Реферат: Двойственность Познания по Учению Св. Григория Паламы (Double Knowledge According to Gregory Palamas) 
Реферат: Двойственность Познания по Учению Св. Григория Паламы (Double Knowledge According to Gregory Palamas)
 MYRIOBIBLOS
THE ETEXT LIBRARY OF THE
CHURCH OF GREECE
Panayiotis Christou
Double Knowledge According to Gregory Palamas
Двойственность Познания по Учению Св. Григория Паламы
Θεολογικά
Μελετήματα 3,
Νηπτικά και
Ησυχαστικά,
Θεσσαλονίκη 1977
Перевод с английского
М.В. Чернышева.
Редактор перевода с
английского М.М. Кедрова.
Во время своего пребывания в Византии Варлаам
Калабриец, известный теолог и философ 14 века, принимал активное участие в
спорах по двум очень важным вопросам, а именно: об исхождении Св. Духа и об
исихии монахов. По первому вопросу он выступил против взгляда Римо-Католической
Церкви (на исхождение Св. Духа), а по второму вопросу – против исихастов. Так
как в обоих случаях он использовал гностические критерии, уравнивая философию с
богословием, то его высказывания вызвали резкий протест со стороны Григория
Паламы.
В этом споре доводы Паламы включали ряд двояких
различений, из которых особенно выделялось учение о двойственности познания. В
этом учении можно выделить три аспекта: отличие философии от богословия,
различие в самом богословии – двух путей познания Бога, и, наконец, различие
между богословием и видением Бога, или theoptia.
1.Философия и Богословие.
Отличие философии от богословия появилось в
результате возникшего в апостольские времена острого конфликта между
христианским учением и греческой философией. Время от времени этот конфликт
возникал вновь, и на протяжении всей эпохи Ренессанса он был основным во всей
сфере интеллектуальной жизни. Чем далее продвигались исследования гуманистов,
тем большая роль отводилась человеческому фактору в познании божественного;
следовательно, тем выше ценилась философия.
Варлаам, один из ранних представителей эпохи
Возрождения, пришел к выводам о тождестве целей, метода и достижений философии
и теологии, аргументируя доказательства тем, что всякое человеческое благо есть
дар божий, и поэтому философия и богословие равноценны[1].
Он обычно говорил, что, как не существует двух видов физического здоровья –
одно, данное Богом, и другое, поддерживаемое врачевателями, так же не
существует двух видов познания: одного – божественного происхождения и другого
– от человека, но есть только единое. Философия и богословие, как дары Бога,
равно достойны.
По этой аналогии греческие философы были
возвышены до уровня Моисея и пророков. И впоследствии эта тенденция
распространилась до такой степени, что такие личности, как Сократ, Платон,
Аристотель и другие мудрецы стали изображаться в иконографии Греческой
Православной Церкви. Варлаам утверждал, что «как речения мужей божественной
мудрости, пребывающей в них, так и светская философия устремлены к объекту,
единственному в своем роде, и, следовательно, имеют общую цель – обретение
истины, потому что истина, пребывающая в них во всех, - одна. Эта истина в
начале дана Богом апостолам; тем не менее нами эта истина обретается
посредством упорной работы и очищения. Исследования в области философии
естественно содействуют установлению истины, в начале данной Богом апостолам, и
очень помогают в постижении невещественных первооснов»[2].
То, что Варлаам активно отстаивал этот аргумент, еще не означает, что он был
философом-рационалистом. Развивая в дальнейшем эту мысль, он приходит к
выводам, близким к агностицизму. Действительно, он утверждал полную
неспособность человека в его природном состоянии постичь божественное, и,
подобно Платону и Пс.-Дионисию Ареопагиту, стремился к очищению и освобождению
от материального тела, чтобы достичь видения Бога в состоянии экстаза.
Палама, напротив, проводит четкое различие между
философией и богословием. Конечно, такое разделение не было единственным для того
времени. Учение аверроистов на Западе было отвергнуто и осуждено в 1277 году
потому, что среди других своих положений аверроисты утверждали то, что истинное
по учению философии может быть ложным по учению богословия и наоборот, как
будто могут существовать две различные противоречащие друг другу истины[3].
Как раз сейчас идет спор: какую позицию занимали аверроисты, и особенно Сигер
Брабантский (Siger de Brabant),
в том разделении, которое они сделали между мудростями, следующими в результате
логических умозаключений и истинами веры. Но очевидно, что у них уже было
определенное основание для такого разделения философии и богословия, которое
вновь появляется в философии Уильяма из Оккамы[4].
Очень маловероятно, чтобы Палама хоть что-либо
знал о взглядах этих западных теологов. Его исходные предпосылки и цели были
абсолютно иными. Когда он был вынужден взяться за эту тему, он обратился к
греческому (восточному) богословию и нашел достаточно обоснований для своей
позиции.
Св. Апостол Павел, обращаясь, в основном, к
ученым мужам Афин и Коринфа, мудрецам и совопросникам века сего, указывает на
непреодолимую пропасть между двумя видами философии: мудростию мира сего,
которая, как безумие, была отвергнута, и премудростию Бога, которая пребывает
извечно и дарует спасение[5].
Также и Св. Апостол Иаков охарактеризовывает мудрость мира сего как земную,
чувственную и бесовскую, но премудрость, сходящую свыше, он называет
исполненной добрыми плодами и чистоты[6].
Отношение этих двух апостолов продиктовано нуждами их миссии того времени и не
допускало существования какого-либо соотношения между двумя видами познания,
потому что в этой позиции полностью отвергалась ценность мудрости мира сего.
Естественно, что такое отношение к этой проблеме имело серьёзные последствия
для развития богословской мысли вплоть до конца второго века, а также, до
известной степени, оказывало влияние и в последующие времена. Примерно около
века безумной мудрости мира сего не уделялось никакого внимания.
У некоторых апологетов, вышедших из иной
исторически сложившейся среды и осуществляющих свою миссию в иных
обстоятельствах, было другое отношение к этому вопросу. Наше внимание по этому
вопросу особенно привлекает позиция Св. Климента Александрийского. Он понимал,
что изначальная истина является единственной, но впоследствии она была
расчленена философскими школами подобно тому, как был растерзан вакханками
несчастный Пенфей (Πενθεύς). Хотя некоторые
из школ утверждали, что обладают полнотой истины, в действительности они
обладали только некою частью её. Из этого следует, что в философии есть некая
своя ценность, но между нею и богословием существует фундаментальное различие,
так как философия имеет дело с именами, то есть с внешним покровом, тогда как
богословие должно заниматься атрибутами (свойствами), т.е. сущностями .
«Следовательно, так как существуют два вида истины, говорит он, один – в виде
имен, и другой – в сущностях вещей, то некоторые люди предпочитают иметь дело
с именами. Те, которые занимаются красноречием (красотой речи), – это греческие
философы, мы же, варвары, рассматриваем сущности вещей[7].
Тем не менее познание составляет звенья цепи, в которой подготовительные учения
(первоначальные занятия мирскими науками) служат философии, как своей госпоже,
а сама философия служит, как своей госпоже, богословию».[8]
Заимствуя этот метод толкования у Филона Александрийского[9],
Климент использует Агарь и Сарру, как представляющие типы рабыни и её госпожи,
каждая из которых по очереди приносит Аврааму долгожданных детей, но не равного
достоинства[10].
Авраам обращается к Сарре, снедаемой ревностью, «с одной стороны, хотя я и
принимаю мирское знание (παιδεία) как
младшее и как твою служанку, с другой стороны я почитаю и уважаю твою науку как
совершенную госпожу»[11].
Вполне очевидно, что, согласно Клименту, хотя в философских системах и
содержится часть истины, в богословии находится вся её полнота. Диадох
Фотикийский, с иной точки зрения рассматривая это разделение, относит его к
первому падению человека и заключает, что это разделение между истиной и
заблуждением. Своим грехопадением человек «разделился в двойственности
познания»[12].
Василий Великий связывает эти два вида познания
с условиями жизни человека. Мудрость мира сего научает настоящей преходящей
жизни и способствует успешному её прохождению. Божественная премудрость
вооружает для достижения блаженства будущего века[13].
Два вида познания не находятся в противоречии друг с другом, вместе они
составляют как бы дерево, в котором одно знание дает листья, и другое приносит
плоды[14].
Возвращаясь к Григорию Паламе, мы видим, что он
не выступает против утверждения Варлаама, что всякое благо есть дар Бога, и
всякий дар Его совершен, но он также замечает, что всякий дар необязательно
всесовершеннейший[15].
И пока дары Бога разделяются на природный (естественный) и духовный, философия
остается природным даром[16]
и, как таковая, под влиянием зла (дьявола) она заблудилась (сошла с истинного
пути) и в некоторых случаях обратилась в безумие[17].
Конечно, при определенных обстоятельствах философия способствует познанию
бытия. Но так как это знание нельзя отождествлять с божественной премудростию[18]
или счесть ей равной, становится понятным, что не всегда плохо (неверно)
неведение, и не всегда знание является благом[19].
По этой причине приверженности философии не следует препятствовать, но
злоупотребление ею должно быть строго порицаемо[20].
Таким образом, цели этих двух дисциплин
определены совершенно точно. Цель философии, с одной стороны, заключается в
изучении природы и законов развития бытия, и, с другой стороны, в определении
принципов общественной жизни. Если философия не выходит за эти границы, то она
является «рассуждением об истине»; если же она занимается поисками чего-либо за
этими пределами, она становится занятием абсурдным, бесполезным и опасным,
поскольку эта область принадлежит богословию или божественной философии
(философии Христа), предназначением которой является изучение духовного и
вечного[21].
Так как цели этих двух дисциплин ясны, то выводы обеих могут быть истинными.
Этот исследование показывает, что, по учению
Паламы, светское знание и духовное отчетливо разграничены и следуют
параллельными путями. Предназначением каждой дисциплины и определяется её
достоинство. Одна дисциплина, предназначенная для этой жизни, является полезной
служанкой, однако не необходима для спасения; другая, предназначенная для
вечной жизни, имеет большее достоинство и абсолютно необходима для спасения[22].
Это – единственное различие, ради которого Палама настоятельно употребляет
термин «двоякое знание», «double knowledge», διπλή
γνώσις или διπλόη.
2.Два Пути Познания Бога.
Когда мы отвергаем философию этого мира и
следуем христианской истине, мы обнаруживаем ещё одно разделение. Однако в
данном случае объект наших исследований один и тот же, рассматриваемый нами
вопрос касается скорее двух путей познания, чем двойственности познания.
Варлаам, являясь горячим сторонником единства
познания Бога и пути познания, отрицал, что силлогизмом можно доказать общие
понятия, первопринципы и Бога[23].
Он считал, что озарение, дарованное всем совершенным людям древности: пророкам,
апостолам или даже философам, было единственным способом познания Бога. Оно
давалось им после того, как они были очищены от всякой скверны очень
напряженной духовной работой. Это озарение делало их всех боговидцами
(Θεόπτες)[24].
Варлаам считал, что доказательство применимо только ко всему, что преходяще в
мире, то есть к тому, что подлежит изменению. Палама, напротив, отрицал
какую-либо возможность доказательства именно всего преходящего, цитируя
изречение Аристотеля: «для преходящего нет доказательства»[25].
Варлаам воспринимал веру очень широко, как основу для познания через озарение.
Палама тоже считал веру основополагающей, однако придавал ей два смысла, а
именно, широкий смысл для недоказуемых вещей, и узкий смысл – для поддающихся
доказательству.
Учение о двух способах познания идет от Платона
и Аристотеля. При разделении четырех движущих сил познания, т.е. чувства,
науки, интеллекта и мнения на две группы Аристотель утверждал, что силы первой
группы дают доказуемое знание: чувство от ощущения воспринимаемых объектов,
научное познание через первичные посылки, в то время как силы второй группы
дают знание спорное и недоказуемое[26].
В сущности, эти четыре силы познания возможно свести к двум: к силе науки и к
силе мнения. В обоих случаях предполагается функция подтверждения – вера,
которая, по учению Аристотеля, является осознанием уверенности в истине знания[27].
Климент Александрийский воспроизводит учение о
двойственном познании и двойной вере. «Вера же двояка», говорит он, «одна
соединена с научным знанием и на него опирается, другая же опирается на знание
мечтательное и мнимое. Ничто не препятствует поэтому и доказательства в пользу
веры разделять на два вида: на доказательства всесторонне точные и
доказательства поверхностные. Ибо и познание вообще, а равным образом и
предварительные знания, которые необходимы для доказательства чего-либо, также
двояки: одни – тщательно выработанные и проверенные опытом, другие же
недостаточные и несовершенные»[28].
Климент объясняет, что человеку свойственно проявлять свое мнение, а научное
доказательство опирается на Св.Писание; однако во многих случаях, подчеркивает
Климент, точное доказательство может быть достигнуто даже независимо от Св.
Писания. Как мы видим, некая сила преобладает в обоих случаях, и это – вера,
которая в Строматах определена следующим образом: «Вера есть как бы сокращенное
знание необходимейших истин, а само познание является неизменяемым и точным
обнаружением того, что воспринято через веру»[29].
То, что Климент формулирует, руководствуясь
методами существующих философских школ, другие Св. Отцы повторяют в более
простой форме. Феодор Эдесский (Саваит) называет эти два пути познания
естественным и сверхестественным[30],
тогда как Св. Максим Исповедник дает этим двум путям познания разные
наименования в зависимости от обстоятельств: разум и духовный опыт[31],
общепринятое знание и практическое познание[32],
относительное и истинное знание[33].
Первое из каждой перечисленной пары свойственно интеллекту и помогает устроению
вещей в существующей жизни. Второе – действенно и научно, и дает обожение в
будущем[34].
Таким способом Св. Максим в самом богословии проводит то же различение, которое
Св. Василий Великий провел между богословием и философией. Учение Пс.-Дионисия
Ареопагита, содержащееся в его катафатическом и апофатическом богословии, не
очень разнится с этой теорией.
Когда Палама начал выступать против аргументов
Варлаама, у него не было недостатка в свидетельствах свято-отеческого предания,
касающихся двух путей познания Бога или θεογνωσία . Также маловероятно, что он был непосредственно
знаком с учением схоластов Запада, хотя, возможно, он и был как-то информирован
об их учении.
В вопросе богопознания (θεογνωσία) существуют очевидные противоречия в обоих подходах к
этой проблеме. Варлаам, хотя и переоценивал значение греческой философии, в
конце концов отверг и философский и богословский пути познания. Палама, хотя и
не придавал такого значения греческой философии, признавал значение
естественного богопознания. Противоречие у Варлаама устраняется тем, что он
уходил от телесности в непосредственное видение Бога в состоянии экстаза; тогда
как у Паламы строго ограничено применение его учения.
Позиция Паламы суммируется в одном из его писем[35].
Божественное пребывает превыше диалектики и доказательств; оно не подчиняется
ни чувственному миру, ни силлогизму. Но Св. Отцы научили нас разуму
божественному, и силлогизм, относящийся к божественному, они описали как
возможный для доказательства, придавая ему значение вселенского разума. Вопрос
здесь в том, каков этот силлогизм, отличающийся от силлогизма диалектики.
Как уже было сказано, Палама утверждает, что
существуют естественные (природные) и духовные дары Бога. Этими естественными
дарами не надо пренебрегать как второстепенными, потому что они могут привести
хотя бы к смутному знанию о Боге. Это происходит потому, что Бог не является
какой-то абстрактной субстанцией, но Личностью, имеющей многочисленные
проявления. Климент Александрийский выразил схожую мысль: «Проявление Бога не
единственно, но множественно; существует различие между стремлением обрести
Бога и настойчивым желанием получить сведения о Боге. Вообще, несущественные
свойства (проявления) каждой вещи нужно отличать от ее сущности»[36].
Также Палама различал сущность Бога, Его нетварное действование и Его творение.
На этом основании он мог заявить: «Нечто о Боге становится известным, другое
ищется, чтобы стать известным, тогда как остальное совершенно непостижимо и
неведомо»[37].
Страницы: 1, 2, 3
|
|
