Реферат: Движущие силы внешней политики Российской Федерации
При
всей дискуссионности вопроса о том, какие внешнеполитические ресурсы остались в
распоряжении России, представляются справедливыми несколько выводов. Во-первых,
ядерное оружие, имеющееся в распоряжении российских вооруженных сил, бесспорно,
в прошлом было важнейшим фактором великодержавного статуса Советского Союза.
Однако в сегодняшних условиях оно теряет свой политический потенциал.
Действительно, стратегические ядерные силы предназначены для нейтрализации
стратегической угрозы со стороны государств, обладающих аналогичным оружием.
Тактические ядерные вооружения могут быть применены в случае крупномасштабной
агрессии, сопоставимой по своему размаху с фронтовыми операциями времен Второй
мировой войны, с массированным применением танков и иной бронетехники. В
обозримой перспективе вероятность возникновения такого рода угроз и конфликтов
если и не равна нулю, то крайне мала. Но для нейтрализации внешних угроз,
которые действительно могут возникнуть для России в результате локальных
конфликтов и войн низкой интенсивности, ядерное оружие бесполезно. А что
касается российских обычных вооруженных сил, предназначенных для действий в
войнах и вооруженных конфликтах, способных возникнуть прежде всего в южной
периферии бывшего СССР, то их слабость общепризнанна.
Во-вторых,
пока не сложились предпосылки для быстрого экономического роста. Российская
экономика крайне отягощена неконкурентоспособными и «общественно-избыточными»
производствами. Хотя они и отличаются в среднем высоким технологическим
уровнем, сконцентрированы прежде всего в военно-промышленном комплексе и могут
быть подвержены конверсии лишь частично и с большими затратами. Между тем
главным признаком великой державы является способность, с одной стороны,
удовлетворить потребности населения на уровне, сопоставимом с уровнем ведущих
государств современного мира, а с другой - найти свою нишу в мировом
технологическом процессе, не допустить деградации окружающей природной среды,
эффективно решать экономические проблемы. В этих условиях обеспеченность России
природными ресурсами является фактором, позволяющим ей выжить в сложнейших
условиях социально-экономического кризиса, порожденного прежде всего
несоответствием бывшей советской экономики современным требованиям. Вместе с
тем ресурсная обеспеченность сама по себе не может рассматриваться как движущая
сила модернизации и реформ, без которых Россия даже в перспективе не будет обладать
заметным международным влиянием.
Наконец,
в-третьих, стоит задаться вопросом о том, в какой мере географический фактор
служит источником мощи и влияния на мировой арене. Можно предположить, что
обширная территория России и ее положение между Европой и Азией в настоящее
время, скорее, факторы не силы, а слабости. Сегодня и в обозримом будущем у
России нет средств и ресурсов как материальных, так и людских для освоения
огромных сибирских пространств. Об этом, в частности, свидетельствует
миграционный отток населения из регионов перспективного освоения к востоку от
Урала. Тем не менее положение «между Европой и Азией» порождает, особенно после
краха коммунистического режима, некое «евразийское высокомерие»,
подсознательное противопоставление себя и тому, и другому цивилизационному
очагу и, следовательно, постоянные трудности с самоидентификацией, которые не
могут не ослаблять национальное самосознание.
Внешняя политика и национальные
интересы
Идеологические
установки и концепции являются одной из основных движущих сил внешней политики
любого государства. Однако если свести анализ формирования стратегических
установок и действий государств на международной арене только к выявлению их
идеологических истоков, то это будет означать существенное сужение предмета
исследования. Более того, остается открытым вопрос о природе и происхождении
самих идеологий. И поэтому, выстраивая схему взаимодействий внутренних факторов
и внешней политики, исследователи часто помещают в центр своего анализа
национальные интересы, процессы и механизмы их формирования и реализации. При
этом идеологические концепции и представления чаще всего рассматриваются как
выражение определенных интересов. Особое значение имеют те интересы, которые принято
называть национальными.
Категория
«национальный интерес» занимает центральное место в современной теории
международных отношений и, более того, в политической науке в целом. Известна,
например, ставшая классической фраза У. Черчилля. Охарактеризовав в свое время
Россию как «загадку, окутанную тайной и помещенную внутрь головоломки»,
Черчилль, однако, продолжил свою мысль, заметив: «Возможно, существует ключ к
разгадке этой тайны. Этот ключ - российский национальный интерес». Такая
трактовка, бесспорно, открывает путь к систематическому исследованию
внешнеполитического процесса. Деятельность государства на международной арене
обретает логику, если представить ее как более или менее последовательную и
внутренне согласованную цепочку действий на разных направлениях и в разных
географических регионах, в ходе которых реализуются национальные интересы.
Однако
немедленно возникает принципиально важный вопрос: что такое национальный
интерес, каково его содержание и как он соотносится с интересами тех или иных социальных
слоев, политических групп, лоббистских формирований, сопряженных с теми или
иными секторами экономики? При этом исследователи неоднократно отмечали, что
каждая социальная группа или прослойка склонна трактовать свои собственные
интересы как «общенациональные» или даже «общечеловеческие». В научной и
публицистической литературе существуют две основные трактовки понятия
«национальный интерес», представляющие собой полярные точки зрения, но есть и
многочисленные концепции, сочетающие в той или иной мере элементы как одного,
так и другого подхода.
Первая,
либеральная, интерпретация распространена в демократических обществах и
предполагает, что национальный интерес формируется как некое обобщение
интересов граждан. Внешнеполитические задачи государства и, следовательно,
государственные интересы, в том числе в области внешней политики, заключаются,
согласно этой концепции, в обеспечении интересов граждан, прежде всего их
потребности во внешней безопасности - экономической, политической и военной.
Считается, что государство должно также защищать основные базовые ценности
общества, обусловленные его демократической природой и разделяемые большинством
населения. Можно предположить, что такого рода механизмы определяют, хотя и не
полностью, существенные особенности формирования внешней политики развитых
демократических государств. Они возникают при наличии достаточно зрелого и
влиятельного гражданского общества, а также при условии, что государство
реализует, в том числе и в области внешней политики, мандат, получаемый от
граждан.
Вопрос
о природе российских национальных интересов, как и целый ряд других аспектов
формирования и реализации внешней политики, является объектом исключительно
острой политической и научной дискуссии. Многие политические деятели и ученые
прямо или косвенно разделяют иную, не либеральную концепцию, которая
отождествляет национальные интересы с интересами государства. Появилось даже
понятие «национально-государственные интересы», видимо, предполагающее
тождественность интересов «нации», с одной стороны, и государства - с другой.
При анализе этой концепции прежде всего возникает вопрос: можно ли соотносить
интересы граждан государства и интересы нации, как некой специфической
общности, возникающей на этнической основе? Для России, являющейся
многонациональной страной, сама постановка вопроса о
национально-государственных интересах может привести к межнациональным трениям,
поскольку неясно, интересы какой именно из примерно ста этнических групп должна
отстаивать российская внешняя политика.
Но
гораздо важнее другое. В общем плане указанная концепция соответствует широко
распространенным в России представлениям о том, что патерналистское государство
является некой несущей конструкцией российского общества, без которой оно
неизбежно подвергнется дезинтеграции, институтом, который якобы формулирует,
выражает и реализует интересы общества. При этом либо явно, либо косвенно
предполагается, что интересы государства выше, чем интересы личности. А это, в
свою очередь, предполагает, что смысл существования индивида заключается в
служении государству, как высшему и законченному воплощению общества или нации.
Эта
концепция, часто называемая «государственнической» или «державной», как
представляется, абсолютизирует особенности социально-исторического развития как
Российской империи, так и ее коммунистической ипостаси - Советского Союза.
Однако она типична не только для России, но и для многих авторитарных, и
особенно тоталитарных, режимов, в которых общество и индивид, по сути,
поглощены государством. Подобные взгляды исходят из того, что Россия обречена
на авторитарно-этатистскую модернизацию, реализованную в ряде стран «третьего
мира».
Данная
система взглядов и аргументов неприемлема для сторонников либеральной
модернизации российского общества. Как писал, например, видный российский
политический деятель и правозащитник С. Ковалев, «державность - это вовсе не
синоним сильной и эффективной государственной власти, обеспечивающей защиту
прав, интересов и безопасности граждан. Державность - это азиатское обожествление
государства как самодовлеющей мощи, стоящей вне общества над ним. Тенденция к
державности генетически заложена в бюрократических структурах российского
государства. Это связано не с силой, а со слабостью этих структур: не будучи в
состоянии эффективно работать в условиях демократического контроля, они
вынуждены подменять конституционные цели государства мифической заботой о
величии державы».
Однако
независимо от разногласий и споров между «государственниками» и либералами
трактовка национальных интересов как интересов государства не дает возможности
представить эти интересы в конкретном, ясно определенном виде. Попытка
конкретизировать их приводит к выводу о том, что под интересами государства,
как правило, имелись в виду интересы режима, прежде всего правящей группировки
или страты, монополизировавшей власть, а также интересы различных элит,
связанных с теми или иными сегментами государственной машины или борющихся за
контроль над ними. Можно предположить, что под государственными интересами Российской
империи понимались прежде всего интересы самодержавия как правящего режима, а в
советское время - интересы верхушки КПСС, руководствовавшейся как
эгоистическими интересами, так и идеологическими установками (на определенных
исторических этапах).
В
практическом плане наиболее плодотворным представляется подход к анализу
процесса формирования российской внешней политики как результата сложного
взаимодействия различных групп интересов, так или иначе воздействующих на
государственные структуры и институты, отвечающие за внешнеполитическую
деятельность государства. В этом свете внимание прежде всего привлекают
интересы, присущие тем или иным группам государственной бюрократии, а также
армии, военной промышленности, ведущим отраслевым лобби и другим экономическим
группировкам. Более или менее цельная картина формирования российской внешней
политики может получиться, если удастся сопоставить внешнеполитические
установки России и интересы крупных социальных групп и элитных кланов, имеющих
возможность воздействовать на процесс выработки и реализации внешней политики.
Подобная
ситуация не является чем-то уникальным и свойственным только России. Она в той
или иной степени присуща большинству государств мира. Различия между ними
заключаются скорее в масштабах расхождения интересов различных группировок,
представляющих общество и элиту, в наличии или отсутствии общественного
консенсуса по внешнеполитическим проблемам. В западной политической науке была
даже разработана «модель бюрократической политики», согласно которой линия
государства на международной арене есть результат сложного взаимодействия
различных группировок в государственном аппарате. Эта модель не без успеха
применялась и для анализа советской внешней политики.
«В
самом общем виде, - писал, например, чешский исследователь И. Валента в книге,
посвященной анализу процесса принятия решения о введении советских войск в
Чехословакию в 1968 г., - основной тезис политико-бюрократической парадигмы
можно сформулировать следующим образом: внешнеполитические акции Советского
Союза, как и других государств, не исходят от одного-единственного субъекта
(правительства), который рациональным образом максимально обеспечивает интересы
национальной безопасности или защищает любые другие ценности. Наоборот, такие
акции являются результатом процесса политического взаимодействия
(«перетягивания каната») между несколькими субъектами-акторами». Такой подход,
в свою очередь, ставит вопрос о наиболее влиятельных «группах интересов» в
России и их внешнеполитических установках.
Основные
«группы интересов» в России и их внешнеполитические установки
Категория
«группа интересов» относится к наиболее эффективным исследовательским
инструментам современной политической науки, позволяющим раскрыть мотивацию
деятельности основных политических субъектов, в том числе и государства, а
также в ряде случаев механизмы функционирования властных институтов. Вместе с
тем в научной литературе существует широкий спектр различных трактовок этой
категории, есть разница и в терминологии. Отсутствует четкий и общепризнанный
критерий для определения различия между такими терминами, как «группа
интересов», «институционализированная группа интересов» и «группа давления», не
всегда согласуются принципы включения тех или иных политических субъектов,
например политических партий, в «группы интересов».
В
дальнейшем термин «группа интересов» будет использоваться в этой главе для
обозначения крупных социальных групп, члены которых имеют существенные общие
интересы; групп, структурирующих общество по вертикали и, как правило,
сопряженных с теми или иными сегментами экономической или бюрократической
системы, а также важнейшими государственными институтами. Такие «группы
интересов» имеют как массовую, так и элитную компоненты, охватывают, как
правило, сотни тысяч, а чаще - миллионы человек. В свою очередь, верхушечный
слой таких групп, входящий в элиту, можно определить как «группу давления»,
сопряженную с соответствующей «группой интересов», непосредственно выражающую
конкретные, присущие ей интересы, отстаивающую их в институтах власти. В
соответствии с принятой в данной главе терминологией политические партии не
рассматриваются автоматически как «группы интересов» или «группы давления»,
хотя, по сути, некоторые из них выполняют именно такую роль. К ним относится,
например, Аграрная партия, созданная специально для защиты интересов элитной
части российского аграрно-промышленного комплекса.
Разумеется,
далеко не все «группы интересов» современной России имеют четко выраженные внешнеполитические
установки. Так, уже упоминавшийся аграрно-промышленный комплекс заинтересован
не столько в том или ином внешнеполитическом курсе России, сколько в высоких
импортных пошлинах на продовольствие. Однако главный, стратегический интерес
АПК - крупные государственные дотации и льготы сельскому хозяйству. В этом
плане он, например, является соперником ВПК и армии, которые также претендуют
на максимальное государственное финансирование. С похожими установками
выступают российские производители товаров народного потребления, испытывающие
острые трудности в связи с массовым импортом такого рода продукции и
заинтересованные в протекционистской политике государства.
Вместе
с тем в первой половине 90-х годов в российском обществе сформировались две
основные категории «групп интересов», стремящихся влиять на выработку и
реализацию стратегических внешнеполитических установок.
К
первой из них относятся армия, военно-промышленный комплекс и сопряженные с
ними бюрократические структуры, научно-исследовательские центры, высшие учебные
заведения и др. Их политическое влияние определяется несколькими факторами.
Прежде всего это высокий уровень милитаризации российского общества,
унаследованный от бывшего СССР. В российской печати проскользнули данные о том,
что к так называемому военному электорату, чьи основные источники существования
связаны с указанными институтами и структурами, относится примерно 40 млн.
человек. Так, по опубликованным данным, военнослужащие и члены их семей,
имеющие право голоса, насчитывают около 9 млн. человек, примерно столько же
-работники военно-промышленного комплекса со своими семьями, военные пенсионеры
- 20 млн. человек и т.д. Со взглядами и интересами соответствующих социальных
групп власть не может не считаться, особенно во время важных предвыборных
кампаний. Кроме того, в условиях острого политического противоборства,
характерного для России в первой половине 90-х годов, вооруженные силы могут
рассматриваться как некий ключевой фактор в том случае, если такое
противоборство приобретет силовые формы. Об этом свидетельствует, в частности,
исход октябрьских событий 1993 г. в Москве.
Политические
установки и интересы этих групп как на массовом, так и на элитарном уровне
определяются во многом социально-экономическим положением, в котором соответствующие
производства и отрасли, а также вооруженные силы оказались после распада СССР.
В последние десятилетия существования Советского Союза стратегия развития
страны формировалась во многом под влиянием представления о том, что военная
машина страны должна быть готова к вооруженному противоборству с основными
мировыми «центрами силы» - США, НАТО, Японией и Китаем. В итоге сложилась
мощная военная промышленность, сконцентрировавшая вокруг себя основные
высокотехнологические отрасли, а также многочисленные вооруженные силы.
Значительные
изменения в международном положении России после краха коммунистического
режима, прежде всего прекращение конфронтации, требующей колоссальных затрат
ресурсов, поставили под сомнение сам raison d'etre (смысл существования)
огромного военно-промышленного комплекса, бывшего ядром советской экономики, а
также вооруженных сил в том виде, в каком они сложились в послевоенный период.
Реформы, начатые в 1991 г., сопровождались крупномасштабным сокращением военных
расходов и уменьшением дотаций военной промышленности. Перевод большей части
военных предприятий на рыночную основу, трудности конверсии,
неконкурентоспособность значительной части продукции гражданского назначения,
производимой российскими высокотехнологическими отраслями, болезненно сказались
и на жизненном уровне соответствующих социальных групп, и на их общественном
престиже.
Страницы: 1, 2, 3
|
|