Курсовая работа: Русский язык

Л. Толстой в «Юности» вспоминает о своих университетских встречах с этими разночинцами:

«Они употребляли слова: глупец, вместо дурак, словно, вместо точно, великолепно, вместо прекрасно, движучи и т. п., что мне казалось книжно и отвратительно непорядочно. Но еще более возбуждали во мне эту комильфотную ненависть интонации, которые они делали на некоторые русские и в особенности иностранные слова: они говорили ма́шина, вместо маши́на, дея́тельность, вместо де́ятельность, на́рочно, вместо наро́чно, в ка́мине, вместо в ками́не, Ше́кспир вместо Шекспи́р и т. д. и т. д.

В сер. XIX в. сталкиваются эти две тенденции в развитии литературного языка. Наиболее яркий представитель дворянского языка, Тургенев, подобно более ранним представителям дворянской литературы, испытывает на себе сильное французское влияние. Оно чувствуется иногда и в синтаксисе Тургенева: «Умный мальчик, скоро догадался, что учителю неловко, что он конфузился» (последовательность прошедших времен французская).

Ярким представителем тенденций другого типа является Достоевский. В своих произведениях он широко использует живой разговорный язык различных прослоек городского буржуазного общества. Элементы этого языка наблюдаются не только в речи персонажей, но и там, где автор говорит от себя.

После 60-х гг. в связи с интенсивным капиталистическим развитием России высшие слои восходящего класса — буржуазии — усваивают языковые нормы своих предшественников. Это усвоение вначале носит довольно внешний характер (ср. например осмеиваемое в многочисленных комедиях Островского неуместное употребление иностранных слов купеческими сынками и дочками, стремящимися показать себя образованными людьми), но затем становится более прочным. Васильков в «Бешеных деньгах» того же Островского еще сохраняет в своей речи некоторые диалектизмы и провинциализмы («когда же нет», «шабер» в значении «сосед» и т. под.), но в то же время — это капиталист новой формации, бывавший за границей, в совершенстве владеющий французским и английским языками, а по-русски обычно строящий свою речь грамматически правильно и с уместным использованием иностранных слов, напр.: «Не знаю, таких операций не производил; наши операции имеют совсем другие основания».

Начиная с 60-х — 70-х гг., эпохи интенсивного общественного движения, большое значение приобретает литература публицистического характера. Многие выражения, свойственные первоначально именно публицистическому языку, получают распространение и в языке художественной литературы (такие слова, как «прогресс», «идеал», «идея» — в смысле политической идеи, «среда», особенно в устойчивом фразеологическом сочетании, «среда заела» и т. д. характерны для литературы этой эпохи). Язык обогащается многочисленными заимствованными терминами общественно-политического характера (именно в это время становятся ходкими названия различных политических направлений — «ретроград», «консерватор», «либерал», «прогрессист» и т. д.).

Литературный язык демократизуется — этот процесс продолжается до конца XIX в. и в XX в. В язык проникают непринятые раньше арготизмы и профессионализмы (ср. такие выражения, как «заручка» — у Гл. Успенского, «вылететь в трубу» в значении «обанкротиться», «валять дурака», «наводить тень» и т. д.). Много таких элементов мы найдем у Чехова, изображавшего по преимуществу быт мелкобуржуазных и буржуазно-интеллигентских прослоек. Наряду с влиянием на литературный яз. мещанского и городского просторечия в яз. народнической литературы приобретает значительно больший удельный вес лексики крестьянских говоров.

Интенсивное развитие промышленности во второй половине XIX в. вызывает новое обогащение словаря научными и техническими терминами, а в связи с усилением роли науки и техники многие из этих терминов получают распространение в и общеем литературном языке, употребляясь в прямом или переносном смысле: «привести к одному знаменателю», «центр тяжести», «отрицательная величина», «в зените славы», «вступить в новый фазис», «достигнуть апогея», «по наклонной плоскости» и т. д.

Начало XX в., эпоха империализма, характеризуется попытками представителей различных направлений буржуазной литературы и поэзии найти новые пути развития словесной формы. Формалистические искания особенно сильны в эпоху реакции после революции 1905. Символисты, с одной стороны, усиливают фонд церковно-славянизмов и архаизмов, используемых в поэтической речи (во второй половине XIX в. этот фонд очень сузился):

«Разверзлось утреннее око...

...День проснется, вскроет вежды» (А. Блок).

С другой стороны, они создают неологизмы для выражения «невыразимых» оттенков переживания:

«Затверденей алмазом брани...

В мятеж миров, в немаревные муки...» (А. Белый).

Крайние группировки футуристов, представителей мелкобуржуазного анархического бунта, в попытках обновления словесной формы доходят даже до так наз. «зауми» — языка» бессмысленных звукосочетаний, которые должны сообщить какое-то настроение, но совершенно непонятны никому, кроме самого автора.

Но в эту же эпоху уже существует пролетарская литература, ставшая на данном этапе подлинным носителем и творцом национального Р. яз. Д. Бедный пишет свои басни простым разговорным языком, отражающим живую речь рабочих и крестьян. М. Горький создает яркие и смелые образы, ломающие каноны, установленные старой стилистикой.

VIII. Русский язык в эпоху после октябрьской социалистической революции.

Октябрьская социалистическая революция открыла новую эпоху в развитии литературного Р. яз. Развивается новая общественно-политическая терминология. Новые политические термины создаются на наших глазах для выражения новых явлений нашей жизни («пятилетка», «ударник», «ударничество», «Стахановец») или же старые слова насыщаются новым идейным содержанием («родина», «совет» и т. д.). Широко используются иностранные политические термины, еще до революции ставшие интернациональными (революция», «коммунизм», «буржуазия», «пролетариат» и т. д.). В связи с тем, что пролетарская революция впервые произошла в России, наряду с ними интернациональный характер приобретают и некоторые русские слова («большевик», «совет»). В письменном языке, влияя и на устную речь, распространяются сокращенные слова («ЦИК», «диамат», «местком» и т. д.). Мощный подъем техники промышленности и сельского хозяйства вызывает усиленный рост специальной технической терминологии, а огромное значение индустриализации в нашей стране обусловливает внедрение специальной терминологии в язык широких масс и в язык художественной литературы. Яркий расцвет художественной литературы ведет к созданию новых стилей и норм литературного Р. яз., еще нуждающихся в детальном изучении. Характерная для литературного языка последних лет тенденция к сближению его с живым разговорным языком приводит к широкому использованию местных диалектальных форм. Впрочем, эта тенденция иногда заводит современных писателей слишком далеко, и в результате неумеренного пользования диалектизмами язык становится просто мало понятным. Против такой малопонятности горячо восстает М. Горький, требуя внимательного отношения к языку: «Чем проще слово, тем более оно точно, — говорит он, — чем правильнее поставлено, тем больше придает фразе смысла и убедительности». «Борьба за чистоту, за смысловую точность, за остроту языка есть борьба за орудие культуры. Чем острее это орудие, чем более точно оно направлено, тем оно победоноснее». Непревзойденные образцы такого языка даны в речах и произведениях Ленина и Сталина.

IX. Диалекты русского языка XVIII—XX вв.

Русская диалектография, особенно интенсивно развивавшаяся во второй половине XIX в. и первые десятилетия XX в. по линии изучения и классификации территориальных крестьянских говоров, с достаточной полнотой отражает состояние диалектов Р. яз. эпохи капитализма. В основном группировка крестьянских говоров этого времени отражает процессы консолидации говоров русского языка, происходившие в очень древнюю эпоху (см. выше). В соответствии с двумя древнейшими группами диалектов Р. яз. — южной и северной — выступают современные наречия: южно-русское и северно-русское («Южно-великорусское» и «Северно-великорусское» по терминологии прежних диалектогрофов). Позднефеодальной эпохой датируется образование нового типа говоров путем скрещения и смешивания двух старых — среднерусского наречия.

Область распространения каждого из этих наречий приблизительно может быть определена такими данными:

Северно-русское наречие занимает северную часть европейской территории СССР на север от линии Псков — Калинин — Владимир — Муром — Арзамас — Казань и затем область среднего течения Волги приблизительно до Камышина; тип северно-русских говоров распространен также в значительной мере и в Сибири. Область среднерусского наречия с севера определена южной границей северно-русских говоров, с юга — границей с говорами южно-русского типа, которую можно приблизительно провести по такой линии: верховья Волги — Зубцов — Можайск — Рязань — Шацк — Пенза — Куйбышев. Южно-русское наречие занимает области к югу от этой линии, на западе и юге определяясь границами белорусского и украинского языков.

Главнейшими особенностями северно-русских говоров являются следующие: оканье, различение звуков «ѣ» и «е» («ѣ» во многих говорах переходит в звук «и»), выпадение «ј» между гласными (думаэт, бываэт) и стяжение гласных (думат, быват), произношение «г» взрывного, «т» — твердое в окончании 3 л. ед. и множ. числа глаголов (идет, идут), родит. — винит. пад. ед. числа личных местоимений — меня, тебя, себя, употребление постпозитивного члена — дом-от, изба-та, в избе-ти...

Особенностью, засвидетельствованной только в северно-русских говорах, является цоканье, т. е. совпадение звуков «ц» и «ч» в одном каком-нибудь из этих звуков или их взаимное смешение (цюдо — конець, чюдо — конечь, цюдо — конечь).

Главнейшие особенности южно-русских говоров: аканье, совпадение «е» и «ѣ» в одном звуке, совпадение безударных «е» (из «ѣ», «е» или «ь») и «я» («а» после мягких) в одном звуке «я», «и» или др., смотря по говору и по положению звука в слове, — вяла́, ни лянись, вила́, ни линись), фрикативное произношение «г», родит. — винит. личного и возвратного местоимений на «е» — мене́, тебе́, себе́, ть — мягкое в окончаниях 3 лица глаголов (он идеть, они идуть).

Среднерусские говоры в основном сисистему гласных имеют тождественную с южно-русскими говорами — это говоры акающие; система же согласных в них унаследована от говоров северно-русских: взрывное произношение «г», твердое «т» в окончаниях 3 лица глаголов: в среднерусских говорах отсутствует при этом специфическая черта северно-русских — цоканье.

Тип среднерусских говоров, поддерживаемый литературной речью и языком города, является, как показывают диалектологические наблюдения и соображения историко-сравнительного порядка, типом, распространяющимся на территории с исконными южно-русскими или северно-русскими говорами. Особенно это продвижение среднерусского типа говоров заметно на грани с северно-русским наречием, где образовалась широкая полоса смешанных говоров на северно-русской основе.

Вопросам социальной диалектологии в русской языковедной науке досоветского периода уделялось минималънейшее внимание. Совершенно по-новому ставятся и разрешаются проблемы социальной диалектологии в исследованиях советского периода: советские диалектологи исследуют и констатируют интереснейшие факты языковых сдвигов пореволюционного периода и эпохи колхозного строительства села (напр. суммирующая работа проф. Каринского — «Из наблюдений над языком современной деревни», «Литературный критик», 1935, кн. 5). Мы являемся свидетелями интенсивнейшего сближения старых типов узких областных говоров и распространения в колхозном селе общелитературной русской речи.

Следует указать, что детальное изучение процессов развития как литературного Р. яз., так и устных говоров в эпоху после Октябрьской пролетарской революции стоит в качестве ближайшей и неотложной задачи перед советскими языковедами.

X. Графика русского языка XVIII—XX вв.

До XVII в. (как сказано выше) в употреблении была церковно-славянская система письма. В начале XVIII в., при Петре I, эта система была заменена так наз. русской гражданской азбукой. Часть букв, являвшихся лишними (напр. Ѵ, Ѱ, и др.), была совершенно исключена, у остальных же была изменена форма, причем они были сближены в начертании с латинским письмом. Эта реформа отражает общую тенденцию ориентировки на зап.-европейскую культуру. В дальнейшем неоднократно делались попытки дальнейшего упрощения этой системы. Так напр. еще Ломоносов пытался изгнать «Ѳ», державшуюся в словах греческого происхождения, но по своей функции тождественную с «Ф». Однако «Ѳ» держалась вплоть до реформы 1917.

Совокупность определенных традиционных орфографических норм сложилась еще до XVIII в. Основанные в первую очередь на историческом принципе, часто отражавшие церковно-славянскую языковую традицию, они давали однако много отступлений в сторону сближения с живым языком. Нормы эти не во всех своих деталях были в равной мере устойчивы. Во многих написаниях наблюдались колебания. Попытки упорядочения русской орфографии наблюдались еще в XVIII в., в эпоху выработки норм литературного языка (напр. спор Тредьяковского и Ломоносова об окончании прилагательных). Были и попытки более коренного преобразования орфографии в сторону сближения с произношением (интересна мысль Тредьяковского о писании и печатании книг «по звонам», т. е. согласно фонетике языка). Однако неустойчивость в некоторых написаниях сохраняется еще в начале XIX в. Так, еще Пушкин и Лермонтов в окончании прилагательных в род. п. ед. ч. иногда пишут — ого (по нормам старого русского произношения до XVI в.) или — аго (по нормам церковно-славянского), а иногда — ова (по нормам живого произношения), особенно где это требуется рифмой («...это сон больнова» — Лермонтов).

Работа по упорядочению и окончательной стабилизации орфографических норм была проведена акад. Гротом лишь в 80-х гг. XIX в. Система Грота являлась не реформой орфографии, а в первую очередь узаконением того, что уже утвердилось обычаем. Отступления от утвержденного обычаем он допускал лишь в тех случаях, когда утвердившиеся начертания оказывались «положительно неверными или слишком непоследовательными». Основным критерием в определении «неверности» написания являлась история языка, — Грот стремился строить орфографические нормы в первую очередь на историческом принципе. Орфографическая система, установленная Гротом, продержалась до 1917. После Октябрьской революции была введена в жизнь реформа как графической, так и орфографической системы Р. яз.

В области графики были исключены лишние знаки «ѣ», «і», «ѳ». В области орфографии были устранены многие написания традиционно-исторического характера, не оправдываемые современным языком. Окончание прилагательных во множ. числе получило единое написание для всех трех родов («-ые», «-ие», вместо прежних «-ые», «-іе» для муж., «-ыя», «-ія» для жен. и ср. рода). Вместо свойственного церковно-славянскому языку окончания «аго», принятому у нас в род. пад. муж. р. ед. ч. в безударном положении, было введено — «ого» (как под ударением). Приставки «из», «воз», «низ», «раз» получали последовательно фонетическое написание, которое было распространено и на «без» и «через» («чрез»). Упразднены были такие написания, как «ея» (вм. «ее»), никогда не соответствовавшие фактам живого языка и вошедшие под церковно-славянским влиянием. Изменена была функция знака «ъ», который стал употребляться только в качестве отделителя, но не показателя твердости конечного согласного, которая стала выражаться просто отсутствием знака («сон» вм. старого «сонъ»).

В результате реформы русская орфография приобрела теперь преимущественно фонетико-морфологический харктер, значительно облегчающий ее усвоение.

Список литературы

а) Происхождение русского языка и общие курсы по истории рус. языка: Буслаев Ф. И., Историческая грамматика русского языка, чч. 1—2, изд. 4, М., 1875  изд. 5, М., 1881

Брандт Р. Ф., Лекции по исторической грамматике русского языка. Вып. 1. Фонетика, М., 1892

Его же, Лекции по истории русского языка, М., 1913

Соболевский А. И., Лекции по истории русского языка, изд. 4, М., 1907

Будде Е. Ф., Лекции по истории русского языка, изд. 2, Казань, 1913

Богородицкий В. А., Общий курс русской грамматики, изд. 4, Казань 1913

изд. 5, М., 1935

Шахматов А. А., Очерк древнейшего периода истории русского языка, П., 1915 («Энциклопедия слав. филологии», вып. 11, 1)

Его же, Введение в курс истории русского языка, ч. 1, П., 1916

Его же, Древнейшие судьбы русского племени, П., 1919

Его же, Очерк современного русского литературного языка, Гиз, М. — Л., 1925

изд. 2, М. — Л., 1930

изд. 3, М., 1934

Пресняков А. Е., Задачи синтеза протоисторических судеб Восточной Европы, «Яфетический сборник», вып. V, Л., 1932

Марр Н. Я., Термины из абхазо-русских этнических связей «лошадь» и «тризна», Л., 1924

Его же, Книжные легенды об основании Куара в Армении и Киева на Руси, «Известия Российской Академии истории матер. культуры», т. III, Л., 1924

Его же, Чуваши-яфетиды на Волге, Чебоксары, 1926

Его же, Этно-и глоттогония Восточной Европы (избранные работы, т. V, М. — Л. 1935). б) Монографии и исследования по истории русского языка (до XVIII в.): Колосов М. А., Очерк истории звуков и фпрм русского языка с XI по XVI ст., Варшава, 1872

Потебня А. А., Два исследования о звуках русского языка, Воронеж, 1866

Его же, К истории звуков русского языка, т. I, Воронеж, 1876, т. II, Варшава, 1880

Его же, Из записок по русской грамматике, т. I—II, Харьков, 1888 (изд. 2), т. III, Харьков, 1899

Козловский М. М., Исследование о языке Остромирова Евангелия, «Исследования по рус. яз.», изд. Академии наук, т. I, СПБ, 1885 (весь I т. настоящего изд. вышел в 1895)

Шахматов А. А., Исследование о языке Новгородских грамот XIII и XIV веков, «Исследования по рус. яз.», т. I, изд. Академии наук, СПБ, 1885 (весь I том этого изд. вышел в 1895)

Его же, Разыскания о древнейших русских летописных сводах, «Летопись занятий Археографич. комиссии», т. XX, СПБ, 1908, и отдельно, СПБ, 1908

Ягич И. В., Критические заметки по истории русского языка, СПБ, 1889

Барсов Е. В., Лексикология «Слова о полку Игореве» в труде автора: «Слово о полку Игореве, как художественный памятник Киевской дружинной Руси», т. III, М., 1890

Щепкин В. Н. и Шахматов А. А., Особенности языка Остромирова Евангелия («дополнение» при русск. переводе «Грамматики старо-славянского языка» А. Лескина, М., 1890)

Ляпунов Б. М., Исследование о языке Синодального списка 1-й Новгородской Летописи, вып. 1. Введение, ч. 1. Очерки из истории иррациональных гласных в русском языке, СПБ, 1899

Фортунатов Ф. Ф., Состав Остромирова Евангелия, «Сборник статей в честь В. И. Ламанского», СПБ, 1908

Каринский Н. М., Язык Пскова и его области в XV в., СПБ, 1909

Его же, Очерки из истории псковской письменности и языка, I—II, П., 1916—1917

Истрина Е. С. Синтаксические явления Синодального списка 1-й Новгородской летописи, П., 1923

Черных П. Я., «Житие протопопа Аввакума, им самим написанное», как памятник северно-великорусской речи XVII стол., Иркутск, 1927

Обнорский С. П., Именное склонение в современном рус. яз. Вып. 1. Единственное число, Л., 1927 («Сб. ОРЯС», т. 100, № 3), вып. 2, Множественное число, Л., 1931

Карский Е. Ф., Из синтаксических наблюдений над языком Лаврентьевского списка летописи, «Сборник статей в честь акад. А. И. Соболевского», Л., 1928

ряд исследований Будде, Гранского, Томсона и мн. др.

см. также отдел «и» в библиографии, в) Общие очерки по истории русского языка XVIII—XX вв.: Будде Е. Очерки истории современного литературного русского языка (XVII—XIX вв.), СПБ, 1908 («Энциклопедия славянской филологии», вып. 12)

Виноградов В. В., Очерки по истории русского литературного языка XVII—XIX вв., М., 1934

Булаховский Л. А., Курс русского литературного языка, К., 1935. Исследования по языку отдельных писателей: XVIII—XIX вв. Аксаков К. С., Ломоносов в истории русской литературы и русского языка (Полное собр. сочин., т. II, М., 1875)

Грот Я. К. Язык Державина, Сочин. Г. Р. Державина, изд. Акад. наук, т. IX, СПБ, 1883

Его же, Карамзин в истории русского литературного языка, «Филологические разыскания», изд. 4, СПБ, 1899

Воскресенский Е., Язык важнейших произведений русской словесности XI—XIX вв., М., 1891 (изд. 2, 1900), Куницкий В. К., Язык и слог комедии Грибоедова «Горе от ума», Киев, 1894

Истомин В. В., Главнейшие особенности языка и слога произведений Гоголя, Фонвизина и Озерова, Варшава, 1897

Главнейшие особенности языка и слога произведений Крылова, («РФВ», т. XXXII, 1895)

Будде Е. Ф., Из истории русского литературного языка конца XVIII и начала XIX в., «ЖМНП», 1901, № 2

Его же, Опыт грамматики языка А. С. Пушкина, ч. 1, вып. 1—3, СПБ, 1901—1904

Его же, Значение Гоголя в истории русского литературного языка, «ЖМНП», 1902, № 7

Мандельштам І. М., О характере гоголевского стиля, Гельсингфорс, 1902

Житецкий П. И., К истории русской литературной речи в XVIII в., «Известия ОРЯС». т. VIII, 1903, кн. 2

Карский Е. Ф., Значение Ломоносова в развитии русского литературного языка, Варшава, 1912

Брандт Р. Ф., Ломоносов как филолог и поэт, М., 1912

Его же, Материалы для исследования «Федор Иванович Тютчев и его поэзия», СПБ, 1912

Абрамович Д. И., О языке Лермонтова, Полное собр. соч. М. Ю. Лермонтова, изд. Акад. наук, т. V, СПБ, 1913

Виноградов В. В., Этюды о стиле Гоголя, Л., 1926

Шаблиовский П. В., Язык Базарова, «Родной язык в школе», 1929, № 9

Голованенко С., Язык Некрасова, «Ярославский край», сб. II, Ярославль, 1930

Его же, «Язык Салтыкова-Щедрина, «Труды ярославского Пединститута», т. III, вып. 1

Каменев В. Н., Язык комедии Грибоедова «Горе от ума», М., 1930

Виноградов В. В., Язык Пушкина, М., 1935

Martel A., — Michel Lomonosov et la langue littéraire russe, P., 1933

Берков П. Н. Ломоносов и литературная полемика его времени 1750—1765, М. — Л., 1935

д) Научные грамматики русского языка: Российская грамматика, сочиненная Российской Академией, СПБ, 1802 (изд. 2, СПБ, 1809, изд. 3, СПБ, 1819)

Греч Н. И., Практическая русская грамматика, СПБ, 1827 (изд. 2, СПБ, 1834)

Востоков А. Х., Русская грамматика по начертанию его же сокращенной грамматики полнее изложенная, СПБ, 1831 (изд. 10, СПБ, 1859)

Ломоносов М. В., Российская грамматика. Сочинения, изд. Акад. наук, т. IV, СПБ, 1898

Овсянико-Куликовский Д., Синтаксис русского языка, изд. 3, СПБ, 1912

Чернышев В., Правильность и чистота русской речи. Опыт русской стилистической грамматики, СПБ, 1911 (изд. 2, СПБ, 1914)

Кошутић Р., Граматика руског језика. 1. Гласови. А. Општи део Књижевни изговор. Друго издање, изд. Акад. наук, П., 1919

Пешковский А. М., Русский синтаксис в научном освещении, изд. 2, М., 1920 (изд. 3, М., 1928, изд. 4. М., 1934)

Шахматов А. А., Синтаксис русского языка, вып. 1, Л., 1925, вып. II, Л., 1927, Петерсон М. Н., Очерк синтаксиса русского языка, М., 1923

Mazon A., Morphologie des aspects du verbe russe, P., 1908. Его же, Emplois des aspects du verbe russe, P., 1914 е) Фонетика, орфоэпия, орфография: Грот Я. К., Спорные вопросы русского правописания от Петра Великого до ныне, «Филологические розыскания», т. II, изд. 4, СПБ, 1899

Чернышев В., Законы и правила русского произношения, СПБ, 1908

Его же, Русское ударение, СПБ, 1912

Щерба Л. В., Русские гласные в качественном и количественном отношении, СПБ, 1912

Ушаков Д. Н., Русское правописание. Очерк его происхождения, отношения к языку и вопрос о реформе, М., 1911

Его же, Русская орфоэпия и ее задачи, «Русская речь», под ред. Л. В. Щербы, Новая серия, III, Л., 1928

Богородицкий В. А., Фонетика русского языка в свете экспериментальных данных, Казань, 1930

Boyer P. J. M., De l’accentuation du verbe russe, P., 1895 (Extrait du Centenaire de l’Ecole des langues orientales vivantes)

Nachtigall R., Akzentbewegung in der russischen Formen- und Wortbildung, 1, Hdlb, 1922

ж) Диалектология (во всех дореволюциовных работах по диалектологии дается великодержавное определение украинского и белорусского языков как наречий русского языка): Соболевский А. И., Опыт русской диалектологии, вып. 1, СПБ, 1897

Опыт диалектологической карты русского языка в Европе с приложением очерка русской диалектологии, «Труды Московской диалектологической комиссии при ОРЯС Академии наук», вып. 5, 1915

Еремин С. А. и Фалев И. А., Русская диалектология. Хрестоматия, под ред. Е. Ф. Карского, М. — Л., 1928

Каринский Н. М., Очерки языка русских крестьян, М. — Л., 1936. з) Лексикология и словари: Словарь Академии Российской, 6 чч, СПБ, 1806—1822

Словарь церковно-славянского русского языка, сост. Вторым отделением Акад. наук, 4 тт., СПБ, 1847 (изд. 2, 1867)

Даль В.

Толковый словарь живого великорусского языка, тт. I—IV, изд. 2, М., 1880—1882 (изд. 3, под. ред. И. А. Бодуэна де-Куртенэ, СПБ, 1903)

Срезневский И. И., Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам, изд. Академии наук, СПБ, 1890—1911 (3 тт.)

Дювернуа, Материалы для словаря древнерусского языка, М., 1894

Смирнов А. К., Западное влияние на русский язык в Петровскую эпоху, «Сб. ОРЯС», LXXXVIII., № 2, 1910

Преображенский А., Этимологический словарь русского языка, М., 1910—1915 (выходил выпусками, от А до Сулея)

Словарь русского языка, изд. Академии наук СССР (начато новое изд.

старое изд. не закончено, выходило с 1895)

Толковый словарь русского языка, под ред. Д. Н. Ушакова, М., 1935 (вышел т. I). и) Журналы и повр. издания: «Журнал Министерства народного просвещения» («ЖМНП»), СПБ, 1834—1917. См.: Лященко А. И., Указатель статей, помещенных в неофициальной части «ЖМНП» с 1867 г. по 1891 г., СПБ, 1899

Его же, Указатель... с 1892—1900, СПБ, 1903

Его же, Указатель... с 1901—1910, СПБ. 1911

«Русский филологический вестник» («РФВ»), Варшава, 1879—1916. См.: Карский Е. Ф., «РФВ». Указатель 1879—1913, Варшава, 1913

«Сборники Отделения русского языка и словесности Академии наук» (с 1867 г.)

«Известия Отделения русского языка и словесности Академии наук», 1896—1927. См.: Указатель авторов и их статей, напечатанных в «Изв. Отд. русск. яз. и словесности» с 1896 г. по 1927 г., Л., 1928, Русская речь. Сборники статей под ред. Л. В. Щербы. Сб. 1, П., 1923, Новая серия, I, Л., 1927, II, Л., 1928, III, Л., 1928.

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://feb-web.ru/