М.: Наука, 1987, 269 с.

10. И. Кант "Критика способности суждения", Изд. "Мысль", М.,1966.

11. И. Кант Сочинения в шести томах, т.5, стр. 201-377.  12. В.Ф. Асмус, Проблема целесообразности в учении Канта в органической природе и в эстетике. Вступит. статья к соч. И. Канта в шести томах, т.5, стр. 5-65.

13. Философский словарь, изд. "Политическая литература", М., 1975.

14. В.Ф. Асмус, Избранные философские труды, изд. московского университета, 1971.

[1] Кант и. Соч.В 6 т. Т.3. С.598